За кого нас держат нынешние историки?
За кого нас держат нынешние историки?
История, как наука, отличается от художественной литературы тем, что в ней нет места даже для малейших домыслов и выдачи желаемого за действительное.
Прежде всего, абсолютно необходимая преамбула во избежание любых спекуляций о причинах написания данного текста.
Во-первых.
Автор этих строк абсолютно убежден в звериной, человеконенавистнической сущности германского национал-социализма первой половины XX века и в реальности существования у его главарей планов и реальной практики массового уничтожения населения Советского Союза, особенно его славянского большинства.
Во-вторых.
Придерживаюсь мнения, что любые утверждения на этот счет, тем более претендующие на научную достоверность, должны быть скрупулезно выверены и полностью подтверждены оригинальными историческими документами, а не выдумками и якобы благими домыслами «историков новой волны».
Рассматриваю любые попытки «домыслить» отсутствующие документы либо представить под их видом спекуляции позднейших исследователей не просто контрпродуктивными, но и наносящими прямой вред научной системе доказательства гитлеровских преступлений. Ибо такие эрзац-«свидетельства истории» сеют в общественном сознании недоверие к данной теме в целом и сомнения в её общей достоверности.
В-третьих.
Публикации на актуальные исторические темы, которые не сопровождаются исчерпывающей доказательной базой, являются проявлением неуважительного отношения к массовой аудитории и уверенности таких сочинителей в том, что она такого уважения, по причине своей, якобы, малограмотности, в принципе не заслуживает. И потому ей можно предлагать материалы любой степени сомнительности и достоверности.
В-четвертых.
Особенно неприемлемы псевдоисторические спекуляции на самые болезненные и святые для нашего народа темы, авторы которых точно знают о крайней затруднительности их критики именно по этой причине. И используют данное обстоятельство для блокирования любых замечаний и для продвижения, с якобы благими целями, своих далеко не однозначных трудов.
С этих позиций рассмотрим новейшее «историческое открытие», на статус которого явно претендует материал Российского военно-исторического общества, озаглавленный «Полный текст нацистского «плана голода» впервые опубликован на русском языке».
Мы не будем вдаваться в слишком большие подробности данной публикации и сформулируем только несколько основных, на наш взгляд, вопросов к её авторам.
Прежде всего, отметим, что представление полного текста нового исторического документа, пусть даже только как его перевода на русский язык, никак не исключает, а точнее в обязательном порядке требует его верификации в виде публикации копии первоначального оригинала хотя бы в объеме нескольких первых страниц.
Любой иной подход является некорректным с научной точки зрения и сразу ставит под сомнение сам факт существования такого документа как цельного исторического свидетельства. Это общеизвестная норма. Так, например, Министерство обороны России регулярно публикует исторические документы периода Великой Отечественной войны, в обязательном порядке сопровождая их, для полной достоверности, копиями оригиналов.
В рассматриваемом нами случае авторы указанной публикации РВИО почему-то не опубликовали ни одного оригинала того документа, на существовании которого, как цельного исторического свидетельства, они явно настаивают.
Еще раз повторю: речь идет не об отсутствии документальных доказательств немецко-фашистских преступлений на советской земле, в том числе и в форме геноцида населения СССР, подтверждением чему являются уже многочисленные вердикты современных российских судов, но только о степени достоверности вводимого в научный и общественный оборот «документа».
Вызывают вопросы о степени научной культуры данного исследования и некоторые «поясняющие» пассажи его участников:
«Подробности рассказал директор научно-исследовательского фонда «Цифровая история» Егор Яковлев:
– Помимо хорошо известного военного плана Барбаросса, готовился экономический план ограбления захваченных советских территорий. План рождался в неспокойное для третьего рейха время, потому что они серьезно зависели от импорто-продовольствия. Британская морская блокада создавала угрозу для пищевого положения нацисткой Германии. Поэтому они собирались ограбить Советский Союз, вывезя подчистую все зерно. Результатом этого ограбления явилась бы голодная смерть от 20 до 30 миллионов человек.
Идея Гитлера заключалась в том, что постепенно на захваченных территориях поселятся немецкие колонисты. А коренное население Советского Союза должно куда-то деться».
Фотокопия:
Выражения типа «зависели от импорто-продовольствия» и «коренное население Советского Союза должно куда-то деться», мягко говоря, не свидетельствуют о высоком научном уровне данного «экспертного текста». И о необходимом в таких случаях уровне владения научной терминологией и русским языком, как таковым. Выражение «пищевое положение» вызывает ассоциации с проблемами желудочно-кишечного тракта, тогда как в общепринятом общественно-политическом лексиконе обычно используется «продовольственное положение (ситуация)».
Кроме того, вызывает вопросы утверждение г-на Яковлева о том, что в момент подготовки немецкого «плана голода» (май 1941 года)» «британская морская блокада создавала угрозу для пищевого положения нацисткой (так в тексте – ред.) Германии».
Не надо быть крупным историком для того, чтобы хотя бы на основе курса истории средней школы иметь несколько иное представление о данном периоде Второй мировой войны. В мае 1941 года гитлеровская Германия была полновластным хозяином практически всей оккупированной Европы, за исключением СССР. И продовольственных ресурсов этой огромной территории Третьему рейху хватало с избытком.
И уж тем более никакая «британская морская блокада» не могла этому помешать. Просто потому, что сама Британия, после разгромных для неё итогов французской кампании 1940 года, сидела на своих островах тише воды и ниже травы. А немецкие подводные лодки хозяйничали в Северной Атлантике и топили там всё, что двигалось. Такая вот «британская морская блокада».
Возникает такое ощущение, что автор этой фразы просто перепутал две мировые войны. В первой из которых Германия действительно подвергалась серьезной блокаде стран Антанты, а её население испытывало серьёзную нехватку продовольствия.
Неблизкое знакомство автора с данной темой продолжает коробить и в других местах: «…когда вермахт захватит черноземные территории, то все продовольствие с них должно пойти на снабжение вермахта и Третьего рейха – зерно и другие продукты продовольствия должны быть вывезены в Германию для поддержки немецкого обывателя».
Выражение «продукты продовольствия» – это то, что называется «масло масленое». Обычно в русском языке используется словосочетание «продукты питания». Для научного языка также нехарактерны такие просторечные фразы как «…для поддержки немецкого обывателя». Обычно в таких случаях для точности пишут «гражданского населения». Фраза «… снабжение вермахта и Третьего рейха» искусственно отделяет одно от другого, хотя вермахт и был неотъемлемой и вообще главной частью Третьего рейха.
Всё это вроде бы мелочи, но для человека, претендующего на новое слово в науке, подобное совершенно недопустимо.
Далее автор пускается в пространные «доказательства» «несовершенства» советской исторической науки, которая, дескать, так и не сподобилась опубликовать этот документ полностью. Каковой факт, видимо, должен «застолбить» научную приоритетность нынешней публикации. «Публикуемая записка, казалось бы, известно давно. Как документ EC-126, представленный американской стороной, она фигурировала на Нюрнбергском процессе, где обвинитель от США Уитни Харрис дал ей такую характеристику:
«На страницах этого документа раскрывается заранее разработанный план убийства миллионов невинных советских граждан путем голодной смерти. В документе ясно указано, что убийство миллионов невинных было преднамеренным. Документ показывает, что этот план убийства должен был проводиться в таком огромном масштабе, что превосходил все границы человеческого представления» (Нюрнбергский процесс… Т. 4: 282).
Тем поразительнее, что эти красноречивые директивы до сего времени полностью не были переведены на русский язык. Публикация более-менее пространных извлечений из документа состоялась в СССР только в 1987 г. в сборнике «Преступные цели гитлеровской Германии в войне против Советского Союза», причем большая часть текста была опущена, в том числе исчезла одна из самых людоедских фраз («Многие десятки миллионов на этой территории станут излишними и умрут либо будут вынуждены переселиться в Сибирь») (Преступные цели гитлеровской Германии в войне против Советского Союза… 1987: 250–254). Абзац, где она находится в оригинале, был опубликован без этого предложения и даже без отточия перед вырезанным фрагментом.
Второй раз на русском языке отрывки из «Директив» увидели свет в 1991 г., в 4-м томе издания материалов Нюрнбергского процесса, но не как отдельная публикация, а внутри речи У. Харриса, который цитировал ее перед высоким судом (Нюрнбергский процесс… Т. 4: 282). Неудивительно, что этот важнейший текст оставался и до сих пор остается практически невостребованным в отечественной историографии.
Даже на сайте государственного проекта «Преступления нацистов и их пособников против мирного населения СССР в 1941–1945 гг.» до сего дня приведены лишь выдержки из нее. В извлечениях, например, полностью опущено описание системы сельхозэкспорта Российской империи и указание на рост населения СССР как на первостепенный фактор резкого уменьшения излишков зерна для вывоза на внешние рынки. Между тем именно из этих рассуждений вытекал нацистский тезис о голодной смерти миллионов граждан Советского Союза при насильственном возврате к экспортной модели 1914 г.»
В отличие от Егора Яковлева, мне довелось быть современником советской исторической науки и даже учиться в то время на историческом факультете университета. Так вот, на основе личных наблюдений того времени, у меня сложилось о советских научных исследованиях в области истории совершенно противоположное впечатление. Которое заключается в том, что при работе с историческими документами от историков, в том числе и от нас студентов, требовались максимальные скрупулезность и ответственность. Не допускалось никаких натяжек, домыслов, попыток выдать желаемое за действительное. Любая адресация к документу обязательно требовала наличия проверяемой ссылки, что само по себе исключало любой подлог.
В том, что г-н Яковлев видит чуть ли не систематические недоработки и манипуляции советской исторической науки, я вижу нечто совершенно иное. А именно строжайшую научную дисциплину и категорическую невозможность использовать в качестве «исторических документов» не верифицированные в качестве таковых записки позднейших комментаторов.
Именно это и было главной причиной того, что добросовестные историки советского периода никак не могли опубликовать в целостном виде тот документ, которого в их распоряжении не было. И все их выводы по данной теме были основаны на отдельных фрагментах, идентификация которых была возможной.
Что же касается нынешнего «открытия», то здесь просматривается совершено иная, не вполне научная, мягко говоря, технология. В виде использования именно позднейших интерпретаций, а не самого документа, что дает возможность для самого широкого, но, увы, не строго научного толкования данной темы.
Между тем, история, сильно разбавленная подобной беллетристикой, это совсем не то, что нам сегодня нужно. Поскольку подобного сорта литература не только не укрепляет нашу убежденность в исторической правоте борьбы с нацизмом, но и своей явно недостаточной доказательной базой может заронить зерна сомнений в нашу и без того сильно взрыхленную западной пропагандой ментальную почву.
И особенно недопустимы подобного рода сниженного качества «научные инновации» в настоящее время. Когда идеологическая и информационная война с Западом достигла такой интенсивности, что любой «прокол» с нашей стороны оборачивается его победой.
P.S. Готов немедленно взять назад все критические замечания к данному событию и принести извинения всем к нему причастным, как только они возьмут на себя труд опубликовать фотокопию хотя бы одной титульной страницы «открытого» ими документа, подтверждающую сам факт его существования.