30 сентября 2023 1357

Продолжаем цикл «Африка в русской литературе». 

«Только что пробил колокол. Было шесть часов прелестного тропического утра на Атлантическом океане. <…> Как-то торжественно безмолвно кругом. Только могучие светло-синие волны, сверкая на солнце своими серебристыми верхушками и нагоняя одна другую, плавно переливаются с тем ласковым, почти нежным ропотом, который точно нашептывает, что в этих широтах, под тропиками, вековечный старик океан всегда находится в добром расположении духа. Бережно, словно заботливый нежный пестун, несет он на своей исполинской груди плывущие корабли, не угрожая морякам бурями и ураганами.

Пусто вокруг! Не видно сегодня ни одного белеющего паруса, не видно ни одного дымка на горизонте. Большая океанская дорога широка.

Изредка блеснет на солнце серебристою чешуйкой летучая рыбка, покажет черную спину играющий кит и шумно выпустит фонтан воды, высоко прореет в воздухе темный фрегат или белоснежный альбатрос, пронесется над водой маленькая серая петрель, направляясь к далеким берегам Африки или Америки, и снова пусто. Снова рокочущий океан, солнце да небо, светлые, ласковые, нежные.

Слегка покачиваясь на океанской зыби, русский военный паровой клипер “Забияка” быстро идет к югу, удаляясь все дальше и дальше от севера, мрачного, угрюмого и все-таки близкого и дорогого севера».

Так начинается рассказ «Максимка» (1896) из сборника «Морские рассказы» прозаика-мариниста Константина Станюковича (1843-1903), ныне не то чтоб забытого, но как-то расточительно отодвинутого то ли во второй, то ли в третий ряд книжной полки, каких-нибудь «Панаева и Скабичевского». Слишком много в России хороших писателей, и нам следует быть памятливей и внимательней. Меж тем в марте с. г. исполнилось 180 лет со дня рождения Константина Михайловича, а в мае – 120 лет со дня кончины.

Рассказ «Максимка» – о чернокожем мальчонке, которого приютили на своем корабле русские матросы, окружив теплом, на какое способно любящее русское простодушное сердце.

Сюжет этой истории вкратце таков. По Атлантическому океану плыл русский корабль. Смотрящий увидел за бортом человека, привязанного к обломку мачты какого-то судна. Потерпевшего удалось спасти. Оказалось, это чернокожий мальчик. Когда он стал себя лучше чувствовать, то рассказал, что до кораблекрушения прислуживал на бриге «Бетси», перевозившем рабов из Африки. Мальчику было десять-одиннадцать лет, он был сиротой и служил капитану, который звал его исключительно «бой» и ежедневно избивал за любую провинность. Негритенок всего боялся, словно забитая собачонка. Русские матросы пригрели настрадавшегося «арапчонка», назвали Максимкой. Трогателен эпизод, когда Максимке принесли его новую одежду. Мальчик был изумлен и рад, поскольку прежде не знал такой заботы. Особо трогает образ матроса Ивана Лучкина, по-отечески привязавшегося к мальчишке.

Иллюстрация к рассказу К. М. Станюковича «Максимка»

Когда клипер, шесть дней переждав непогоду, все же направился к южно-африканскому порту Кейптауну (автор называет его Каптоном), Максимка стал уговаривать русских моряков не высаживать его в порту, потому что он «люски матлос, да, да, да…».

«…Лучкин пошел к боцману, и просил его доложить о просьбе команды старшему офицеру, и прибавил:
– Уж ты, Егорыч, уважь, не откажи… И попроси старшего офицера… Максимка сам, мол, желает… А то куда же бросить бесприютного сироту на Надежном мысу. И вовсе он пропасть там может, Егорыч… Жаль мальчонку… Хороший он ведь, исправный мальчонка.
– Что ж, я доложу… Максимка мальчишка аккуратный. Только как капитан… Согласится ли арапского звания негру оставить на российском корабле… Как бы не было в этом загвоздки…
– Никакой не будет загвоздки, Егорыч. Мы Максимку из арапского звания выведем.
– Как так?
– Окрестим в русскую веру, Егорыч, и будет он, значит, русского звания арап.
……..
– Вся команда тоже просит за арапчонка, ваше благородие… А то куда его бросить? Жалеют… А он бы у нас заместо юнги был, ваше благородие! Арапчонок исправный, осмелюсь доложить. И ежели его окрестить, вовсе душу, значит, можно спасти…»

И вот последние строки этого чисто русского по сердечности и духовности рассказа, который следовало бы ввести в школьную программу по литературе: 

«Через неделю “Забияка” ушел с мыса Доброй Надежды, и вскоре после выхода Максимка был не без торжественности окрещен и вторично назван Максимкой. Фамилию ему дали по имени клипера – Забиякин.

Через три года Максимка вернулся на “Забияке” в Кронштадт четырнадцатилетним подростком, умевшим отлично читать и писать по-русски благодаря мичману Петеньке, который занимался с ним.

Капитан позаботился о нем и определил его в школу фельдшерских учеников, а вышедший в отставку Лучкин остался в Кронштадте, чтобы быть около своего любимца, которому он отдал всю привязанность своего сердца и ради которого уже теперь не пропивал вещей, а пил “с рассудком”».

В 1953 г. на экраны советских кинотеатров вышел сразу полюбившийся зрителям художественный фильм «Максимка», снятый на Киевской киностудии режиссером В. Брауном (сценарий Г. Колтунова) по мотивам одноименного рассказа К. Станюковича, а также его повести «Вокруг света на “Коршуне”».

Для сравнения дадим краткое изложение советского сценария. Матросы корвета «Богатырь» снимают с обломков разбитого штормом американского работоргового корабля мальчика-негра. Запуганный и забитый работорговцами, негритенок находит в русских матросах добрых и отзывчивых людей. Вскоре мальчик, прозванный матросами Максимкой, становится любимцем всей команды. Особенно горячо привязывается к мальчику матрос Лучкин (роль изумительного Бориса Андреева). Любовь к Максимке помогает Лучкину, стремившемуся утопить в вине тяжкое чувство обиды, нанесенной ему самодуром-помещиком, вновь обрести смысл и цель существования. Негритенок платит своему старшему русскому другу нежной привязанностью. Он деятельно помогает команде «Богатыря» вызволить Лучкина из заточения на американском судне, куда его насильно затащили вербовщики рабочей силы. За проявленную находчивость и мужество при спасении Лучкина капитан «Богатыря» приказывает зачислить Максимку в команду корвета и присваивает ему фамилию Богатырев. Так Максимка становится юнгой русского флота.

В ленте задействованы звезды советского экрана Николай Крючков (боцман Тарас Матвеич), Вячеслав Тихонов (лейтенант Александр Иванович Горелов), Марк Бернес (корабельный врач) и целый ряд замечательных актеров.

Кадр из фильма «Максимка»

Главную роль в фильме замечательно сыграл чернокожий лучезарный мальчишка – школьник Толя Бовыкин, о биографии которого следует сказать особо. Родился он 8 июля 1943 г. и проживал с матерью и старшим братом Николаем на окраине Архангельска. Мать, Александра Петровна Бовыкина (ум. в 2003 г.), работала в порту, отец – американский матрос одного из судов арктических конвоев, доставлявших в СССР в рамках программы ленд-лиза стратегические грузы, предположительно, погиб в составе конвоя, уничтоженного немецкой авиацией.

В 1952 г. девятилетний Толя был приглашен на съемки в Одессу, куда приехал вместе с мамой. Роль темнокожего мальчика-раба в фильме «Максимка» оказалась для Толи Бовыкина единственной. В 1958 г., через пять лет после выхода «Максимки» на экраны, Толя, который всегда был озорным и непоседливым, из шалости прицепился к движущемуся грузовику, но не удержался, сорвался на большой скорости и сильно ударился головой. От чего развилась водянка, которая и стала причиной смерти пятнадцатилетнего юноши. Похоронен он в Архангельске на кладбище «Фельшинки». В 2018 г., к 60-летию со дня смерти Толи, на могиле был установлен новый памятник.

В советские годы в Украинской ССР выпускались шоколадные конфеты «Максимка» с темнокожим мальчишкой на обертке. В Туапсе в одном из детских парков был установлен памятник Максимке.

Мы помним, что советское кино не раз обращалось к теме расового неравенства и сострадания к угнетаемым или притесняемым людям с черным цветом кожи. Чего стоит одна кинокартина «Цирк» (1936), с неповторимой Любовью Орловой, которую с любовью запечатлевал в своих кинолентах режиссер Григорий Александров. Почти никто не назовет авторов сценария этого фильма, их нет и в титрах. Меж тем, это лучшие литературные перья молодой страны Советов. Фильм снят по сценарию, основанному на пьесе Ильи Ильфа, Евгения Петрова и Валентина Катаева «Под куполом цирка», написанной знаменитым трио для Московского мюзик-холла. Писатели потребовали убрать свои имена из титров ленты из-за несогласия с режиссерской трактовкой.

***

В связи с «африканской темой» вспомним и маленький рассказ К. Станюковича 1898-го года – «Матросик». 

Начало: «Двое суток русский военный клипер “Жемчуг” “штормовал”, как говорят моряки. Двое суток он выдерживал жестокий ураган в Индийском океане, вблизи западного берега Северной Африки, встретив врага со спущенными стеньгами, под несколькими штормовыми парусами, с наглухо задраенными люками и с протянутыми на верхней палубе леерами. Положение было серьезное.

В те ужасные долгие часы, когда ураган напрягал все свои силы, с диким воем потрясая мачты и завывая в трепыхавшихся снастях, и когда громадные, высокие и пенящиеся волны с бешенством нападали на маленький клипер со всех сторон, вкатываясь верхушками на палубу, и кидали его, словно щепку, готовые его поглотить, – в такие часы, казавшиеся вечностью, смерть витала перед глазами моряков. Эти водяные горы казались неминуемой общей братской могилой. И сердца даже бывалых и мужественных людей замирали в предсмертной тоске, хотя лица их и были сурово-спокойны и напряженно-серьезны. <…> А между тем ураган мог отнести клипер к берегам Африки, берега же эти были негостеприимны. Много рифов и подводных мелей было около них, и “Жемчуг”, избавившись от одной опасности, легко мог набежать на другую, едва ли не худшую».

Главный герой рассказа – уроженец одной из северных губерний Илья Кушкин еще с отрочества плавал по бурному Ладожскому озеру и, поступив на службу и будучи назначенным в кругосветное плавание на «Жемчуг», быстро стал хорошим матросом. Интересен и показателен его рассказ о том, как он оказался на флоте:

«Этот самый парень, заместо которого я пошел, братцы, только что поженился и очень приверженный к земле был мужик… Коренной в семье. Без его – разор был бы. И так, братцы вы мои, убивались по нем отец с матерью да супруга, значит, евойная, что жалость взяла. Мне, думаю, что? Одинокий сирота, живу в работниках… Ну таким родом и явился я к барину и в ноги: “Дозвольте, мол, в некрута вместо Васьки Захарова!” Барин даже очень был доволен… Вот она, братцы, какая причина!»

На расспросы любопытствовавших сослуживцев, взял ли он с благодарной семьи какой-никакой магарыч, бесхитростный Матросик ответствовал: «То-то не взял. Бедные мужики эти Захаровы… Как с их взять? Однако угощение принимал – страсть угощали, братцы. А молодая баба, Васькина жена, так та мне две рубахи ситцевые справила. “Вовек, – говорит, – не забуду, Илья, что ты моего мужика при мне оставил”. Небось, люди добро помнят!»

Когда «Жемчуг» остановился, врезавшись в скальную гряду африканского берега, «и беспомощно стал биться, словно птица, попавшая в силки», и его стала через пробоину заполнять вода, лишь этот самый «маленький чернявый Матросик» изо всей команды вызвался, как заметил капитан, «спасти всех нас».

«Куда тебе!.. Ты сейчас же утонешь!
– Не извольте беспокоиться, вашескобродие… Я к воде способен. Плаваю, вашескобродие!
– И хорошо?
– Порядочно, вашескобродие! – скромно ответил Матросик, бывший превосходным пловцом.
– Но ты знаешь, чем рискуешь?
– Точно так, вашескобродие!
– И все-таки желаешь?
– Буду стараться, вашескобродие! Как для людей не постараться! – просто прибавил он.
– Ты будешь нашим спасителем, если подашь конец… С богом! От имени всех спасибо тебе, Матросик! – проговорил взволнованно капитан.

Матросик разделся догола, надел пробковый пояс и обвязался концом.

Когда все было готово, он низко поклонился всем и дрогнувшим голосом произнес:
– Прощайте, братцы!
– Прощай, Матросик!

Все смотрели на него как на обреченного.

Он бросился в волны».

Матросик действительно плыл хорошо, ловко, но волна смертельно ударила героя о скалу. Он успел передать конец каната на берег арабам, команда спаслась. «Все крестились и отдавали последнее целование Матросику. А в это время “Жемчуг” исчезал под волнами».
‎
Потрясающая русская судьба. Великая по состраданию русская литература, которую Томас Манн справедливо назвал святой.

***

Константина Михайловича Станюковича называют «флагманом русской морской литературы». Он написал много романов, повестей и очерков на современные ему темы общественной жизни, но в русскую литературу вошел, прежде всего, как писатель-маринист.

К. М. Станюкович

Кто же он, этот «Айвазовский слова»? 

Родился в 1843 г. в Севастополе в семье адмирала Михаила Николаевича Станюковича, коменданта севастопольского порта, военного губернатора города. Седьмой ребенок из восьми. Уже в 11 лет мальчик участвовал в Крымской войне 1854–1856 гг. исполняя обязанности курьера при отце-адмирале, а потому нередко видел легендарных адмиралов Корнилова и Нахимова, был в 13 лет награжден серебряной медалью на Георгиевской ленте «За защиту Севастополя».

Рано начал писать стихи, мечтал посвятить себя литературе. Однако строгий отец желал видеть Костю морским офицером. В 1856 г. мальчик был зачислен кандидатом в Пажеский корпус в Петербурге, а через год переведен в Морской кадетский корпус. Семнадцатилетним юношей совершил кругосветное путешествие на корвете «Калевала». Потом плавал на кораблях русского военного флота, ходил к берегам Африки, Америки, Индии и Китая.

Морской офицер, вышедший в отставку молодым лейтенантом, К. Станюкович в 1867 г. год проработал в управлении Курско-Харьковско-Азовской железной дороги (в советский период ЮЖД), живя в это время то в Курске, то в Харькове.

Оставивший флот против воли отца и оказавшийся без средств, Станюкович некоторое время учительствовал во Владимирской губернии. Тогда же началось его сотрудничество с газетами и журналами. В произведениях писателя прочитывалось осуждение социальной несправедливости того времени и даже надежды на свержение самодержавия. В результате Станюкович был арестован и выслан в Сибирь на три года – с 1885-го по 1888-й. В глуши, вдали от морских берегов, он начал изобильно писать блистательные маринистские рассказы – «Василий Иванович», «Беглец», «Грозный адмирал», «В шторм», «Морской волк» и другие. После их публикации имя Станюковича стало широко известным во всей Российской Империи. В итоге писатель снискал заслуженную славу и почитание – как в России, так и в Европе.

К морским рассказам примыкает повесть «Севастопольский мальчик», напечатанная незадолго до смерти писателя. Содержание ее связано с воспоминаниями о Севастопольской обороне 1854–1855 гг.

Константин Михайлович много болел, долгие годы, продолжая литературную деятельность, посещал лечебницы и курорты в Крыму и Европе, скончался в 1903 г. в Италии, был похоронен в русской зоне кладбища Поджореале в Неаполе. Самый большой венок у гроба писателя венчала надпись «Станюковичу от русских».

Могила Станюковича на муниципальном кладбище Поджиореале, русская зона. Неаполь

Согласимся с критиком: «Правдиво и ярко, с мастерством крупного художника, Станюкович изобразил быт старого русского флота; с большой теплотой и сочувствием нарисовал образы русских моряков, их мужество, находчивость и отвагу».

Морские рассказы писателя и поныне остаются лучшими художественными документами о прошлом русского флота.

За то поклон – Станюковичу от русских.

Средняя оценка: 3.5
Проголосовало: 30