Как донская казачка стала «крестной матерью» советского пенициллина

24 октября 1898 года родилась Зинаида Ермольева, вошедшая в историю, как всемирно известный микробиолог, наладившая в СССР в годы войны выпуск жизненно важного антибиотика.

Об этой удивительной женщине писали книги еще при жизни – она стала прототипом Татьяны Власенковой, главной героини романа популярного советского писателя Вениамина Каверина. Автора не менее знаменитых «Двух капитанов», фраза из которых «бороться и искать, найти и не сдаваться!» стала жизненным принципом множества самых отважных и настойчивых в достижении заветной цели людей.
Зинаида Ермольева, без сомнения, тоже была таким человеком. Правда, в отличии от героини «Открытой книги», росла девочка не в бедной семье, подрабатывая с детства служанкой в трактире. В этом Каверин слегка подправил ее биографию, сделав сюжет несколько напоминающим историю «Золушки», добившейся многого в жизни, начав с самого нуля. Впрочем, таких реальных историй в СССР было множество – победа Революции открыла массу возможностей роста для выходцев из самых бедных семей.
На самом деле, Ермольева родилась в семье казачьего офицера, перешедшего впоследствии на гражданскую работу служащего железной дороги. И это достаточно яркий пример того, что Советская власть отнюдь не рассматривала всех донских казаков в качестве «контрреволюционных элементов» (как это любят выставлять ее критики), только и мечтая уничтожить всех казаков при первой возможности. Так что им, бедным, только и оставалось, что идти сначала к «белым», а с началом Великой Отечественной – в услужение к Гитлеру, в коллаборационистские казачьи подразделения Краснова и Шкуро. На самом деле, у всех лояльных советским граждан была возможность достигнуть любых высот – честным трудом на благо Родины.   
Рано осиротев, Зина получила возможность учиться в Новочеркасской гимназии, благодаря усилиям матери. Но учились-то там многие, не все, однако, закончили ее с золотой медалью. И даже с фактическим эквивалентом вузовского диплома, дающего юной Зинаиде Ермольевой право преподавать в школе.

***

Впрочем, сугубо педагогическая стезя девушку не привлекала – она мечтала стать врачом. Тогда это было почти невозможно – из-за Первой мировой войны на медицинские факультеты Российской империи принимали только юношей, с «прицелом» на их возможное использование в качестве военных врачей.
Однако абитуриентке повезло: в Ростов эвакуировался из Варшавы Женский медицинский институт, и в 1916 она стала его студенткой. С самого начала Ермольеву увлекла микробиология. Наука не только интересная, но и крайне небезопасная при тогдашнем уровне медицины. 
Антибиотиков для гарантированного излечения вызываемых микроорганизмами болезней тогда не существовало. Так что при малейшей оплошности (например, случайно разбитой пробирки с культурой возбудителя) возникал вполне реальный риск для жизни исследователя.
Но, похоже, Зина Ермольева не зря была дочерью казака, трусов среди которых не было по определению – такие в пограничных станицах обычно не выживали. Она не просто не боялась риска заражения, но однажды, всего в 24 года, даже осознанно выпила обнаруженный ею «светящийся вибрион» холеры, чтобы доказать его болезнетворность. Опыт оказался успешным, правда, ценой тяжелого заболевания, едва не закончившегося смертью героини…
Как и гимназию, Ермольева окончила ВУЗ на отлично – с «красным дипломом». После чего тут же была оставлена там преподавателем, а чуть позже ее стали назначать на все более важные руководящие должности в научно-исследовательских учреждениях. Уже в 1925 году талантливую девушку перевели в Москву – заведующей отделом Института Биохимии Наркомздрава.
На этой работе она не только раскрывала все новые и новые тайны микромира, но и продолжала совершенствоваться как учёный. Не раз она бывала в длительных зарубежных командировках. В частности, стажировалась в таких всемирно известных центрах, как Институт Пастера в Париже и Институт Роберта Коха в Берлине.
Уже в 1935 году Зинаиде Виссарионовне была присуждена степень доктора медицинских наук. Причем, что особенно примечательно, без формальной защиты диссертации, а по совокупности имеющихся достижений. Как это принято называть в научном мире «Honoris causa» («за заслуги» или «ради чести») –доля таких докторов во всем мире составляет ничтожно малую часть от общего числа обладателей ученых званий, что только подчеркивает их исключительность.
Основным направлением деятельности лаборатории ученой в довоенный период было изучение холеры. А результатом – получение новейших методик бактериологической диагностики этой «особо опасной инфекции», а также выведение специальных холерных «бактериофагов». То есть вирусов, поражающих лишь бактерии и тем самым способствующих излечению заболевших людей.
К слову сказать, именно за эти работы Ермольева получила в 1943 году Сталинскую премию первой степени, которую, впрочем, тут же отдала на постройку истребителя Ла-5, после отправки на фронт летавшего в бой с ее именем на фюзеляже. 
Высокой награды ученая, кстати, была удостоена не только за чисто научную деятельность. Но еще и за настоящее мужество, незаурядные организаторские способности, когда в осажденном немцами Сталинграде она фактически возглавила противоэпидемическую работу, направленную против все учащающихся вспышек холеры, и даже умудрилась наладить в полуразрушенном городе под непрерывными обстрелами массовое производство того самого холерного бактериофага!

***

Но, конечно, наибольшую известностью Зинаида Ермольева получила благодаря работам, связанным с получением отечественного пенициллина. 
Хрестоматийным считается его изобретение англичанином Александром Флемингом в 1929 году. Однако, получая в 1945 году Нобелевскую премию за открытие, он не зря сказал в положенной при церемонии речи:
«Говорят, что я изобрел пенициллин. Но ни один человек не мог его изобрести, потому что это вещество создано природой. Я не изобретал пенициллин, я всего лишь обратил на него внимание людей и дал ему название».
Действительно, антибактериальные свойства плесневых грибков были известны еще древнеегипетскому врачу Имхотепу в XV веке до нашей эры! О них же писал на рубеже X века великий средневековый врач Востока Авиценна (Ибн Сина), в 70-х годах XVIII века на них обращали внимание один из основоположников «асептики» Листер, его соотечественники-англичане Уильям Роберт и Джон Тиндалль, русские врачи Манассеин и Полотебнов.
В 1896 г. итальянец Баpтоломео Гозио выделил из культурной жидкости грибка Penicillium brevicompactum кристаллическое соединение – микофеноловую кислоту, подавляющую рост бактерий сибирской язвы.  Были и другие исследователи, вплотную подходившие к созданию антибиотиков в качестве лечебного средства. 
По большому счету, Флеминг тоже лишь «подошел вплотную» к решению проблемы. Но так и не смог сделать последний, решающий шаг, выделив препарат, способный не просто долго сохраняться, но и который можно было бы вводить внутрь организма больного. 
А все опыты ученого по пенициллину касались только его наружного применения, даже когда им лечили затянувшийся гайморит у одного из помощников Флеминга. По сути, речь шла лишь о «носовых каплях» с антибиотиком. Ну так для наружного применения с не меньшим успехом используются и «растительные антибиотики» – известные с древнейших времен настои подорожника, зверобоя, ромашки, эвкалипта и т.д. 

***

Первыми же людьми, реально выделившими пригодную к внутреннему применению форму пенициллина, стали австралиец Говард Флори и немец Эрнст Чейни, к тому времени уже работавшие в Англии. И произошло это лишь в 1941 году!
Увы, первая полученная ими доза была настолько мизерной, что ее не хватило для завершения курса лечения даже одного-единственного пациента – погибавшего от заражения крови лондонского полицейского. И после кратковременного улучшения больной все же умер…
Примечательно, что и британское правительство, и местные фармацевтические компании, финансировать разработку методов массового производства революционного препарата отказались. Расхожим объяснением ныне является ссылка на то, что Британия вела войну, и денег в бюджете не было… Это у все еще огромной колониальной империи, тянущей соки со своих колоний во всем мире «не было денег»?! На разработку, которая могла спасти сотни тысяч раненных солдат, вернув их в строй, вместо тяжелой инвалидности или смерти?
Да просто у «больших боссов» – что госаппарата, что бизнеса – не хватило чутья в отношении крайне выгодного проекта. Кстати, не только у них – в том же Третьем Рейхе изверги-садисты в белых халатах продолжали ставить варварские эксперименты на узниках концлагерей, пытаясь усовершенствовать уже известные, но менее эффективные сульфаниламидные препараты, но на тот же пенициллин внимания так и не обратили. Даже не попытались наладить его производство, украв технологию у американцев.

***

К слову сказать, ныне Зинаиду Ермольеву сплошь и рядом обвиняют как раз в использовании этого самого «промышленного шпионажа». Дескать, доблестные советские разведчики добыли за рубежом все, что было надо для развертывания производства в СССР, а ученая лишь выступила «ширмой» для легализации этого процесса.
Одним из ярчайший образцов такого жанра является, например, эта статья.
Правда, подобно многим другим «развенчателям советских мифов» (что о «Молодой гвардии» в Краснодоне, что о Зое Космодемьянской, что об Александре Матросове и так далее) автор допускает распространенную в этом жанре ошибку – помещая тезис, абсолютно дезавуирующий весь смысл подобный опусов.
«Нами обнаружено несколько писем проф. Н. Бородина, доктора биологических наук, согласно легенде, находившегося в Великобритании в командировке с целью изучения производства эндокринных препаратов. Ограничимся лишь небольшой выдержкой из одного его письма, откровенно характеризующей его деятельность: « …мне удалось сфотографировать в течение ночи совершенно секретный индекс 610 совершенно секретных работ по химии пенициллина… разумеется без ведома Флори и Чейна… Посылаемый материал дает полную информацию о всех работах, проделанных по химии пенициллина и его дериватов по 27.11.1945 и является государственной тайной США и Англии».

Можно было бы рукоплескать и профессиональной работе сотрудников нашей разведки и либеральным критикам «якобы советских достижений», если бы не один нюанс. Цитированное письмо датировано концом 1945 года. В то время, как начало массового производства пенициллина в СССР началось минимум годом раньше – в 1944-м! А «экспериментальное» – и того раньше.

«В итоге интенсивной работы коллектива микробиологов НИИ эпидемиологии и гигиены Красной Армии (Киров) уже в 1944 году была разработана технология промышленного производства пенициллина глубинным способом, которая была сразу же передана в гражданские институты и предприятия Министерства здравоохранения и пищевой промышленности.
<…>
Созданная технология глубинного получения пенициллина обеспечивала накопление антибиотика в среднем в количестве до 256 оксфордских единиц (ОЕ) в 1 см3 культуральной жидкости при снижении потерь пенициллина в процессе ферментации до 3,5%. Продолжительность культивирования составляла 6—8 суток. 3а кратчайший срок (2 месяца) специалистами института было выпущено 10 тонн нативного пенициллина.
<…>
В результате этого обеспечивалась возможность получения сухого порошкообразного готового препарата пенициллина в количестве 65% от нативного, содержащего 800—1300 ОЕ/мг, не вызывающего побочных эффектов и легко переносимого больными при парентеральном введении в больших дозах».

65% от полученных (всего за 2 месяца!) 10 тонн – это 6,5 тонны или 6,5 млн миллиграмм препарата, в целом около 7 млрд. единиц. Такого количества и ныне будет достаточно для лечения сотен больных, а ведь на заре появления пенициллина величина его лечебной дозы начиналась не с миллиона, как сейчас, а с всего лишь десятков (!) единиц. И за каждым таким применением во фронтовых госпиталях были вылеченные от заражения крови с почти неизбежной смертью раненные бойцы, спасенные от ампутации из-за начинающейся гангрены ноги. 80% солдат, проходивших по графе «санитарные потери», были возвращены в строй. 
Сам же этот «глубинный метод» применялся в институте еще с 1935 года – правда, для производства других, вакцинных препаратов. Так что для его модификации под пенициллин и потребовалась напряженная работа коллектива под руководством профессора Ермольевой, начатой по заданию правительства в 1942 году.
Сыграла ли какую-то роль в этом решении наша зарубежная разведка? Вполне возможно. Но в этом – только лишний «плюс» в адрес руководства СССР! Сразу оценившего перспективы и важность нового вида лекарств – то, чего в упор не желали видеть ни Черчилль (хотя ему и разведка была для этого не нужна – ученые сами к нему с предложениями ломились), ни Гитлер.

***

Возвращаясь к лживому тезису о «присвоении Ермольевой иностранных разработок, доставленных ей спецслужбами». Он не выдерживает никакой критики и в связи с рядом многих других моментов. 
Ведь если «разведка получила исчерпывающие данные», то чего ради в московской лаборатории сотрудники последовательно проверяли 93 разных штамма грибка Penicillium – чтобы остановиться на первом подходящем для получения стойкого антибиотика Penicillium crustosum? При том что к 1942 году «оксфордская группа» во главе с Флори и Чейном переехала в США, где тамошняя «бигфарма» заинтересовалась их открытием. И уже работала с другим подходящим штаммом – Penicillium chrysogenum, в конце концов ставшим «золотым стандартом» для получения этого антибиотика.
Тем более что данный штамм этого грибка произрастает на начавшей гнить… среднеазиатской дыне! То есть фрукта, мягко говоря, куда более «эндемичного» для советских республик Средней Азии, чем для берегов Туманного Альбиона или Северной Америки. А Ермольева при этом зачем-то исследовала плесень, полученную на стенках московских бомбоубежищ… 
Так что не было никакой «кражи секретных технологий». Максимум – нашей разведке в первые годы Великой Отечественной удалось узнать о самом факте открытия пенициллина и общем виде (но не конкретном штамме!) грибка, из которого его удалось получить Флори и Чейну. Остальное Ермольевой с помощниками пришлось изобретать параллельно и самостоятельно. 
Кстати говоря, полученный ими еще в 42-43 гг. «крустазин» по антибактериальной активности превосходил «американский» пенициллин. Но, что да – то да, имел некоторые не самые приятные (хоть и несмертельные!) побочные эффекты вроде частого повышения температуры у пациентов. 
Ну так ведь антибиотиков (даже сейчас!) без «побочки» (часто даже куда более серьезной, вроде, например, глухоты после применения гентамицина, нарушения роста костей у детей после ципрофлоксацина и т.д.) не существует в природе! Чтобы в этом убедиться, достаточно внимательно прочесть инструкцию любого такого препарата, особенно импортного производства. Размером обычно с небольшую «простыню», где эти побочные эффекты и возможные осложнения скрупулезно перечисляются, да еще и мелким шрифтом.
Так что для наших раненных бойцов и первоначальный «ермольевский» «крустазин», полученный еще в 1943 году, все равно был спасением от смерти и инвалидности! Что, конечно, ничуть не помешало той же Ермольевой поменять в дальнейшем грибковый штамм на тот, что продуцировал более «комфортный» для применения антибиотик.
Тем не менее это были советские разработки и советские же технологии! А что потом, уже после войны, по некоторым сведениям, США продали СССР несколько заводов по производству пенициллина – ну так что с того? Советской фармации требовалось нарастить производство антибиотиков в разы и в кратчайшие сроки, отчего не купить оборудование сразу по импорту, вместо того чтобы ждать, пока его произведут собственные предприятия? Тем более что цена на него не была столь же «несусветной», как «заломленная» американцами в 1944 году (20 млн долларов). Ведь они знали, что собственный пенициллин в Союзе уже производится, и их завод для нас важен, но не столь критичен, как раньше.

***

В дальнейшем профессор Ермольева посвятила себя исследованием антибиотиков. Возглавляла отдельный НИИ, была заведующей отделов других институтов, заведующей кафедрой в Институте усовершенствования врачей. Под ее руководством были получены ряд новых антибиотиков, универсальный противовирусный препарат интерферон.
В 1945 году ученую заслуженно избрали член-корреспондентом Академии медицинских наук СССР, спустя 16 лет – ее действительным членом. Среди ее наград – два ордена Ленина, Орден Трудового Красного Знамени, орден «Знак почета». До последнего дня Зинаида Виссарионовна занималась работой, уйдя из жизни неожиданно, в 76 лет, на следующий день после прочитанного очередного доклада на научной конференции. 
Память о ней увековечена не только в названиях улиц и мемориальных досках. Первый фильм по книге Каверина «Открытая книг» был снят еще при жизни Ермольевой – в 1973 году, затем в 1977 был снят еще более известная 9-серийная лента, не раз демонстрировавшаяся и по советскому, и по российскому телевидению.
И поныне отважная девочка-казачка, ставшая всемирно известным корифеем медицины, заслуженно остается одной из самых известных женщин-ученых великой страны…