Тегеран-43: «Хочешь победы – готовься к миру!»

Первая в истории встреча Сталина с лидерами союзников по антигитлеровской коалиции не просто приблизила крах фашизма, но и не позволила украсть у нас победу, наметив устраивающие СССР контуры послевоенного мира.

Многим известно латинское крылатое выражение – «Si vis pacem, para bellum» («хочешь мира, готовься к войне»). Однако осень 1943 года показала, что не менее актуальным может быть и обратная «максима»: «хочешь победить – готовься к миру».
В первую очередь, это, конечно же, относилось к Советскому Союзу, уже вынесшему на себе наибольшую долю жертв и лишений новой мировой войны, благодаря чему ее ход был переломлен в пользу антигитлеровской коалиции.
Нет никаких сомнений, что Красная Армия могла и в одиночку полностью разгромить Третий Рейх. После того, как закончилась провалом его последняя крупная наступательная операция на Курской дуге – сил у фашистского режима оставалось лишь на более-менее активную оборону. Пусть и знаменуемую периодическими контрударами. Впрочем, не отменявшими необходимость для Вермахта постоянного отступления, обычно обозначаемого геббельсовскими пропагандистами эвфемизмом «выпрямление линии фронта».
Печальные перспективы для Гитлера не были секретом и для англо-американцев. Недаром уже на конференции в Квебеке осенью 43-го Рузвельт полушутя-полувсерьез обронил: «Если мы не откроем «второй фронт» в Европе в следующем году, потом это может уже и не понадобиться».
Так что хотя вопросы тактики дальнейшей войны с Германией все еще и были актуальны для всех конфликтующих сторон, но все большее значение приобретала послевоенная стратегия. С главным вопросом, звучащим примерно так: «Как жить дальше?».
По сути, именно в русле возможных вариантов ответа на этот вопрос искались взаимоприемлемые компромиссы и по важным военно-тактическим вопросам. Того же «второго фронта», например.

***

С одной стороны, и Вашингтон, и Лондон, в принципе, были бы совсем не прочь выступить в роли «мудрой обезьяны, сидящей на ветке, и наблюдающей, как внизу ожесточенно дерутся два тигра». Восточная притча, получившая широкую известность спустя несколько десятков лет благодаря китайскому лидеру Мао Цзе Дуну.
В конце концов, вице-президент США Гарри Трумэн еще с началом Великой Отечественной войны с крайним цинизмом отмечал, что, дескать, пока побеждает Германия, американцы должны поддерживать СССР, а вот когда верх будут брать «Советы», помощь должна будет сменить свой вектор.
Так что дождаться ситуации, когда Вермахт и РККА взаимно обессилят друг друга, чтобы потом продиктовать формальному победителю условия нового миропорядка авторства англосаксов, была для последних очень заманчивой. Правда, к 1943 году уже и маловероятной. Потому как советский ВПК уже набрал такую мощь на фоне даже слегка увеличенных (ага, к «шапочному разбору») поставок по «ленд-лизу», что о серьезном ослаблении СССР даже в случае практически единолично достигнутой им победы над Гитлером мечтать уже не приходилось.
Стало быть, американцы и англичане должны были всерьез задуматься о том, чтобы успеть застолбить за собой побольше пока еще оккупированной Германией Европы. В идеале – всю, оставив главного победителя Рейха в «границах 1939 года». Дескать, «мавр сделал свое дело – мавр может уйти». И лучше всего – по-английски, не прощаясь и не претендуя ни на что большее, чем небольшая или даже эфемерная благодарность от прогрессивного человечества.
Наибольшим сторонником такого плана, впрочем, были даже не американцы, а англичане. Которые мечтали возвратить с победой над Германией (чужими руками, конечно же – ну так они всегда старались так поступать) довоенный статус-кво. Хоть и соглашаясь с возросшей ролью своих заокеанских кузенов, но надеясь и на сохранение, как минимум, большей части британских колоний, и на роль пусть младшего, но все же единственного партнера в англосаксонской модели контроля над миром.
Кстати, в рамках начавшей обсуждаться в 1943 году формуле «нового миропорядка» политики США и Англии всерьез рассматривали варианты, согласно которым после победы над Германией армии в собственном смысле слова (а не мелкие, больше военно-полицейские формирования) … могли были остаться лишь у стран, должных стать «мировыми полицейскими»! Просто относительно числа последних у «кузенов» возникли разногласия.
Черчилль предпочитал вариант, когда «США и Англия правили бы миром», а Рузвельт больше склонялся к формуле «4 мировых полицейских»: США, Англия, СССР и Китай (о Франции, как мировой державе, в 1943 году речи не велось), каждый из которых должен был следить за порядком в «своей» зоне ответственности. А все вместе в рамках Полицейского Комитета будущей ООН обеспечивали бы мир на планете. 

***

Конечно, не стоит считать Рузвельта каким-то «прародителем концепции многополярного мира», доходящей до некого малохарактерного для американских элит «альтруизма». Просто, американский лидер, во-первых, был реалистом и понимал, что отказ от предоставления в послевоенном обществе достойного места для сформировавшейся за считанные десятилетия военно-промышленной социалистической сверхдержавы никакого устойчивого мира после завершения Второй мировой гарантировать не сможет. 
Во-вторых, американские деловые круги, интересы которых Рузвельт и выражал, взяли курс на доминирование в мировом масштабе с помощью экономической экспансии. И прежние громоздкие конструкции «колониальных империй», что английской, что французской, были для такой экспансии – как песок в смазке подшипника.
Ну какой может быть нормальный сбыт американских товаров в большей части мира, если последняя представляет собой колонии, в которых Лондон и Париж в любой момент могут ввести высокие пошлины для чужаков, для поддержки собственных товаропроизводителей?
Так что по-человечески он, конечно, мог посочувствовать своему британскому коллеге с его ностальгическими желаниями возвратить величие Британской империи, но, как говорят герои голливудских лент, «бизнес есть бизнес – ничего личного». 
Насчет предоставления немаловажной роли Москве в рамках «концепции четырех полицейских» – так ведь на тот момент Китай тоже был вполне себе капиталистическим государством во главе с националистом Чан Кайши! Компартия Мао Цзе Дуна контролировала пока еще лишь относительно незначительную часть китайской территории.
То есть хотя «мировых полицейских» формально и должно было быть четверо, но двое из них – Англия и Китай – все равно ориентировались бы на США, тем самым сдерживая, если надо, нежелательные для американцев и мировых буржуазных элит в целом шаги СССР.

***

Но для того чтобы у Лондона не было искушения играть свою игру, особенно без учета интересов Вашингтона, его следовало ослабить. И уж, конечно, не дать усилиться, чего как раз всеми силами и добивался Черчилль.
Достаточно сказать, что летом-осенью 1943 года встреч почти тегеранского формата произошло целых три – последний раз в Каире, даже с участием Чан Кайши. И везде британский премьер пытался продавить свое видение – и окончания войны, и модели послевоенного мироустройства.
Так, например, формально не отвергая план операции «Оверлорд», высадки в Нормандии к концу весны 1944 года, он как бы невзначай сожалел: а чем наши силы в Средиземноморье будут заниматься до этой даты? Тем более что как раз британских войск в Северной Африке, Египте и на Ближнем востоке было в это время довольно-таки много. 
А бои в Италии после высадки союзников на Сицилии летом 43-го шли, как говорится, ни шатко ни валко. Так что Гитлер даже без особой боязни перебросил с этого участка десятки ничуть не уменьшившихся в составе от таких «ожесточенных сражений» дивизий – чтобы спасти от полного разгрома советскими бойцами, преодолевшими якобы «неприступный Восточный вал» по Днепру, свои полуразбитые части. 
В связи с этим Черчилль лицемерно предлагал «помочь доблестной Красной Армии открытием фронта на Балканах». Для чего даже заручился поддержкой Рузвельта добиться вступления в войну против Германии Турции, используя ее территорию для размещение английских (в первую очередь) и американских войск, а также авиации.
К слову сказать, Сталин еще на этапе предварительного согласования позиций сторон в ходе встречи в Москве осенью 43-го формально против этой идеи не возражал. Как и позже – во время Тегеранской конференции. 
Правда, с сожалением заметил, что турки – они осторожные, их воевать не заставишь. И как в воду глядел – так в итоге и получилось. Случайно, наверное. А может, и потому, что по негласным каналам турецкому президенту Инёню было доведено, что кто-кто, а Москва уж точно не будет в обиде на него за сохраняющийся нейтралитет.
В результате «южный фланг» немецкой обороны так и оставался закупоренным с турецкой стороны, вплоть до момента, когда его вскрыли уже советские дивизии, начав освобождение Югославии и продвигаясь дальше с юга на Венгрию и Австрию. Это вместо желанного марша в том же направлении британских солдат – с целью отрезать от Москвы Восточную Европу.

***

На таком фоне 28 ноября 1943 года и открылась конференция лидеров трех великих держав в Тегеране. Рузвельт, кстати, не очень хотел туда лететь, предпочитая встретиться поближе – на Кипре, в Египте или на Ближнем Востоке. 
Но тут уже проявил твердость Сталин – он-то был не просто политическим лидером огромной страны, но и Верховным Главнокомандующим, а также наркомом обороны. И в этом статусе ему была необходима устойчивая проводная связь с Москвой для регулярных докладов и сводок с фронтов, с последующим принятием неотложных решений.
Да и вопросы безопасности тоже стояли не на последнем месте. Гитлеровская агентура не дремала, но Иран с началом Великой Отечественной войны был занят вошедшими с севера советскими войсками, а с юга – британскими. 
Советское посольство в Тегеране было большим по площади, хорошо защищенным. Особенно после прибытия туда 131-го полка НКВД, спецподразделений автоматчиков общей численностью до 2 тысяч бойцов.
Общеизвестным фактом является согласие Рузвельта переехать жить в советское посольство – после суток, проведенных в посольстве американском. Ведь последнее находилось за полтора километра от расположенных почти рядом нашего и британского представительств. 
Считается, что данное решение американский лидер принял после убедительного предупреждения Сталина о готовящихся гитлеровской агентурой покушений на лидеров «Большой тройки».
Впрочем, есть мнение, что сам Верховный из докладов советских спецслужб знал, что реальной опасности в этом смысле нет – наши чекисты не зря ели свой хлеб, и потенциальных Отто Скорцени обезвредили заблаговременно. 
Также есть мнение, что об этом знал и Рузвель – из докладов уже собственных «рыцарей плаща и кинжала». Но сделал вид, что поверил в угрозу и переехал в советское посольство, в первую очередь для того, чтобы «сверить часы» с лидером СССР по ряду наиболее важных и устраивающих обе стороны позициям.

***

Последних же было не так уж мало. Слом колониальной системы, свободная торговля… А почему нет? Ведь в результате антиколониальной борьбы к власти в новых государствах могут прийти силы, ориентирующиеся не только на «коллективный Запад», но и на социалистический путь развития! Что, в общем, и произошло в ряде освобождающихся стран чуть позже…
В мае 45-го Вашингтон (даже после того, как президентом стал Трумэн) все равно не дал санкцию ни Черчиллю (на операцию «Немыслимое» – начало войны с РККА за контроль над Польшей и Восточной Европой), ни даже собственным «ястребам» вроде генерала Паттона, готового занять Чехословакию впереди РККА, вопреки достигнутым с Москвой договоренностям.
Можно сказать, что в ответ Советский Союз с минимальными потерями разгромил Квантунскую армию, обеспечив контроль и эффективную помощь дружественным китайским коммунистам на значительной части раннее оккупированной Японией территории страны.
Не забыты были Сталиным в Тегеране и более близкорасположенные к СССР регионы. Так, здесь прозвучало намерение Москвы сохранить за собой освобожденные от польской оккупации земли Западной Украины и Белоруссии. А чтобы заткнуть рот Черчиллю, привычно выступавшему за территориальную целостность Польши (чье марионеточное правительство в сентябре 39-го сбежало в Лондон, да так и жило там за британский счет), в зал заседаний доставили привезенную из архива карту. 
На ней как раз в 1920 году главой британского МИДа лордом Керзоном и была проведена линия между границами компактного проживания поляков и белорусов с украинцами. На удивление эта карта куда как больше соответствовала границам 1941, а не 1939 гг. – до начала Второй мировой войны. Что неудивительно, поскольку границы Керзона были нарисованы лишь в результате предательства Петлюры и передачи Пилсудскому Волыни и Галичины по договору в апреле 1920 года. Актуализированному после поражения Красной Армии на Висле – из-за ошибок «военного гения» Тухачевского. 
Львов, кстати, на этой карте находился западнее линии Керзона, но авторитет и ценность СССР в глазах Британии и США перевесили этот момент. Как, впрочем, и нахождение в составе СССР «маленьких, но гордых» прибалтийских республик. В которых после освобождения от гитлеровцев Рузвельт, правда, вяло предложил провести повторные референдумы (в результатах плебисцитов, проведенных там в 1940 году, он сомневаться не стал), и Сталин пообещал подумать над этим вопросом. Правда, на этом все дело и закончилось
Перспективы Восточной Европы в Тегеране выглядели пока еще невнятно, а порой откровенно фантастически, с современной точки зрения. Например, американцы всерьез предлагали раздробить Германию минимум на 4-5 отдельных государств, а потом воссоздать едва ли не новую Австро-Венгерскую империю, на этот раз в виде Южно-Европейской федерации с Австрией, Венгрией, южными землями Германии и рядом других районов. 

***

Впрочем, Сталин предложил пока не делить шкуру неубитого медведя. Тем более он понимал, что освобождать эти земли будет Красная Армия. Ну а после освобождения (или накануне – как в ходе Ялтинской конференции февраля 1945 года) на этот счет можно будет подумать и более основательно… 
По многим важным моментам договоренности в Тегеране были неясными. Даже ООН в тогдашних «наметках» Рузвельта должна была состоять из трех отдельных органов: общей организации (35–50 государств), занимавшейся невоенными вопросами и имевшей право лишь давать рекомендации; Исполнительного комитета (10 или 11 государств), в компетенции которого находились бы сельскохозяйственные, экономические проблемы и здравоохранение; Полицейского комитета (СССР, США, Великобритания и Китай), который бы занимался вопросами предотвращения агрессии или нарушения мира.
Интересно заметить, что даже начальник британского Генштаба генерал Алан Брук, не отличавшийся просоветскими симпатиями, так оценивал поведение в Тегеране Сталина: «Ни разу в своих заявлениях он не сделал какой-либо стратегической ошибки, оценивал все последствия той или иной ситуации быстро и точно».
Он же, оценивая поведения Рузвельта, не без горечи отмечал: «президент в кармане у Сталина». 
Впрочем, что там мнение Брука, если даже его непосредственный начальник, премьер Черчилль, после встречи говорил, что именно во время этой конференции он почувствовал, «какая мы маленькая нация». По его словам, «маленький бедный английский ослик» оказался между «огромным русским медведем» с одной стороны и «огромным американским буйволом» с другой.
Впрочем, сам Иосиф Виссарионович отзывался о своем «заклятом друге» тоже не без уважения: «Как ни дрался, как ни старался Черчилль обвести нас вокруг пальца, а все-таки пришлось сдаться. Однако противник он достойный!» 
Так или иначе, но первая встреча глав ведущих государств антигитлеровской коалиции в Тегеране сыграла историческую важнейшую роль. И в ускорении победы над фашизмом, и в сведении на нет попыток западных держав использовать победу СССР в целях переустройства миропорядка с ухудшением роли нашей страны в новом послевоенном мире.