«Армения, Бог твою душу храни…»

Как мы по Зангезуру близ Арцаха горами ходили

Питаю к армянскому народу сердечное расположение и соучастие, так сложилось. Одним из самых ярких впечатлений моей жизни стал двадцатидневный поход по горам юга Армении в августе 1984 г., завершенный на озере Севан в день моего 25-летия. 

В Харьковском институте радиоэлектроники им. академика М.К. Янгеля, где я окончил радиотехнический факультет, был очень сильный туристический клуб, являвшийся частью городского турклуба, и мы как начали студентами ходить в горные (на юге и востоке СССР) и лыжные (на Русском Севере) походы, так и продолжали по окончании вуза, впоследствии вместе с семьями. Так вот, нигде и никогда я за всю жизнь не встречал такого радушия, гостеприимства, открытости и щедрого хлебосольства, как в Армении! А побывать мне привелось во многих местах нашей необъятной Родины – буквально «от Москвы до самых до окраин, с южных гор до северных морей».
Расскажу, как привечали нас в Армении.

Группа турклуба ХИРЭ. Татев. Август 1984 г.

Мы, группа горных туристов из Харькова, двадцать молодых людей с рюкзачищами, прибыли на ж/д вокзал в Ереване поздно ночью. Ереванский вокзал удивил безлюдьем, мы обнаружили пустой зальчик и завалились под фикусами на мраморный пол, подстелив карематы и спальники. Пришел милиционер, выяснил причины такого поведения и, узнав, откуда мы, воскликнул: «Люблю Харьков! Я там работал!» Поговорил с руководителем группы Юрием Гуманенко и закончил: «Ребята, помощь нужна? Нэт? В комнату отдыха хотите перейти? Нэт? Тогда отдыхайте тут!»
Наш поезд на юг уходил глубоко вечером, и мы четверкой друзей отправились сначала посмотреть древние храмы в прекрасный и священный город Эчмиадзин, он же Вагаршапат. Основанный царем Вагаршем I, он являлся одной из античных столиц Армении. И духовным центром армянского народа с начала IV века по 484 г., и снова с 1441 года по сей день. 

Храм Святой Гаянэ, Эчмиадзин, Армения

В Эчмиадзинском монастыре, храмы коего находятся под эгидой ЮНЕСКО, мы ходили с раскрытыми от красоты ртами. У Церкви Сурб Гаянэ, построенной в 630 г. по приказу католикоса Эзра на месте мученической смерти игуменьи Гаянэ, к нам подошел красивый человек в черном (священническом?) облачении, поинтересовался, откуда мы и зачем, и воскликнул: «Люблю Харьков, да! Я там учился на стоматолога!»
Невзирая на жару, мы успели прогуляться по центру прекрасной столицы и даже посетить Государственную картинную галерею Армянской ССР, посмотреть самую большую в мире (кроме Феодосии, конечно) коллекцию живописных полотен Айвазовского (62 картины), западноевропейских гениев Тинторетто, Рубенса, Ван Дейка, Д. Тенирса Младшего, Фрагонара, Курбе, графику Ватто, Родена, Дюрера, Гойи, скульптуру Фальконе, живопись самых лучших русских мастеров разных эпох – от Боровиковского и Рокотова до Сурикова, Левитана и Петрова-Водкина. Именно там, в Ереване, я вживую увидел свою самую любимую картину у любимого Нестерова – «Лисичка». 

Комитас

Разумеется, наше внимание привлек армянский раздел. И когда я у полотен знаменитого Сарьяна разглагольствовал перед своими спутниками, дескать, больше люблю гениальную цветастость Минаса Аветисяна и тончайшее письмо по белому левкасу Рудольфа Хачатряна, наших современников, к нам прислушалась и приблизилась интеллигентная женщина в очках – научный сотрудник галереи. «О-о! Любимый Харьков! Я там институт культуры окончила!» Узнав, что зовут ее Гаянэ Ашотовна, я передал ей привет от святой Гаянэ, в храме в честь которой мы побывали утром. Вместе вспомнили балет Арама Хачатуряна «Гаянэ», знаменитый танец с саблями. Поговорили о печальной участи «души армянского народа» – композитора и епископа Комитаса, музыкой которого восхищались Форе, Сен-Санс и Дебюсси, и который потерял рассудок, став мучеником и свидетелем турецкого геноцида армян в 1915 г.; кстати, о Великом Злодеянии (армянское наименование той страшной резни) и его непостижимых масштабах я узнал, в сущности, именно от Гаянэ. В ходе беседы мы обнаружили, что оба прочли статью поэта Арсения Тарковского о художнике Р. Хачатряне в одном из недавних номеров всесоюзного журнала «Сельская молодежь». Горделиво (ну, самую малость)) приосанясь, я сообщил Гаянэ Ашотовне, что этот высококультурный журнал уже дважды публиковал мои стихи, что в отделе литературы там работают талантливые неравнодушные люди – прозаик Вячеслав Пьецух и поэт Владимир Салимон, а возглавляет отдел поэт Вадим Черняк, уроженец Харькова (!). Прощаясь с отрадной собеседницей, я «поэтично» произнес: «Гаянэ ты моя, Гаянэ! Потому что я с севера, что ли…» – и она, оценив парафраз, лучисто засмеялась, что и понятно – мы все учились в советской школе по одним учебникам.

Мартирос Сарьян. «Аштарак. Церковь VII века Кармравор», 1956 г.

Для молодости нет преград ни в чем – у нашей четверки хватило сил и на краткую поездку в тысячелетний город Аштарак («крепость»), чтобы посмотреть маленькую красивую церковь Пресвятой Богородицы (Сурб Аствацацин), часто называемую Кармравор («красноватая», «багряная»), карминная черепица которой сохранилась с VII в., со времен постройки храма. К сведению: во время Русско-персидских войн 1804–1813 и 1826–1828 гг. жители Аштарака были активно на стороне русских войск.

Церковь Кармравор в Аштараке. VII в.

***

360 км от Еревана до Кафана поезд преодолевал всю ночь, долго шел на юг невдалеке от турецкой границы, а затем вплотную к границе с Ираном, вдоль вспаханной полосы и стены из колючей проволоки, по долине библейской знаменитой реки Аракс, сначала по Нахичеванской автономной республике, а после станции Мегри – повернул от границы к северу, до нужной нам конечной точки ж/д. Периодически в окна били лучи прожекторов с пограничных вышек. Но мне мешало спать не это, а невыносимая жара. Я лежал на второй полке на спальнике, в одних шортах, высовывая в приоткрытое окно то ноги по колени, то руку и голову. Эпизодически впадал в полузабытье, и однажды резко очнулся от яркого света. За фонарем, направленным мне в лицо, прозвучал мужской голос с южным акцентом: «Мужчина, предъявите документы!» Пока я, с тяжелой головой, спрыгивал с полки, искал и обувал свои походные вибрамы, поднимал с нижней полки жену, ибо там лежали наши рюкзаки, пока доставал паспорт, успел заметить у офицера с фонарем и его напарника «калаши» без прикладов. Меня пригласили в тамбур, где освещение не работало, как и во всем вагоне. На мое недоуменное вопрошание «фонарщик» пояснил: «Знатного преступника ловим. На вас очень похож, с черной бородой». Увидев в паспорте прописку, он радостно воскликнул: «О, Харьков! Любимый город! Я там учился!» «На стоматолога?» – спросил я.
Через четыре десятилетия после дней нашего зангезурского, советского миролюбия и наивности мы услышим о знаменитой реке другие слова, трезвящие до ледяных содроганий, – «Наступление на долину Аракса». Так назовут эпизод Второй Карабахской войны осени 2020 г., во время которого Азербайджан предпримет вдоль левого берега Аракса и прилегающих территорий ряд успешных военных операций против вооруженных сил Нагорно-Карабахской Республики и Армении, и обеспечит контроль над всей азербайджано-иранской границей.
Сразу скажу, что железная дорога из Еревана в Кафан с 1993 г. будет закрыта после очередного карабахского обострения и блокады со стороны Турции, многое будет разобрано и заброшено. Из Еревана сегодня ходят лишь два поезда – в Батуми и Тбилиси, и еще две-три электрички – в Гюмри (там военная база РФ), на Севан и еще куда-то. В 2008 г. Армянскую ЖД взяла в концессию Россия – под инвестиции и управление, т.е. фактически купила, с перспективой создания транспортного коридора в Иран.
Городок Кафан расположен почти на самой границе с Ираном, в долине реки Вохчи, на юго-восточных склонах Зангезурского хребта, и является административным центром области Сюник. В 987–1170 гг. был столицей армянского Сюникского царства. В 1991 г. городу возвратят изначальное название – Капан, что в переводе с древнеармянского означает «узкое труднопроходимое ущелье». Но в 1984-м, четыре десятилетия назад, мы приехали в Кафан!
Было раннее утро. Мы осмотрели два памятника – удивительному просветителю и писателю Месропу Маштоцу, который придумал армянский и грузинский (!) алфавиты и заслуженно почитается как святой, и Татевскому князю, полководцу Давид-Беку, на бронзовом коне стремительно летящему в вечности – в атаку на иранских и турецких завоевателей. С 1722 по 1725 гг. Давид-Бек возглавлял вооруженную борьбу армян областей Сюник и Арцах против шахского Ирана, приведшую к почти полному изгнанию кызылбашей и персов из Восточной Армении. В 1984-м рассказ о легендарном воине-освободителе воспринимался нами как «преданье старины глубокой», и какой пророк мог предвидеть трагические грядущие события – распад СССР и своего рода «повторение истории» как неизбежное возгорание неистребимо тлевших вековых межнациональных конфликтов.

Памятник Давид-Беку – полководцу, деятелю армянского национально-освободительного движения против иранских и турецких завоевателей Армении. г. Капан. Установлен в 1978 г.

Из Кафана мы поехали в соседствующий по Зангезуру молодой городок Каджаран («обитель храбрецов»), который находится на границе двух природных ландшафтов – альпийских лугов и высокогорных лесов – на высоте около двух километров над уровнем моря. На западе Каджарана высится гора Капутджух, почти четырехкилометровой высоты, к ней мы и подбирались. В середине ХХ века Советский Союз запустил в поселке, превратив его в город, Зангезурский медно-молибденовый комбинат – крупнейшее горно-металлургическое предприятие Армении, ныне входящее в первую десятку производителей молибдена в мире. ЗММК в новые десятилетия является заглавным налогоплательщиком Армении, самым крупным работодателем Сюникской области: по состоянию на 2023 г. тут трудится около 4500 работников, среди которых (внимание!) немало жителей Нагорного Карабаха. Надо ли говорить о стратегической значимости этого предприятия и здешнего месторождения, где ценная руда добывается открытым способом.
На огромном порожнем самосвале-рудовозе, конструкция которого не предусматривает наличие заднего борта, мы, с молодой идиотической бесшабашностью, отправились в металлическом, отполированном горной породой кузове под перевал Арчи, к началу пешей части маршрута. Никто из нас не предполагал, что дорога будет столь крутой и извилистой, узкой и опасной. С трудом удерживая скользившие рюкзаки и цепляясь за борта, мы с улыбками ужаса и квазибодрыми выкриками смотрели в пропасть. Как стоявший на краю, свидетельствую: особо жутко становилось на резких скальных поворотах, когда открытый кузов чуть ли не на треть выносило над бездной. Прощаясь и удовлетворенно держа в руке бутылку спирта как гонорар за быструю и качественную доставку пассажиров, отважный авантюрист-водитель воскликнул: «Харьков – да! У меня там нэвэста жила!»

Вид на Каджаран, 2023

***

Это было верховье речки Гехи, впадающей в Вохчи. Наметив ночевку на озере Газангёль (Котёл-озеро), мы высоко по долине вышли на пастушеский кош, хозяин которого от души угостил нашу большую команду арбузом. Так началась для нас непостижимая череда радушных армянских угощений, которая достигнет апофеоза на завершающем отрезке путешествия.
Опускаю описание горной, то есть физически более физически трудной, в известной мере спортивной и пейзажно весьма впечатлившей части похода. Цитирую записи нашего руководителя: «После горной части нашего похода мы опять вышли в Каджаран, откуда на грузовике отправились в сторону древнего Татева. По пути к перевалу Татев мы остановились на перекус, мимо прошел пастух, гнавший отару вверх. Мы его стали угощать, пригласили присесть. Он отказался и пошел вслед за овцами. А когда мы пришли к его кошу, пастух нас встретил с родней – старшими и детворой. Они просто заманили нас в гости и щедро угощали. Это были азербайджанцы. Пастух оказался учителем русского языка из Баку, на лето приехавшим в горы помогать родным. От денег и наших продуктов они отказались, поскольку мы гости. Наши девчонки что-то подарили тамошним детям и женщинам и дали что-то из аптечки. Угощали нас сыром-брынзой, айраном, зеленью и тонким лавашем, который печется из воды, муки и соли здесь же, на большом раскаленном камне или железном листе».

Татевский монастырь в наши дни

Карабах, Зангезур и Нахичевань всегда отличались смешанным, многонациональным населением. Но о разнице ментальных воззрений, например, на одни и те же горы и долины, говорят сами языки. Та же местность, что на армянском называется Арцах («Солнечный лес»), по-тюркски именуется Карабах («Черный сад»).

Храм Сурб Погос-Петрос. Татевский монастырь

После перевала начался спуск к селу Татев и знаменитому Татевскому монастырю, который с конца IX в. на протяжении столетий был духовным центром Сюника. Грандиозен и прекрасен главный храм монастыря Сурб Погос-Петрос, или святых апостолов Павла и Петра, построенный в 895–906 гг. Одно из преданий гласит, что, завершив работу, мастер-строитель встал на край ущелья, перекрестился, воскликнул: «Огни, Сурб, та тэв! (“Дух Святый, да ниспошли крылья!”)» – и бросился в бездну; обрел крылья и улетел, а построенный им монастырь назвали Татев («даст крылья»). Даже в период безбожной власти татевские монастырские храмы и иные строения, возведенные из голубого туфа и расположенные за каменной оградой на краю глубокого ущелья реки Воротан, сохраняли строгость осанки и красоту. Что и открылось нашим восхищенным взорам сверху, когда слегка растянувшаяся группа уже ступала по пустой асфальтовой дороге, сменившей грунтовую.

В храме Сурб Погос-Петрос. Татевский монастырь

Уклон трассы был довольно большим. Внезапно нас обогнал и резко остановился невесть откуда взявшийся, словно с небес слетевший белый «жигуль», из-за руля которого выпорхнул рослый улыбающийся армянский красавец. Было очевидно, что это ангел, хотя и без крыльев, поскольку он открыл багажник, достал огромную и тяжелую белую канистру, открутил крышку и воскликнул: «Жарко, ребята! Кто пить хочет?» Пить хотелось всем, кружки были у всех. Это было прохладное пиво, умопомрачительно вкусное!
Чудодеем оказался директор пивзавода из города Горис, расположенного в 20 км от монастыря – ниже по долинам Воротана и его притока Гориса. Пиво во вверенном ему предприятии варилось на воде, добываемой из уникального источника. «О, Харьков! Ура! Я тайну про особую воду узнал в Харькове – на пивзаводе в Новой Баварии! Был там на практике, – радостно отреагировал на наше восхищение напитком щедрый пивовар и, садясь в машину, почти крикнул: – Жду вас у себя на заводе! Напьётесь пива до упора!» Меж тем, у некоторых из нас, вкусивших по несколько кружек райского пития, «упор» уже наступил.

Горис. Храм. Сурб Григор

Возле Татевского монастыря мы провели дневку и две ночевки. Для меня, в частности, сила впечатления от этого прекрасного-святого-космического места была чрезвычайной. Позднее она претворится в стихи, часть из которых опубликует родной журнал «Сельская молодежь», любимый мной почти как армянами Харьков.
Потом я разделю ясную правоту «Четвертого псалма Армении» Бориса Чичибабина (харьковца!), с которым тогда еще не был знаком лично и который в 1985 году напишет словно про меня и про всех нас, глядевших тогда в небеса Татева: «Но хоть судьба бродяг / не перестала влечь нас, / нигде на свете так / не чувствуется Вечность».
Поскольку мы стали лагерем сильно засветло, две наших девчушки, одной из которых была моя жена Люся (и года не прошло в браке), попросту говоря, Лусинэ, и Света, будущая жена нашего вожака Юрия, решительно отправились вверх по склону с целью разведки ассортимента провизии в горном сельском магазине. Вернулись посланницы без продуктов, но слегонца подшофе. Ну как слегка – «поперли буром» на нас, пенявших им за безрезультатную прогулку, а ведь вода из святого источника в котлах уже закипела, и пора было в них бросать что-то кроме крупы.
Оказалось, в магазине, узнав от незнакомок, что они из Харькова, их зазвал к себе домой местный житель, где его пожилая мама угощала любознательных путешественниц свежеприготовленной долмой, а он выставил гостьям под это дело внятную дегустационную линейку вин собственного изготовления, которую «заполировали» коньяком «Арарат».
К слову, многие ли из нас знают, что знаменитая гора Арарат, та самая, священная, к которой причалил спасительный ковчег ветхозаветного Ноя во время Великого потопа, уже сто лет находится не в Армении, а в Турции. «…Но сердце-то знает о том, как горька небесам / земная разлука Армении и Арарата», – это тоже Чичибабин, «Третий псалом Армении» (1983 г.).

Монастырь Хор Вирап. Армения. Вид на Арарат

Когда мы вечером сидели с гитарой у костра, к нам подошел невысокий мужчина – каждую его руку оттягивала десятилитровая пластиковая канистра. Это был Самвел. Он пришел «узнать, как себя чувствуют дэвушки после дегустации, а то нэмножэчко прэвысили, я увиноват», чаял пообщаться с «авангардом общества студентами», принес «нэмножэчко два вина собственного изготовления, чтобы все другие ребята угощались». Самвел оказался главным технологом коньячного завода в Ереване, в Татев приехал в отчий дом в отпуск. Ну скажите, где ему еще было учиться в аспирантуре, как не в Харькове! Кандидатскую о производстве вин – защищал в Ереване. Из черноты, стоявшей за пределами кострового круга, кто-то, уже вполне угостившийся дивными напитками «винных дел мастера», выдал реплику: «Так ведь в Харькове нет винных производств!» Самвел расхохотался: «А знаменитый Харькоуский завод шампанских увин!»
Разумеется, на следующий день Самвел пришел к прощальному костру с двумя полными канистрами, и мы опять «вздрогнули».

***

Утром, последние разочки взглянув на святую Татевскую обитель, мы отправились по шоссе вниз, над ущельем Воротана. Через 2,5 км на карте значился Чёртов мост. 
Примерно на середине пути мы увидели весьма живописную картину, в стиле не то Сарьяна, не то знаменитого «Завтрака на траве» Мане, который, как я теперь не исключаю, тоже был не лишен армянских начал: на скальном выносе, на лужайке, окруженной красивыми деревьями и каким-то чудом висевшей над речной пропастью в лучах солнца, у дымящегося мангала сидели два нехудых мужа – перед изобильным питием, арбузами, снедью и кассетным магнитофоном, из которого по ущелью разносились звуки дудука.
«Путники, – заглушая дудук, пафосно крикнул тот, что держал металлическую кружку в воздетой руке, видимо, тостующий, – откуда вы? Посидите с нами, угоститесь!» – «Из Харькова! Нас двадцать человек!» – «Ничего, всем хватит!.. А по глотку вина?» – «Мы ужеее!» – улыбаясь, мы проходили мимо этого жизнеутверждающего праздника. «Тогда – за прекрасный город Харьков!» – «Урааа!»

Воротанский каньон и Чёртов мост

И вот, наконец, Сатани камурдж – так это звучит на армянском языке. Путеводители не врут: «В 700–800-метровой глубины ущелье реки Воротан находится одно из чудес природы Армении “Чертов мост”, длиной около 30 метров, шириной 50–60 метров, высотой около 50-ти. Поверхность моста почти ровная. Под мостом висят сказочно красивые цветные сталактиты, из-под которых с шумом вырывается река. Здесь много теплых минеральных источников, около которых сохранились остатки бассейнов, построенных еще с древних времен, для использования минеральной воды в лечебных целях».

Пещера под Чертовым мостом

Мы испробовали всё, даже «похмельный» источник минеральной воды, про который нам рассказали геологи, – кислый газовый (не солевой) нарзан. Я с друзьями налегке сбегал по дну ущелья недалеко вверх – в Татевскую пустынь (Татеви Мец Анапат), где с 1373 г. располагался крупнейший на Южном Кавказе университет духовных и научных знаний и откуда, говорят, вел скальный тайный ход в монастырь. Что мы увидели? Среди развалин росли цветы, кусты и деревья, пели птицы и гудели пчелы. Два монаха трудились возле ульев. По сути, это был скит на святом месте. Впечатление осталось райское, хотя я всегда помнил строку своего любимого поэта Олега Чухонцева «Нет ничего ужасней вырожденья». Спустя два десятилетия я узна́ю о том, что Ангел Хранитель никогда не уходит из алтаря, даже разрушенного до самого фундамента. 

Татевская пустынь

В 1995 г. участки долины Воротана, прилегающие к монастырям Татев и Татеви Анапат, будут включены в предварительный список Всемирного наследия.
Привожу справку с красноречивой цифирью: «Длина горной реки Воротан – 178 км, из них 119 км в Армении, 59 – в Азербайджане, где реку называют Базарчай или Баргюшад». Единая, связующая артерия. Жить бы и жить в мире! Молиться, разводить пчел и пить вино.
Существует же и такой взгляд на историю, что в Османской империи армяне и азербайджанцы, как и люди многих других национальностей, мирно жили рядом и не мыслили о разделении, фактически были в империи частями одного народа. Примерно как великороссы и малороссы в Российской империи. Однако британцы с XIX в. их стравливали и, в конце концов, поссорили, как сейчас Украину с Россией, а потом, в Первой мировой войне, и османов завалили и свалили. Тогда же и жуткая резня случилась, в 1915 г. Как ни банально, древний принцип «разделяй и властвуй» эффективен всегда. Однако с «нагло-саксами», у которых неоколониальные «интересы» по всему миру, давно пора что-то решать.
Наш руководитель похода делится воспоминаниями: «После купания в минеральных ваннах у Чертова моста, не помню как, я оказался втянутым в застолье, где были молодые армяне (только мужчины) и двое стариков. Наливали тутовку (шелковичный самогон), звучали тосты. Говорили старики, конечно, по-армянски, и я ничего не понимал. Выглядело это эпично, но самое интересное для меня было то, КАК их слушали! Не просто молча или с интересом. За столом присутствовало уважение к старикам, почтение к тому, о чём они неспешно говорят. Даже я почувствовал, что это не просто напыщенные слова “на вылазке”, под вино, а момент передачи чего-то важного, и предки говорят с потомками на расстоянии большем, чем два или три поколения, собравшихся за этим столом. Это не было буднично. У кавказских народов до сих пор принято уважительное отношение к старшим, особенно в традиционной среде проживания – в горах или вдали от больших городов. Это их исторический тыл, источник опыта, пример для подражания, основа собственных поступков, проекция себя в не такое уж далекое будущее».
У Сатани камурджа нас угощали не только тутовкой, но и иным питием. Это помогло нам быстро попасть в Горис.

Горис. Кафе

Оставалось время до отправки автобуса, на котором мы намеревались добраться до озера Севан, хотелось, как всегда в конце похода, «чего-то вкусненького, сладенького», и я с Люсей и Светой – сложившимся тандемом, снискавшим неувядаемую славу на дегустационной ниве, – зашли в ближайшее кафе. Зал был пуст, лишь в дальнем углу за столиком, уставленным бутылками шампанского, сидели трое мужчин. Мы не успели пройти эти два метра – до прилавка заказов. «Зэмляки! Вы откуда? – крикнул сидевший к нам лицом, – Харьков? Мой любимый город Харьков! Я там на стоматолога учился! Ребята, садитесь, выпьем шампанского – за Харьков, за Армению!» Но мы приветливо извинились: «Нам еще далеко ехать!» – и приветливо поскорее ретировались. Я ушел с думой о том, закольцевалась ли армяно-харьковская зубная тема нашего путешествия или ждать продолжения.
Еще фрагмент записок Юрия Гуманенко: «Сейчас из Кафана в Татев есть дорога, по ней недавно эвакуировались беженцы из Карабаха. Прежняя дорога из Кафана в Горис в объезд гор проходит по азербайджанской территории, на границе стоят КПП – погранцы и таможни. Про соседний с Зангезуром Карабах мне говорили еще перед тем, как я составил маршрут в Армению. В 1983 г. в Московском клубе туристов я искал материалы по району. Там один парень рассказал мне, что лыжный поход в зимний Карабах – это “пляска нервов на ножах” (определение моего собеседника), и если тебя приютили-обогрели-накормили в армянском селе, то следующая ночевка на маршруте может оказаться в азербайджанском селе, а там уже нельзя говорить ничего хорошего про армян, и наоборот. Достойного горного маршрута по Карабаху для нашего похода не получалось, да и обстановка уже тогда была экстремальная, так что оставался Зангезур».
Последний акт невероятного армянского гостеприимства нас ждал на Севане, где мы простояли несколько дней у самой кромки озера. Нас угощали баклажанами, у которых был вкус мяса, блюдо готовил повар-армянин.
В Харьков мы с женой возвращались на воздушном лайнере из аэропорта Звартноц – торопясь на работу. Был мой день рождения, утром я еще окунался в холодный Севан, а вторую половину дня мы гуляли по прекрасному Еревану, в который раз восхищаясь здешней, как бы сказать, «культурой камня», – и в градостроительстве, и в скульптурах крупных и малых форм. В гастрономе купили десять банок свиной тушенки, удивительно недорого, такой в магазинах Харькова мы не видели. Умаялись за день так, что упавши в полночь в кресла самолета, были разбужены стюардессой уже в Харькове, через два часа.

***

С тех пор не пустой и не чужой звук для меня – топонимы Зангезур, Воротан, Татев, Горис, Ереван, Севан, Аштарак, Кармравор, Хндзореск, Эчмиадзин, Кафан, Каджаран и другие. Всякий раз упоминание их вызывает в моей душе теплую волну. А страшные последствия землетрясения 1988-го года в Спитаке – просто потрясли.
После путешествия по Армении что-то сдвинется в моей харьковской жизни в армянскую сторону, появятся друзья с армянскими корнями: художники Вачаган Норазян, Евгения Моргулян, Тагуи Барсегян, подаренные ими полотна украсят стены моей квартиры, которую я покину в августе 2014 г. в связи с угрозой репрессий; журналист Константин Кеворкян, выпускник Литинститута, апологет Харькова, создатель и глава популярнейшего телеканала «Первая столица», а также композитор, певец Филипп Экозьянц – оба в том же году по тем же причинам вынужденно выедут в Российскую Федерацию.
Я открою для себя великого поэта и святого – Григора Нарекаци, с книгой коего (а также с Библией) и уеду из родного города.
Стоит ли удивляться, что именно ко мне, в Кабинет по работе с начинающими авторами в Харьковском отделении Союза писателей Украины, однажды «свалилась на голову» из Еревана поэтесса Лусинэ (!) Аветисян, полная южной энергии и литературных проектов. Энтузиастка стремительно провела в Харькове конкурс переводов стихов с армянского на русский, для чего размножила оригиналы произведений армянских поэтов и специально для конкурса сделанные подстрочники. Финалисты выступили в зале Армянского культурного центра, сначала зачитывался оригинал на армянском, затем каждый переводчик читал свой вариант на русском. Потом – следующее стихотворение, и т.д. Мне был вручен победный красивый гигантский альбом «Хачкары» на трех языках, в трогательной развернутой надписи на титуле которого, в частности, отмечались мои «любовь и внимание к армянской культуре», чему я возражать и сейчас не могу. А могу процитировать Б. Чичибабина, который даст мне в 1994 г. рекомендацию в Союз писателей: 

Я был на Севане, я видел Гарни,
я ставил в Гегарде свечу, – 
Армения, Бог твою душу храни,
я быть твоим сыном хочу.

Если кто не знает: хачкар в переводе с армянского означает «крест-камень». Дело в том, что в силу исторических, географических и даже природных обстоятельств (угадайте, каких) в Армении преобладает не иконная традиция, а резьбы по камню, и не деревянные кресты ставились на могилах и в святых местах, а своеобразные стелы – крест-камни. За несколько веков художники-камнерезы достигли невероятных высот в фантазии, разнообразии, мастерстве и искусстве нанесения на камень текстов и орнаментов. В ноябре 2010 г. это искусство, с формулировкой «Символика и мастерство хачкаров, армянские каменные кресты», было внесено в репрезентативный список ЮНЕСКО по нематериальному культурному наследию человечества в Армении.
Вряд ли те, кто использует слово «хачик» как оскорбительное прозвище армян, знают о том, что это – уменьшительная форма от распространенного армянского имени Хачатур, означающего «данный крестом».

Храм СУРБ АРУТЮН (Святого Воскресенья). Харьков

А в Харькове первый армянский священник появился в 1870 г. Сегодня в городе с полуторамиллионным населением, который всегда славился межнациональной и религиозной терпимостью, – например, в центре города высится самая большая в Европе синагога, – имеется, в самом деле, мощная, дружная, влиятельная «Армянская национальная община», добившаяся разрешения на постройку храма Сурб Арутюн (Святого Воскресения). Миф про туф: говорят, отделочный туф для храма возили из Армении чуть ли не самолетами. Внутреннее убранство алтаря было сделано из греческого мрамора. На освящение храма (проект харьковского архитектора Павла Чечельницкого) в 2004 г. приезжал Верховный Патриарх Армянской Апостольской Церкви, Католикос всех армян Гарегин II. Это был год 350-летия Харькова, оранжево-коричневая атмосфера грядущего киевского государственного переворота уже сгущалась. В нем, а еще более в украинской катастрофе 2014 г. существенную роль сыграет один, злобный до монструозности, неокапиталист с армянской фамилией, но о нем, позоре Харькова, здесь говорить не хочется. А хочется завершить на тёплой улыбчивой ноте:

О именитость наших именин! 
А Поженян – представьте – армянин! 
Но ты нужна мне, милая Армения…

Это строки из смешной и доброй пародии Юрия Левитанского на Евгения Евтушенко, в которой упоминается старший друг Евгения Александровича поэт Григорий Поженян, – морской десантник, феерический герой Великой Отечественной, «сорви-голова» и, конечно же, уроженец Харькова.

Фото из интернета и архива автора.