Больше, чем памятник…

20 декабря 1958 года в Москве на площади Дзержинского был установлен памятник создателю знаменитой ВЧК. Судьба памятника до сих пор остается предметом ожесточенных споров...

Можно заметить, что появление монумента основателю советских спецслужб откровенно запоздало. Чему, впрочем, было немало объективных причин, никак не связанных с каким-то преуменьшением роли Дзержинского после его смерти в 1926 году.
Действительно, уже с 1926 года Лубянская площадь, на которой доселе расположена штаб-квартира органов сначала советской, затем российской госбезопасности, получила имя первого руководителя комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Спустя 10 лет, 9 июля 1936 года, тогдашний высший орган государственной власти СССР – ВЦИК (его после принятия в декабре 1936 года новой Конституции сменил Президиум Верховного Совета страны) – принял Постановление, в котором говорилось: «В связи с 10-летием смерти тов. Феликса Эдмундовича Дзержинского, одного из ближайших соратников Ленина и Сталина, организатора ВЧК ОГПУ и первых крупных побед партии в промышленности и на транспорте, ЦИК постановляет: установить на площади им. Дзержинского в Москве памятник Дзержинскому Ф. Э.» 

История о том, что ради памятника соратнику Ленина на площади специально снесли фонтан со скульптурами – не более, чем антисоветская байка. Реконструкция площади Дзержинского состоялась в связи со строительством оживленной ветки столичного метро и близкорасположенных станций. Понятно, что самой логичной заменой фонтана на площади Дзержинского был памятник человеку, давшего имя этой части Москвы.
Впрочем, с реализацией проекта особо не спешили, с учетом колоссального значения личности Феликса Эдмундовича, уважения к нему советских людей. И предпочитали действовать в духе поговорки «семь раз отмерь – один раз отрежь». Так что итоги конкурса на лучший проект памятника были подведены лишь в 1940 году.
В финал прошли две работы – Сарры Лебедевой и знаменитой создательницы скульптурной группы «Рабочий и колхозница» на ВДНХ (знакомому в ей стране по бессменному логотипу киностудии «Мосфильм») Веры Мухиной.
Предпочтение было отдано проекту Сарры Дмитриевны – урожденной русской дворянки, ставшей одной из самых известных советских скульпторов. Тем более что гипсовый бюст организатора ВЧК она создала еще в 1925 году – с натуры.
Увы, через год началась Великая Отечественная война, и реализация плана установки памятника «рыцарю революции» была отложена. Запланированный на площади Дзержинского монумент был отнюдь не первым, увековечивавшим память Железного Феликса. Даже сейчас, когда в либеральной среде имя Дзержинского порядком оболгано, только в России памятников ему насчитывается свыше полусотни. А ведь есть еще немало монументов и в других странах – не только в постсоветских республиках, но и в «дальнем зарубежье». 

***

Установка памятника Дзержинскому 20 декабря 1958 года на площади его имени вызывает разноречивые чувства. С одной стороны, это было хоть и несколько запоздалой, в силу объективных причин, но всё-таки данью уважения одной из самых важных фигур советской истории. К тому же акция была приурочена ко дню рождения ВЧК, созданной за 41 год до этого 20 декабря 1917 года.
С другой стороны, во главе СССР тогда находился человек, который своей недалекой борьбой с так называемым «культом личности» (который в отношении самого Никиты Сергеевича расцвел куда более «пышным цветом», особенно под конец правления) сделал все, чтобы ошельмовать и социалистическую идею, и авторитет созданных Феликсом Эдмундовичем органов государственной безопасности первого в мире социалистического государства.
Да и не только авторитет… Под нож сокращений только в 1954-55 гг. попало свыше половины сотрудников КГБ, низведенного до уровня ведомства при Совете министров СССР; были упразднены масса управлений в центральном аппарате и отделов на местах. Многие заслуженные чекисты по обвинениям в подготовке заговора были арестованы и даже расстреляны. А например, знаменитый разведчик Павел Судоплатов, тогда уже генерал, провел больше десяти лет в тюрьме, где перенес три инфаркта, инсульт и ослеп на один глаз.
Но самое главное – все эти хрущевские дела были не просто «чистками», заменами «нелояльных» сотрудников на «лояльных» к будущему главному кукурузнику. Кардинально менялась вся философия использования органов безопасности – из-под их контроля фактически выводилась вся высшая и даже средняя управленческая вертикаль, для оперативной разработки представителей которой теперь требовалась санкция «первого лица». 
И бюрократы, ладившие с начальством, теперь могли не переживать насчет независимого контроля со стороны «карающего меча революции», как называли ВЧК при создании. Так что сонмы крупных руководителей партийного, государственного, хозяйственного звена, которые при Сталине реально боялись заслуженной ответственности даже за халатность (не говоря уже об активном саботаже, коррупции и прочих преступлениях), теперь могли чувствовать себя почти неприкосновенными. Так и сложилась та самая номенклатура, на показной борьбе с которой и поднялись перестроечные писаки, перед тем как в Перестройку начать уже открыто поливать грязью все завоевания Советской страны.
Последнее тоже стало следствием в том числе и резкого снижения контроля над потенциальными носителями антигосударственных настроений, особенно в высших эшелонах. Так что позже, в «лихие 90-е», Шеварднадзе с Яковлевым цинично признавались в своих мемуарах в том, что еще в 1975 году обсуждали «обреченность СССР». Но при этом отчего-то ничуть не желали уходить в отставку с занимаемых тепленьких местечек, тем самым работая на приближение развала страны.
Впрочем, и «борцу со злоупотреблениями культа личности» тоже были нужны спецслужбы – видимо, поэтому Хрущев и решил бросить кость их сотрудникам, с горечью наблюдавшим за возвращением многого из того, что ранее справедливо расценивалось как «контрреволюция».  
Никита Сергеевич, как и многие горе-реформаторы до и после него, предпочитал выставлять свои деяния не в качестве начатого им демонтажа советской системы, но неким «возвратом к истокам». То есть к якобы «ленинским принципам, попранным при Сталине». А Дзержинский, конечно же, всегда воспринимался в народе именно как ближайший ленинский соратник. Окажись каким-то чудом Феликс Эдмундович во главе КГБ в 1958 году, Хрущева ожидала бы ну очень незавидная участь. Но об этом можно было не думать. Увы, мертвые герои не могут возразить предателям против использования их имен для покрытия неблаговидных делишек…

***

После того, как «глав-кукурузника» заслуженно «ушли» в октябре 1964 года, ситуация с органами советской государственной безопасности несколько улучшилась. Впрочем, от хрущевского удара полностью оправиться так и не удалось. А итогом стала гибель великой страны, для защиты которой от внутренних и внешних врагов и была создана в 1917 году ВЧК.
Зримым символом торжества этих врагов стал демонтаж памятника Дзержинскому с площади его имени с сопутствующим переименованием ее в Лубянскую. Под предлогом того, что «зловредный КГБ сыграл важную роль в августовском путче 1991 года». 
Хотя настоящим путчем, без кавычек, в тот период явились действия торжествующего победителя Горбачева – Ельцина, за считанные недели фактически узурпировавшего власть даже не только в РСФСР, где он был все же законно избранным президентом, но в СССР в целом, вопреки советской Конституции. Однако «историю пишут победители», они же и дают оценки событиям.
Другое дело, что называть Борис Николаича «победителем» было бы явным преувеличением. Реальное банкротство политики пресмыкательства перед Западом явственно проявилось уже в первые месяцы его безраздельного управления ставшей независимой (от кого?!) Россией. И закономерно завершилось не только знаменитым «я устал, я ухожу» в канун нового тысячелетия, но и развернувшимися ныне на наших глазах событиями.

***

До сих пор в России ведутся споры о том, нужно ли возвращать памятник Дзержинскому на его историческое место. С формально-юридической точки зрения, свержение монумента либералами в августе 1991 – преступление, нарушение закона. Хотя бы потому, что скульптура, созданная знаменитым мастером Евгением Вучетичем, официально являлась объектом исторического наследия – этот статут был отменен Ельциным лишь спустя несколько лет после уже свершившегося беззакония.
Улыбку также могут вызвать старательные попытки «перевести стрелки» в запоздавшем решении о восстановлении исторической справедливости на столичные власти. Как, впрочем, и акции, проводимые последними, по данному вопросу.
В самом деле, в чем состоит хотя бы минимальная логика многочисленных обсуждений и опросов общественного мнения относительно того, какой памятник должен стоять на Лубянке? В ходе опросов аудитории буквально подсовываются кандидатуры пусть и действительно важных и чтимых в народе исторических личностей – таких, как Александр Невский или крестивший Русь князь Владимир. Но какое отношение имеет Владимир Святой к Москве, первое упоминание которой в исторических хрониках датировано 1147 годом?! Равно как и Великий Князь Новгородский, Киевский и Владимирский Александр, получивший почетное прозвище «Невский», при котором Москва не была даже центром отдельного княжества. Таким центром она стала по завещанию победителя шведов и немцев лишь в 1263 году, в качестве удела для его младшего сына Даниила.
И вообще, голосования с использованием таких личностей – банальная манипуляция и подмена понятий. Ведь и сам спорный монумент посвящен не просто одному из известных большевиков. Это был памятник основателю ВЧК на площади близ штаб-квартиры этой организации.
Если даже принять относительно малочисленные и неубедительные аргументы в духе «Дзержинский создал только ВЧК, но органы госбезопасности в стране были и до него», то выбор можно проводить между хотя бы формально сравнимыми фигурами. Например, между боярином Семеном Годуновым, шефом спецслужб при царе Борисе Годунове, и занимавшим такую же должность при Петре I князем Ромодановским. 
Думается, при таких «альтернативах» выбор даже известных своими либеральными предпочтениями части москвичей был бы очевиден. Потому и появились имена Александра Невского и князя Владимира.
По сути, выбор между ними и Дзержинским в контексте памятника на Лубянке – это классическая ситуация «выбора между теплым и мягким». То есть равно полезным, заслуживающим всяческого уважения, но, увы, находящимся в абсолютно разных понятийных категориях.

***

Ну и, наконец, при всем уважении к мнению жителей Москвы и избранным ими местным властям, этот город, вообще-то, является еще и столицей огромной страны! И на (пусть даже) Лубянской площади расположено главное здание Службы федеральной безопасности России! Может, тогда и руководству ФСБ тоже испрашивать у мэрии разрешения на возможную перепланировку здания в случае нужды, а то и на изменения структуры Службы, ее кадровый состав и т.д.?
А! «Площадь – это другое»? И если на пространстве перед стратегически важным объектом страны недоброжелатели начнут проведение каких-то враждебных действий, его сотрудники не будут иметь права реагировать на происходящее, дожидаясь помощи от «муниципальной полиции»? 
Принимать подобные идеи всерьез просто смешно. Особенно после 11 сентября 2023 года, когда несколько уменьшенная копия памятника Дзержинскому была установлена напротив штаб-квартиры Службы внешней разведки России. Кстати, тоже расположенной в Москве – в столичном районе Ясенево. Испрашивалось ли для этого разрешение мэрии, большинство источников умалчивает. Но то, что никакие алогичные опросы-референдумы на этот счет не проводились – известно точно.
Также точно известна исполненная уважения заслуженная оценка, данная личности Феликса Эдмундовича руководителем СВР Сергеем Нарышкиным при открытии памятника: «Образ председателя Всероссийской чрезвычайной комиссии стал одним из символов своего времени, эталоном кристальной честности, самоотверженности и верности долгу. Его крылатые слова о том, что чекистом может стать лишь человек с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками, стали значимым нравственным ориентиром для нескольких поколений сотрудников органов безопасности нашей страны».

Кстати, обращают внимание на себя и последние слова этой цитаты: «органов безопасности нашей страны», а не только ее разведки. В связи с чем становится особенно непонятным: отчего памятник выдающемуся чекисту пока что установили лишь разведчики, а не их коллеги по госбезопасности на Лубянке?
Скульптура Дзержинского, если верить Википедии, находится на территории Высшей школы экономики – учреждения, мягко говоря, очень либерального, основанного представителями школы печально известного ультралиберала Гайдара. И там ее отчего-то не боятся, а вот реакции так называемых «испуганных патриотов», похоже, кое-кто опасается до сих пор.
Все же события последних месяцев внушают надежду на восстановление исторической справедливости в отношении памятника создателю органов безопасности СССР – России. Ведь дальнейшее «миндальничанье» с врагами становится все более непозволительной роскошью в условиях цивилизационной схватки за будущее и саму возможность существования страны.