Надежда Житнюк: «В древней Японии специально ослепляли!..»

В наши дни, слава Богу, детей не лишают зрения ради будущей профессии. А вот предпочтение незрячих массажистов в народе сохранилось и сегодня. О том, с чем это связано, насколько сложно слепому человеку овладеть данным навыком и как затем работать со зрячими пациентами, рассказывает практикующий массажист из Кисловодска – Надежда Житнюк.

– Бытует мнение, что незрячие массажисты – более чуткие и одарённые. Как ты думаешь, с чем это связано?

– Ну то, что у слепых людей чувствительность более развита, чем у зрячих, известно уже очень давно. Ещё в древней Японии специально ослепляли, чтобы учить искусству массажа. Да, скорее всего, это связано с тем, что у человека, потерявшего зрение, все остальные чувства обостряются. В том числе – чувствительно-осязательные.

– То есть это не миф, а на самом деле так и есть?

– Да, конечно. Вот я потеряла зрение довольно поздно, уже почти 20 лет, как полностью не вижу, и сама за собой замечаю, что у меня обостряется и слух, и чувствительность пальцев. Я раньше не понимала, когда знакомые незрячие говорили, что от препятствия отходит эхо, а сейчас стала это чувствовать. Поэтому насчет одаренности не скажу, а вот насчет чувствительности – да, так и есть.

– Обострение чувств происходит само собой, или нужно что-то делать, чтобы стимулировать этот процесс?

– Есть, конечно, всевозможные практики, которые способствуют ускорению этого процесса. Но главное на мой взгляд: не позволять незрячему человеку зачахнуть, то есть не делать за него абсолютно всё, а давать ему возможность развивать в себе эти чувства.

– Что побудило тебя стать массажистом?

– Я вообще грезила медициной с самого детства. У меня все игрушки были связаны с медициной. Что-то я делала сама, что-то покупалось. Мы жили в деревне, вместе со сверстниками – лечили кошек, собак, всем им перевязки делали. Но, к сожалению, в связи с травмой зрение стало ухудшаться, и эта мечта как бы ушла на второй план. А когда я поступила в школу-интернат для слепых детей, то узнала, что, оказывается, есть возможность краешком приобщиться к медицине – стать массажистом. Я ухватилась за неё и выучилась…

– Ты окончила Кисловодский медицинский колледж. Это ведь не единственное в РФ медицинское учебное заведение, ориентированное на незрячих абитуриентов. Почему выбор пал именно на него?

– Потому что он был рядом, в знакомом городе. Да и кисловодский колледж – один из самых старых по России. На тот момент он считался самым лучшим.

– Расскажи немного о том, как проходило обучение.

– Учёба была у нас интересная и весёлая. Мы с удовольствием ходили на пары. В колледже работали очень замечательные преподаватели. Они действительно вкладывали в нас свою душу, свои знания. Всё было предусмотрено для незрячих людей. Каждая лекция фиксировалась в аудиоформате, чтобы её можно было свободно переслушать. Слабовидящим выдавались плоскопечатные учебники, незрячим – написанные шрифтом брайля. 

– Что давалось труднее всего?

– Например, такой замечательный предмет, как генетика. Давался крайне тяжело, хотя он близок к медицине. Приходилось просто заучивать наизусть. Хорошо, что генетика была у нас не очень долго.
Ещё трудности возникали из-за того, что у меня всё-таки была лучше развита именно зрительная память. Но зрение стремительно ухудшалось, и лекции приходилось учить на слух. Соответственно, приходилось приучаться именно к такому способу обучения. В итоге и с этим справилась.

– В группе было много человек? 

– Группа у нас была большая – 27 человек. Семь девочек, остальные – мальчики.

– Все – полностью незрячие?

– Нет, в основном были с остаточным зрением. При чём у некоторых – очень хороший остаток. Полностью незрячих – всего четыре человека.

– Полностью незрячему абитуриенту намного сложнее обучаться, чем сокурснику с остаточным зрением?

– Особых трудностей нет, поскольку наша школа массажа была изначально ориентирована на слепых студентов. Там всё предусмотрено: и муляжи такие, которые можно подержать, потрогать всевозможные выпуклости, вырезы. И преподаватели такие, которые умеют учить незрячих людей.

– Муляж имеется в виду макет человеческого тела?

– Ну да. В основном в кабинете анатомии, когда мы изучали строение тела человека. Всё было такое, что можно потрогать, пощупать, понять, что и где находится.

– После окончания колледжа ты где-то работала или сразу решила заняться частной практикой?

– Я изначально собиралась работать в организации. Мы переехали из деревни в город, и я устроилась в детский реабилитационный центр. Проработала там 5 с половиной лет. Уволилась, когда сильно заболела мама и мне нужно было всё время находиться с нею рядом. На тот момент мы жили одни.

– Как человеку, желающему заняться частной практикой, следует обустроить свой кабинет?

– Первым делом в кабинете должно быть чисто и уютно, чтобы пациент комфортно себя чувствовал. Естественно, необходимы массажный стол и всевозможные приспособления. Нужна вода, и желательно тёплая. Впрочем, это зависит от температуры в кабинете. Конечно же, свежий воздух и хорошее освещение. Стоит учитывать, что пациенты бывают разные: одним хочется, чтобы было светло, другие предпочитают полумрак.

– Есть обязательные требования к рабочему кабинету массажиста?

– Нормативы, конечно, присутствуют. Должно быть 12 квадратных метров площади, если ты работаешь в кабинете один. Необходимо большое окно, чтобы было достаточное освещение. Обязательно должна быть система вентиляции, чтобы воздух в рабочем кабинете правильно циркулировал. А ещё надо, чтобы все поверхности в комнате было удобно протирать, и они быстро высыхали.

– Как ты находила своих первых клиентов?

– Это проблемы у меня в принципе не было, потому что все мои соседи знали, что я массажист. Сначала пришли соседи, потом – их родственники, знакомые. Так потихоньку и пошло. Если честно, никогда не занималась рекламой. Клиенты как-то сами находились, сами звонили. Единственное, что я делала – раздавала визитки тем, кто уже ко мне пришёл.

– То есть твой главный рекламный ход – сарафанное радио?

– Да. У нас очень маленький город, поэтому люди меня знают. Многие даже здороваются, когда случайно где-нибудь столкнёмся, хотя я их прежде никогда не видела.

– Ты полностью самостоятельно работаешь, или есть какие-то моменты, где не обойтись без помощи зрячих?

– Если пациент пришёл непосредственно от врача, я прошу, чтобы он вслух прочитал свой диагноз. Как правило, я в кабинете всегда одна нахожусь. Секретаря у меня нет, а постоянно звать родителей или кого-то из родственников, чтобы они прочитали выписку – не очень удобно. Да и не каждый пациент готов делиться своими проблемами с окружающими. Поэтому прошу их самих читать. Это единственная помощь, которая мне нужна. В остальном справляюсь сама.

– А как пациенты, впервые приходя на массаж, чаще всего реагируют на то, что ты не видишь?

– Изначально, когда я только начинала частную практику, конечно, удивлялись. Было недоверие, было очень много вопросов по этому поводу. Сейчас уже все знают. А если незнакомый человек первый раз ко мне позвонил, записался на массаж, предупреждаю заранее, что я незрячая. Обычно это не смущает. Некоторые, наоборот, очень даже радуются, потому что где-то услышали, что незрячие массажисты работают лучше, чем зрячие. Ещё, наверное, повлияло то, что преддипломную практику я проходила в районной больнице, и мамы водили ко мне грудничков. Видя, как я с ними справляюсь, многие прониклись доверием.

– То есть бывают ситуации, когда даже таким крохам требуется массаж?

– Конечно. Очень много детей рождаются с проблемами, и даже с двухмесячного возраста им начинают делать массаж.

– Проблемы какого рода?

– В основном с тонусом мышц. У кого-то он повышенный, у кого-то пониженный, и это очень влияет на развитие ребёнка. Поэтому малыши нуждаются в наших услугах.

– Как у тебя чаще всего складываются взаимоотношения со зрячими сверстниками? Имею в виду не какие-то рабочие моменты, а интеграцию в социум.

– В принципе, больших проблем нет. Наверно, потому что я особо не общаюсь со сверстниками. Разве что с несколькими давними знакомыми. А так всё общение с людьми происходит в рабочем кабинете. Никаких барьеров нет, люди, как правило, всё понимают. Начало знакомства, конечно, бывает немного сложным, возникает множество вопросов, а дальше – люди привыкают и общаются со мной, как с любым другим человеком.

– А если сравнивать взрослую жизнь с подростковым периодом или даже с детскими годами, в плане коммуникации со зрячими сверстниками во взрослой жизни что-то изменилось?

– Это зависит от того, с кем конкретно ты общаешься. Есть умные люди, которые стараются лишний раз не задавать глупых вопросов, и ты с ними общаешься свободно и легко. Есть люди, которые навязывают свою помощь, даже когда ты в ней не нуждаешься, и чувствуешь себя в этот момент не очень уютно. А в детстве сложнее в том плане, что дети – они всё-таки более жестокие, чем взрослые. Но настоящие трудности у меня начались, наверное, уже в подростковом возрасте. В детстве всё-таки у меня зрение ещё присутствовало, я не сильно отличалась от своих сверстников. А вот в юности уже было посложнее – друзей стало меньше, я стала реже гулять с ними по улице. Достичь понимания удавалось далеко не всегда.

– Что необходимо тебе, чтобы чувствовать себя счастливой?

– Ой, это сложный вопрос. В принципе, я в своей жизни достигла всего, чего хотела. У меня есть любимое дело, у меня есть дом, в котором я живу. Рядом со мной есть близкие люди, которые меня понимают, поддерживают. Поэтому, наверное, я уже счастлива, что у меня всё получилось.

– На твой взгляд, проблемы со зрением существенно влияют на ощущение счастья?

– Это зависит от того, как относиться к жизни в целом. Я, например, чувствую себя в принципе хорошо, уютно, я привыкла к жизни без зрения. Единственное, что немного напрягает – ситуации, когда ты действительно нуждаешься в помощи зрячих людей. Допустим, когда какую-то документацию надо заполнять. Или что-то более серьёзное, где никак не обойтись без зрячего помощника. Наверное, многое зависит именно от того, как ты относишься к подобной зависимости. Вообще же счастье – это на столько размытое понятие, оно у каждого своё.

Беседу вёл луганский писатель и журналист Артём Аргунов.