Олдос Хаксли и Буддизм
Олдос Хаксли и Буддизм
Скоро исполняется 130 лет со дня рождения английского романиста и мыслителя Олдоса Хаксли (1894—1963), что даёт повод вспомнить как о его книгах вообще, так и, особенно, о его увлечении буддизмом во второй половине жизни. Что, несомненно, перекликается с проблематикой сегодняшней России, объявившей «разворот на Восток». Англичане там уже были (на Востоке), кое-что узнали и записали. И разумеется, говоря о партнёрстве с Китаем и Индией (в обеих странах присутствует буддизм), грех уклониться от изучения того примера, который даёт нам Хаксли.
Скажу сразу: идеям буддизма отдана ведущая партия только в одном романе Хаксли, «Остров» (1962), — зато роман этот во многом итоговый, вершинный для писателя. Правда, среди литературоведов принято относиться к идеям «Острова» немного саркастически и утверждать, что, мол, Хаксли сам же себе противоречит. Всё то, что он порицал в зловещей антиутопии «Дивный новый мир» (1932), он воспел в буддистской утопии «Острова». Но укажу на разницу: в «Дивном новом мире» государственная идеология большой роли не играет (кроме культа потребительства), внимание писателя сосредоточено скорее на жёсткой кастовой системе, которая якобы ждёт человечество в будущем. А общество, описанное в «Острове», без буддизма как официальной религии было бы невозможным… Как видим, разница между кругом идей «Дивного нового мира» и «Острова» определяется как раз-таки буддизмом.
Это, если угодно, тезис данной статьи, на этой теме я остановлюсь подробно. Есть и антитезис. Хаксли интересовался буддизмом, дружил с Кришнамурти и даже до некоторой степени в эту религию погрузился. Но он её не принял как личную веру, а увидел в ней лишь удобный инструмент; это тоже весьма хорошо заметно в романе «Остров» и в том обществе, которое в нём изображено.
Таков антитезис данной статьи. Что же касается синтеза, то я его сразу объявлять не буду: надеюсь вместе с читателем к нему постепенно подойти.
***
Вот некоторые черты сходства двух фантастических обществ, того, что изображено в «Дивном новом мире» и, соответственно, в «Острове». Уже на стадии начальной и младшей средней школы производят «просвечивание» учеников и разделение их на категории. Выявляют детей с агрессивными задатками и особое внимание уделяют их перевоспитыванию, например, «добровольно-принудительно» в «Острове» им навязывают тяжёлые физические упражнения и специализацию под названием «добрый силач».
Таков в «Острове» «перевоспитанный» Виджайя: он сам о себе с гордостью рассказывает, что в детстве был неуправляем и мог бы вырасти агрессивным бандитом, но мудрые учителя отправили его на лесозаготовки, а теперь, глядите, он стал отцом и надёжным членом общества… Эти лесозаготовки Хаксли показывает столь умильно, что кажется: прослезился, когда писал. Ну как же: «гармония с природой», «Лев Толстой тому же учил» и т.д.
Идею «просвечивания» учеников и разделения на потоки в школах можно считать почти навязчивой у Хаксли. «Откуда берутся все эти Гитлеры, Сталины и прочие злодеи, организующие исторические катаклизмы? Просто их в своё время — в школе — не заметили и не сумели нейтрализовать…» — Примерно так рассуждают вполне себе положительные герои «Острова». Напомню: в «Дивном новом мире» всё было жёстче, там уже на генетическом уровне человек почти не имел шансов «перепрыгнуть» из одной касты в другую; там представителей самого низшего слоя рабочих клонировали, дополнительно отупляли химикатами и т.д.
…Но я исхожу из того, что «Дивный новый мир» прочитан широко и всем известен, поэтому я не буду подробно останавливаться на этом романе. А вот «Остров», как менее известный, позволю себе проанализировать чуть подробнее.
Некто Уил Фарнаби, британский журналист, попадает на весьма закрытый остров Пала в Юго-Восточной Азии. Общество, созданное на Пале, сами островитяне считают идеальным, и журналист приходит к тому же мнению. В 19-м веке основы этой общественной системы заложил прогрессивно мыслящий раджа — тогдашний правитель острова. Написал он и «тонкую зелёную книжку» — руководство для подданных на основе буддизма. Самое интересное в этом обществе то, что оно — двуязычное, англо-паланское. Своим советником раджа-реформатор назначил британца, возникли интенсивные связи с Англией; в общем, сегодня на острове два государственных языка. Что ж, с некоторой натяжкой это можно считать возможным, вспомним хотя бы вполне добровольное использование правящим классом дореволюционной России французского языка.
Хаксли сразу обращает внимание на важное правило, которого придерживались раджа-реформатор и его потомки: остров Пала должен развиваться как замкнутое общество и не участвовать в мировых политических играх. Опять реальная ситуация: вспомним хотя бы «Движение неприсоединения» или государство Северная Корея (последняя, если и вовлечена в мировую политику, то скорее на словах, чем на деле).
Изображённое общество, действительно, похоже на Северную Корею или на Гонконг — китайский в этническом смысле город и регион, но когда-то принявший английский язык как государственный. В этом смысле и концовку романа «Остров» можно считать пророческой: Хаксли описывает путч и потерю независимости островом Пала, который присоединило к себе соседнее агрессивное государство Третьего мира. Вспомним, что и Гонконг был присоединён к Китаю…
В чём же особенности той буддистской идеологии, которую династия раджей-реформаторов предложила своим подданным? Уил Фарнаби в романе читает «тонкую зелёную книжку» (она называется «Заметки о том, Что есть Что») и сразу встречает абзац, с которым он полностью соглашается:
«Никому не нужно отправляться куда-то ещё. Мы все — и нам необходимо только понять это — уже прибыли в конечный пункт» (с. 44; здесь и далее цитирую Хаксли по изданию: «Остров», М., АСТ, 2020).
В сущности, в этой фразе и заключена суть буддизма как религии (да простят мне это упрощение истинные знатоки). Буддизм возник в Индии в середине первого тысячелетия до нашей эры, затем распространился на многие соседние с Индией (и даже весьма далёкие от неё) страны; эта религия породила множество сложнейших учений, однако автору данных строк во всех читанных им буддистских трактатах встречалась именно такая главная мысль: «будь тем, кто ты есть», «у тебя уже имеется всё, что нужно для счастья, оно внутри тебя».
Всем понятно, что эта мысль соответствует христианской максиме «Царство Божье внутри нас», — хотя европейские мудрецы всегда перешагивали этот пункт, переходя к следующему: «Как мне преобразовать мир?»
Буддизм же, повторюсь, со всей силой сосредоточился именно на внутреннем принятии реальности, что, с одной стороны, обеспечило ему невероятную популярность (даже в сегодняшней России «Дзеном» назвали одну из самых востребованных интернет-платформ). А с другой стороны, эта же сконцентрированность буддизма на внутреннем мире вызывала и вызывает некий «колониальный» (то есть снисходительный) взгляд на него.
Хаксли в «Острове» описал узаконенный и даже обязательный приём наркотиков. Якобы всё та же династия раджей-реформаторов создала «лекарство мокша». Химикат, добываемый из грибов, который принимает поголовно вся молодёжь Палы во время обряда инициации. Наркотик этот пробует в романе и журналист Уил Фарнаби, и описание его ощущений дано весьма развёрнуто, оно практически совпадает с ощущениями самого Хаксли от приёма пейота. Напомню: Хаксли в конце 1950-х согласился участвовать в эксперименте по приёму содержащего мескалин вещества (пейота), распространённого среди индейских племён Америки, этот опыт он описал в трактатах «Двери восприятия» и «Рай и ад».
Здесь я позволю себе указать на — увы — неполную правдоподобность созданной в романе конструкции. Такой наркотик (сильный, но почти без побочных эффектов) должен быть весьма дорогим, и потому не верится, что его могут давать так уж всем поголовно. (Укажу, кстати, на возможный подтекст в определении Маркса: «Религия — опиум для народа». Религия бесплатна, потому она — «для народа», а настоящий опиум очень дорог…) У Хаксли как-то гладко получается: принял человек наркотик и спокойно работает. Но все знают, что ни водка, ни наркотики хорошей работе не способствуют, скорее ведут к прогулам, к желанию украсть, чтобы любой ценной купить новую дозу.
Вспомним, однако, и время, когда создавался роман «Остров»: рубеж пятидесятых и шестидесятых, коммунизм тогда наступал во всём мире, и многим на Западе казалось, что их строй вот-вот рухнет. В таких условиях западные идеологи порой «хватались за соломинки»; вот и Хаксли, видимо, счёл, что проповедь наркомании (а именно так можно оценить данную сторону его романа — хотя я надеюсь, что меня в пропаганде наркотиков не обвинят) это меньшее зло, чем распространение марксистско-ленинских идей. Мы знаем, что Хаксли оказался прав: да, в США и Западной Европе среди студентов вузов распространилась наркомания, но там не произошло социальной революции. Как уже сказано, наркоман и алкоголик — плохой работник, и он точно — не борец за переустройство общества.
***
Я уже сказал выше, что Хаксли, скорее всего, понимал буддизм как удобный для себя (и для английских колонизаторов) инструмент управления обществом. Хотя его проповедь буддизма выглядит вполне искренней. Вот, например, цитата из «Острова»:
«Мелодии или камни, живые процессы или нечто навсегда застывшее? “Мелодии”, — отвечают буддизм и современная наука. “Камни”, — делают свой выбор классические западные философы. Буддизм и современная наука воспринимают мир как музыку. А образ, который приходит на ум при чтении философов Запада, — это фигура из византийской мозаики: скованная, симметричная, сложенная из миллионов крошечных каменных кусочков, крепко зацементированных в пол базилики, не имеющей окон». (Хаксли, «Остров», с. 211)
Как видим, здесь буддизм приравнивается к гибкости и принятию сложности мира, но ведь эта религия — намного более древняя, чем христианство или ислам, и она твёрдо держится своих первоначальных установок. Так что насчёт того, кто более «зацементирован», ещё можно поспорить.
Не могут не вызвать подозрений столь громогласные отрицания героем-англичанином (и самим Хаксли) собственной (английской, европейской) христианской традиции. Слишком многословное настаивание на чём-то наводит на подозрение, что в этом пункте автор выступает как пропагандист. То есть находит для себя полезным убедить читателя именно в этом пункте, — а на деле мотивы его более сложны.
…Да и не один Хаксли, а многие в Британии видели в буддизме религию, удобную если не для сохранения колониальной власти, то хотя бы для мягкого управления бывшими колониями. Позволю себе напомнить, чем закончился флирт с буддизмом Англии и Америки.
До некоторой степени этот флирт оказался для них полезным… Например, удавалось играть и на буддийско-китайских противоречиях: в Америке до сих пор существует движение «Свобода Тибету» (“Free Tibet”), а Далай-лама пользуется официальной поддержкой американских властей. Однако быстро выяснилось и другое: управлять буддизмом — задача весьма нелёгкая для правительств (или спецслужб) Англии и США: буддистской паствой управляют, прежде всего, собственные буддистские учителя. В Англии, США, Австралии, Канаде есть много буддистских учебных центров, издательств, «ритритов», но они делают своё дело, то есть привлекают сторонников собственных учений, отнюдь не стремясь проводить линию англоязычных метрополий. «На всякого хитреца довольно простоты». Чем заканчиваются эксперименты по созданию «англо-буддистских гибридов», Хаксли сам же и показал в финале «Острова»…
Тут я прибегну к ещё одной поговорке, чтобы охарактеризовать некоторые другие важные для Хаксли мотивы. «Гони природу в дверь, а она проникнет в окно». Как мы видели, герои Хаксли решительно отвергают «окаменелую» традицию европейских мыслителей, предпочитая ей ценности Востока. Но вот Хаксли описывает эксперимент с наркотическим изменением сознания — и что же его герой Фарнаби (и сам автор) выбирают в качестве музыкального фона? На проигрыватель ставится пластинка с «Четвёртым Бранденбургским концертом» Баха! Музыка Баха вообще и данный опус в частности кажется автору статьи натужно-скучной, но в романе «Остров» она характеризуется как едва ли не лучшее музыкальное произведение всех времён:
«Самая близкая музыка к тишине. Самая близкая, вопреки своей продуманной организованности, к чистейшему стопроцентному Духу…». (Хаксли, «Остров», с. 325)
Чуть далее в том же романе «Остров» говорится, что Фарнаби любил музыку и хорошо в ней разбирался, и часто слушал «Радио Штутгарт» как одну из лучших музыкальных радиостанций Европы… Вот так: Европу Хаксли ругал, Гитлера называл величайшим чудовищем истории, однако и в «Контрапункте» (1928) вывел персонажа, похожего на британского фашиста Освальда Мосли (Эверард Уэбли), и в «Острове» и в «Дверях восприятия», когда понадобилось дать образец хорошей музыки, взял именно немецкую. Если кто-то не знал о германском корне английской культуры (Британия была завоёвана германскими племенами англов, саксов и ютов), то анализ предпочтений Хаксли в искусстве показывает этот явный про-германский крен. Это, кстати, ещё одна причина, почему автор данной статьи не верит в искренность преклонения Хаксли перед буддизмом и предпочитает считать, что Хаксли видел тут всё-таки инструмент.
…Впрочем, печальный финал в романе «Остров» всё-таки не доведён писателем до конца! Остаётся возможность, что путч на Пале провалится, а уникальное общество сохранится. В любом случае, будем благодарны писателю за то, что он так старательно сконструировал англо-буддистский, европейско-азиатский гибрид. Картина, нарисованная в «Острове» выдающимся английским романистом, весьма впечатляет и даже (несмотря на все высказанные оговорки) вдохновляет.