15 мая 2024 60

270 лет назад, 13 мая 1754 года, императрица Елизавета Петровна учредила в Российской империи первые в истории страны банки.
Это были Государственные Дворянский и Купеческий банки в ведении, соответственно, Сената и Коммерцколлегии, находившихся на высших этажах структуры государственного управления. Капитал для этих банков (750 и 500 тысяч рублей соответственно) также имел государственное происхождение — за счет немалых сборов от введения государственной же винной монополии.

Которые первоначально предполагалось пустить на военные расходы, — но поскольку объем поступивших средств был неожиданно большим от ожидавшегося, их решили вложить и в банковскую деятельность тоже.
Конечно, сказать, что до этого момента таковой на Руси вообще не существовало — не приходится. Просто речь шла лишь об отдельных ее элементах — преимущественно займах. Так что, например, еще в знаменитой Русской Правде Великого князя Киевского Ярослава Мудрого и его сыновей-«ярославичей» было прописано четкое ограничение слишком уж беспредельных аппетитов ростовщиков по размеру взимаемых процентов — не больше суммы самого займа, вне зависимости от срока, на который он предоставлялся. 
Понятно, что русичи продолжали брать в долг и на протяжении следующих столетий. И друг у друга — как, например, простые граждане, купцы или аристократы — или у «ростовщиков», чаще представленных представителями еврейских общин.
При Петре I кредитная деятельность заметно поляризовалась. Так, на нужные стране проекты преобразований (верфи, мануфактуры, горнодобычу, прочие важные сферы) царь-реформатор довольно часто выдавал щедрые беспроцентные ссуды. Предвосхищая тем самым рекомендации доказавшей свою высочайшую эффективность теории британского экономиста Кейнса — о благотворности широкого участия государства в экономической жизни страны через многочисленные госзаказы. 
Что более чем успешно показал и «новый курс» американского президента Франклина Рузвельта по выходу из «Великой Депрессии», — а еще больше «эпоха первых пятилеток» СССР, где вместо правившего бал всемирного экономического спада, рост советской промышленности страны накануне войны составил рекордные до сих пор 6,5 раза!
Правда, многие приближенные Петра Великого столь государственническим мышлением не обладали, — а потому и ссужали деньгами нуждающихся под весьма грабительские для 18 века 20 % годовых. Что и повлекло уж в 1733 году Указ племянницы Петра императрицы Анны Иоанновны о наделении Монетной палаты функцией еще и кредитного учреждения, дававшего деньги в долг под уже куда более подъемные 8 % годовых.
Впрочем, до полноценного банка этой новации было еще очень и очень далеко. Даже не только потому, что сам этот термин еще официально не фигурировал — просто работу Монетной палаты в этой сфере больше напоминала обычный «ломбард». Да еще и велась практически «в ручном режиме» — займы выдавались лишь дворянами, обычно самым знатным, с «высочайшего соизволения» главы государства — пусть даже, быть может, и через помощников. Причем — выдавались под залог лишь ценного имущества, например, драгоценностей. О других же сферах банковской деятельности — таких как прием вкладов, банковские переводы, инвестиционные кредиты речь не шла тогда вообще! 

***

Собственно, об этом поначалу не шла речь и при создании Государственных заемных банков — они первоначально также были «заточены» на выдачу лишь займов. Правда, уже не только дворянам — но и купцам, а спустя некоторое время даже и крестьянам («государственным», конечно, не крепостным — им разрешалось выдавать ссуды до 20 рублей, на которые, впрочем, тогда можно было купить пару неплохих лошадей — или десяток овец). Конечно же, лишь в банке, предназначенном для «своего» сословия.
Немалой «революцией» для тех же дворян стала возможность закладывать не только и так однозначно ценные вещи (которые еще надо было иметь) — но и то, что большинство из них имело по факту принадлежности к своему сословию, имения с крепостными. В этом смысле, кстати, организация отдельного Дворянского банка была вызвана не столько желанием польстить дворянской элите страны, — но насущной экономико-юридической необходимостью.
В самом деле, богатые купцы первой гильдии при желании тоже могли бы создать какой-нибудь коммерческий банк для кредитования дворян. Однако землей и крепостными с 1736 года могли владеть лишь последние! 
А потому такое имущество, заложенное в купеческом банке, в случае необходимости отчуждения из-за невозвращения кредита просто по закону не могло быть продано таким путем. Вот и пришлось организовывать банк государственный — там конфискованное у дворянина-неплательщика поместье вполне могло быть продано за долги другому дворянину — или перейти в казну.
Ирония судьбы, — но первым потерпел фиаско как раз новосозданный не Дворянский, а Купеческий банк. Причиной тому стал грандиозный пожар в Петербурге под конец царствования Елизаветы Петровны, — уничтоживший помимо прочего портовые склады с готовыми для отправки в Европу грузами. Сгорели пенька, лен, зерно, другие товары на сумму в 83 тысячи рублей, являвшиеся залогом — при общем объеме «кредитного портфеля» банка в четверть миллиона. Такого удара это учреждение вынести не смогло — и было ликвидировано. 

***

Высказывается мнение, что правивший тогда (правда, недолго) император Петр III готов был росчерком пера «убить» заодно и Дворянский банк — тот тоже начал приносить все большие убытки. Но спустя месяц пал жертвой переворота, организованного своей женой и ее фаворитами, — вскоре расставшись с жизнью от, как тогда официально заявили, «геморроидальных колик». Ну, хоть не «апоплексический удар табакеркой», отправивший на тот свет сына незадачливого венценосца — Павла I… 
Так или иначе, но одной из причин скоропостижной смерти самодержца называют в том числе и его намерения относительно Дворянского банка. И это — несмотря на то, что именно этот император пожаловал аристократам немыслимо щедрый подарок — издав «Указ о вольности дворянской». Согласно которой служить за имеющееся поместье стало более необязательным — любой желающий теперь мог уволиться в отставку хоть с военной, хоть с гражданской службы вместо прежней обязанности «тянуть лямку» пожизненно. 
Но, видно, лишение возможности брать дешевые кредиты были для «опоры трона» не менее значимым моментом. Особенно с учетом того, что очень скоро после организации Дворянского банка его деятельность больше начала напоминать не «коммерческую», а «благотворительную». Сначала, под конец 50-х годов 18 века, все та же Елизавета Петровна сначала разрешила продлевать срок кредита несостоятельным должникам, — а потом даже запретила забирать у них заложенные поместья для последующей «продажи с молотка»!
То есть вложенные в первоначальный капитал учреждения 750 тысяч рублей все больше превращались в «безнадежные кредиты», фактически — безвозмездную и безвозвратную помощь государства за счет доходов казны в адрес наиболее «ушлых» заемщиков. Которым к тому же зачастую было мало просто не возвращать долги, все же, как-никак, рискуя остаться «без кола и двора». 
Интрига сюжета бессмертных «Мертвых душ» ведь не выдумана великим Гоголем — подобные истории как раз и стали наблюдаться с момента начала деятельности Дворянского банка. Когда туда закладывались давно умершие крестьяне, формально числившиеся еще живыми до новой переписи, и за каждого из них мошенники могли получить до 80 % от их «оценочной стоимости» сначала в 10, потом в 20 рублей. Ну, а потом якобы с чистым сердцем признать себя «банкротом» — и предоставить банку право попытаться продать эти самые «мертвые души» для компенсации убытков.

***

Начавшая править с 1762 года Екатерина II долго не могла решиться на окончательный выбор, — что же делать с этим Дворянским банком? Ставшим для высшей власти чем-то вроде классического «чемодана без ручки» — который «нести неудобно, а выбросить жалко». К тому же, в данном случае — еще и опасно. 
Действительно, и сама эта императрица пришла к власти в ходе гвардейского переворота, — да и потом еще почти полтора десятилетия буквально «отбивалась» от более или менее серьезных попыток отобрать у нее власть. Вроде заговора поручика Мировича («поставившего» на содержащегося в заключении императора Иоанна Антоновича, царствовавшего малолетним с 1740 года до захвата власти Елизаветой Петровной в 1741 году), претензий самозванки «княжны Таракановой» — и довольно масштабного восстания Емельяна Пугачева.
В такой ситуации еще и озлоблять немалое число дворян (к 70-м годам 18 века в банке было заложено около 10 тысяч поместий!) было бы, как говорится, чревато. Так что политика, как сказали бы сейчас, «Наблюдательного совета» Дворянского банка в лице государыни была, мягко говоря, непоследовательной. А может, и наоборот, строго последовательной, исходя из наличной стабильности ее положения на троне.
Соответственно, в правление Екатерины Великой периодически наблюдалось и «закручивание гаек» в отношении как минимум наиболее злостных должников с конфискацией их поместий — и неоднократные «докапитализации» (дошедшие к 1786 году до 6 млн рублей!). То есть по сути, компенсация «плохих кредитов» за счет притока дополнительных внешних средств. Источником которых могла быть и казна, и деньги вкладчиков (депозиты под 5 % годовых там стали брать с 1766 года) — и даже продажа платьев императрицы из ее обширного гардероба, принесших «сирым и убогим» дворянам-неплательщикам четверть миллиона рублей! 
Однако огда с «пугачевщиной» было покончено, и самодержица укрепилась на троне, решено было навести порядок и в Дворянском банке. Для чего туда был назначен «по совместительству» влиятельнейший вельможа, отличавшийся неподкупностью, петербургский и московский губернатор, племянник знаменитого сподвижника Петра Якова Виллемовича Брюса, Яков Александрович Брюс.

***

Строгий генерал-аншеф очень скоро обнаружил в работе сей конторы колоссальные злоупотребления. Начиная с отсутствия ведения сколь-нибудь внятной отчетности (ага, «все точно — как в банке») начиная с 1770 года! А когда, в лучших традициях детективной деятельности, сотрудники Брюса «потянули за сохранившиеся ниточки» — банку удалось вернуть больше миллиона уже было считавшийся «сгинувшими в неизвестном направлении» государственных денежек.
Тем не менее хромающий на обе ноги Дворянский банк, превратившийся в форменную «богадельню» для любящих жить не по средствам дворян, в 1786 году решили все же закрыть. Впрочем, лишь для того, чтобы вскоре открыть вместо нее новую, почти такую же — «Государственный заемный банк».
Вплоть до 1861 года, даты отмены крепостного права, вывески таких «контор» менялись, — но общий подход оставался прежним, в духе грибоедовской иронии из «Горя от ума» — «ну как не порадеть родному человечку?» В данном случае — дворянскому сословию, в котором императоры видели надежную опору трону. Так что уже в царствование императора Николая I, по разным данным, в подобных учреждениях было заложено от половины до двух третей наличных дворянских поместий! 
С юридической точки зрения это давало возможность государству практически в одночасье покончить с крепостным правом — просто в строгом соответствии с законом конфисковав заложенные имения с крепостными в казну, и дать им свободу. Но до поражения в Крымской войне и появления в России нового императора для этого не было главного — политической воли. 
И даже когда эта воля, наконец, появилась — «освобождение» крестьян было обусловлено настолько колоссальными «выкупными платежами» с их стороны на протяжении полувека, что эти платежи стали одной из главных причин Первой русской революции 1905—07 годов.
Что ж, «потребительское кредитование» (а именно такое назначение имели подавляющее большинство ссуд для дворян) может принести пользу отечественной экономике лишь в случае, если с его помощью оплачиваются товары отечественных же производителей. А если правящие элиты спят и видят в качестве «голубой мечты» товары лишь из «благословенной просвещенной Европы» — то их кредитование из государственного кармана объективно превращается в финансирование зарубежных же промышленников и купцов. 
В этом, пожалуй, и состоит главный урок с неудачами вокруг Дворянского банка и его преемников. К сожалению, должным образом не учтенный властью практически до самого конца Российской империи… 

Средняя оценка: 3.66667
Проголосовало: 6