Степан Эрьзя. Гений, вернувшийся на родину

О талантах, вскормленных русской землей, но мало известных широкой публике, недавно еще раз напомнила выставка «Возвращение. Николай Фешин, Степан Эрьзя», прошедшая в музее Санкт-Петербургской Академии художеств.
В биографиях Фешина (1881—1955) и Эрьзи (1876—1959) много общего: оба родились в России, состоялись здесь как талантливые мастера кисти и резца, оба почти 100 лет назад уехали за границу.

Эксперты говорят и об общих чертах в творчестве художников: реализме, вобравшем в себя элементы модернизма и других господствовавших тогда течений в искусстве. Но есть в их жизнеописании и существенное отличие. Так, Николай Фешин, эмигрировав в США, остался там до самой смерти. Лишь в 1976 году его прах был захоронен на родине, в Казани. Американцы считают его своим художником, а дом, где он творил, признан национальным достоянием Америки. Гораздо ближе мне гениальный скульптор Степан Эрьзя, поколесивший по свету и осевший на 23 года в Аргентине. Невзирая на востребованность и славу, он горько сожалел об отъезде и, преодолев преграды, уже в преклонном возрасте вернулся в Россию. Впрочем, все по порядку. 

Начало

Первый поцелуй

Его называли «русским Роденом», «деревенским Микеланджело», а он был наш — русский мордвин, эрзянин, уроженец далекого села Баево Симбирской губернии Степан Нефедов, ставший для мира «гением резца» Степаном Эрьзей. Он и псевдоним себе взял, привязанный к мордвинскому субэтносу «эрзя», только добавил мягкий знак. Степан родился в крестьянской семье и вырос в единении с природой. «Низкое» происхождение не стало препятствием для развития рано проявившегося таланта. А детская замкнутость, похоже, помогла ему накопить, а потом и выплеснуть силу природы в своих творениях. 
После школы учился в иконописных мастерских, расписывал храмы, но, однажды попав на выставку Михаила Врубеля, решил бросить это и учиться по-настоящему. После окончания Московского училища живописи, ваяния и зодчества начинается его многотрудное восхождение к вершинам мастерства. Он участвует в выставках, преподает. На волне революции 1905 года из-за действий своих учеников Эрьзя попадает под подозрение полиции. Поэтому, использовав представившуюся возможность, он уезжает за границу. 
Жизнь в Италии и Франции в течение семи лет сделала его знаменитым. Первый триумф Эрьзи — его пронзительная работа «Последняя ночь приговоренного к смертной казни», которую он представил в 1909 году на Всемирной художественной выставке в Венеции. Европа такого еще не видела! Потом были другие, не менее успешные, выставки в Милане, Париже, Ницце, Мюнхене. 

Последняя ночь приговоренного к смертной казни

В 1914 году Эрьзю пригласили приехать в Россию в связи намерением создать его музей. Приехал. Однако Первая мировая война свела на нет и планы по открытию музея, и возвращение в Европу, где у него осталось много работ. Творчество пришлось отодвинуть на второй план, а сам Эрьзя стал работать санитаром в военном госпитале в Москве. Среди редких работ военного времени искусствоведы отмечают «Портрет балерины Софьи Фёдоровой» и «Монголка».

Революция

Последовавшая за войной революция 1917 года продолжила военный хаос в России и ломку старых устоев. В этой обстановке крестьянский парень, уже состоявшийся как художник и вкусивший успеха и славы на зарубежных художественных салонах, от Родины себя не отделяет. Он увлекается новыми течениями, едет на Урал, Кавказ, участвует в пропаганде нового мира, создает памятники, в т.ч. Марксу, Ленину, скульптуры для Дома союза горняков в Баку. В 1919 г. в Екатеринбурге устанавливают его мраморную скульптуру «Освобожденный человек». Но жизнь ее была короткой — шестиметровая фигура, изваянная в соответствии с греко-римской классикой была обнаженной, что никак не вписывалось в наши морально-этические нормы. В это время из-под его резца выходят и произведения совершенно другого плана, как будто противостоящие революционным страстям. Это библейская «Ева» и «Леда и Лебедь». «Ева» выполнена из мрамора, а созданная на мифологический сюжет о любви Зевса к прекрасной женщине «Леда и Лебедь», сделана из кавказского ореха — твердого, но теплого и нежного дерева.

 
Леда и Лебедь

Реальная жизнь в новой России оказывается слишком тяжелой для признанного мастера. Жесткие пролеткультовские рамки, футуристы, задававшие в искусстве тон, равно как и отсутствие качественного материала для работы, не давали свободы и привели его в со временем к творческому кризису. 

«…были те, кто разрушал, чтобы только разрушить… но были и люди высокой культуры, например, А. Луначарский», — говорил он. 

Именно с «благословения» Луначарского Эрьзя в 1926 году отправляется в Париж для устройства персональной выставки и, как было записано в документах, «пропаганды советского искусства». И снова успех, за которым последовало приглашение в Аргентину. Советская власть не возражала. Ехать в Латинскую Америку Эрьзя решил еще и потому, что в 1913 году ловкий коммерсант увез туда из Парижа множество его ранних работ, не заплатив ему ни гроша. Забегая вперед, скажу, что украденные работы художник так и не нашел.

«Свой» человек в Арегнтине

После оваций европейских салонов мастер въехал в Буэнос-Айрес «на белом коне» как победитель, как мэтр. Неожиданно для самого Эрьзи аргентинский период растянулся на долгих 23 года и обернулся абсолютно новой стороной для его творчества. В заповедных аргентинских лесах он обнаружил экзотический для скульптора пластический материал, с которым еще никто не работал — породы субтропических деревьев кебрачо, альгарробо, урундай и другие. Он добывал их в труднопроходимых чащах, изобилующих змеями и насекомыми, но они того стоили. Древесина этих деревьев отличалась необычайной фактурой, способной в соединении с талантом ваятеля раскрываться в скульптурных портретах такими психологическими чертами, такими оттенками личности, которые невозможно было достичь ни в мраморе, ни в гипсе, ни в цементе. К тому же эти извилистые коряги и пни, мокнувшие в болотистых лесах сотни, а может и тысячи лет, будили в мастере связь с родной мордовской природой, с древесиной, из которой эрзяне резали тарелки, ложки, фигурки и даже сундуки. «Из-под резца его даже под небом далекой Южной Америки рождались образы, овеянные волжским ветром», — писал об Эрьзе замечательный русский скульптор, знающий толк в дереве, Сергей Коненков. 
Работа с кебрачо и альгарробо была неимоверно сложна, т.к. эти породы были очень твердыми и в то же время хрупкими. Но Эрьзя укротил их. В этот период он создает портреты великих личностей: Толстого, Бетховена, Микеланджело и других. Несомненно, вершиной творчества мастера является «Моисей».

Моисей

Он изваял его лик в 1932 году из тысячи кусков альгарробо, скрепленных клеем собственного производства. Великолепна галерея женских образов, где нежность «Обнаженной» соседствует со смиренностью «Монашенки» и суровостью «Боливийской революционерки». Эрьзя обласкан властью, почитаем поклонниками и не обделен заказами. Его произведения с огромным успехом экспонируются на выставках, их покупают для музеев и частных коллекций, что-то он передает в дар.

 
Монашенка                                                                                 Парагвайка

Работы мордовского самородка наполнены огромной энергией, зачастую порывом, страстью и эмоциональным напряжением, свойственным латиноамериканцам. Сам же мастер был «вещью в себе». Он был ниже среднего роста, неразговорчив, даже косноязычен. По словам его друга замечательного детского художника, мультипликатора и сказочника Владимира Сутеева, не известно, «знал ли он мордовский язык, но по-русски говорил с трудом (все существительные у него были мужского рода)». Живя в Аргентине, испанским так и не овладел, изъясняясь на какой-то смеси итальянского и испанского. Семьи в привычном смысле этого слова у него не было. Были, конечно, любимые женщины, вдохновлявшие его на создание прекрасных женских образов, но… как сказала одна из них, женат он был на скульптуре.
Меня не покидает удивление перед несоответствием скромного внешнего вида художника и его работами того периода, каждая из которых являет собой клубок космической энергии. Может объяснение состоит в том, что они, как сообщающиеся сосуды, были неотделимы друг от друга? Когда Эрьзе предложили за огромные деньги продать в Америку свои работы, он отказал. «Они мои дети», — сказал художник. 
А дети должны жить на Родине даже после смерти отца. Видимо, с этой мыслью он собирал свои лучшие произведения для переезда в Россию. Правда состоит и в том, что многих своих «детей» мастер отпустил в мир. И с тех пор, прославляя «родителя», живут они в музеях, частных коллекциях и других местах.

Микеланджело или Роден?

​

Эрьзя преклонялся перед Микеланджело. Сам работал методом прямой вырубки, «не заморачиваясь» эскизами и предварительными моделями из глины, и мог закончить произведение за один-два дня. 

«Когда я спросил его, что он думает о Родене, — писал Сутеев, — то тот, которого до сих пор многие называют “русским Роденом”, вдруг засмеялся, махнул рукой и невнятно пробормотал: — Э-э-э… знаете… руки, ноги… Я ничего не понял. Степан Дмитриевич тут же объяснил. Оказывается, у Родена в сарае при мастерской хранились слепки с частей человеческого тела: руки и ноги в различных поворотах, торсы, головы. Всячески комбинируя их, Роден, по словам Эрьзи, искал композицию для своей будущей скульптуры. Очевидно, этот прием показался Эрьзе несколько ремесленным и подход к работе недостаточно художественным».

Кроме того, Роден зачастую ограничивался созданием эскизов, привлекая к работе до десятка помощников. Эрьзя же всегда работал один, постоянно совершенствуя технологический подход, изобретая и используя разные приспособления вплоть до стоматологической бормашины. О космичности таланта Эрьзи как скульптора говорят его невоплощенные в жизнь проекты. Он мечтал о горах на Урале, Кавказе, в Бразилии, Аргентине, о преобразовании их в многокилометровые скульптуры, разрабатывал проекты, но ни одно правительство не пошло на создание подобного «чуда света».

Возвращение. Прохладная встреча на родине

​

Как бы ни была обустроена и успешна творческая жизнь Эрьзи в Латинской Америке — его тянуло домой. Возраст брал свое. Наступило «время собирать камни». В 1945 г. после 22-летнего жительства из США в Советский Союз вернулся знаменитый скульптор Сергей Коненков, уехавший, кстати, тоже по «благословению» Луначарского. Засобирался и Эрьзя, но его путь на родину был более тернистым, чем у коллеги. Он неоднократно обращался в советское посольство, ему не отказывали, но и не давали «зеленую улицу». В 1947 г. сорвался уже вполне подготовленный переезд, что очень огорчило скульптора.
Сейчас стало модным сетовать, что Россия не устроила торжественного встречи своему знаменитому сыну. Старого скульптора тянуло к родной земле, а она, потерявшая десятки миллионов людей в ходе опустошительной войны, залечивая раны, еще только поднималась из руин. В этой обстановке, когда вдовы и сироты еще не выплакали слезы, ждать такого же восторженного приема как когда-то устроили скульптору в Аргентине, думаю, было невозможно. Ведь он почти четверть века прожил в недружественном Советскому Союзу государстве, которое объявило войну фашистской Германии лишь 27 марта 1945, когда победа Красной Армии не вызывала сомнения, а сама Аргентина стала убежищем для нацистов как во время второй мировой войны, так и после нее. 
И тем не менее, в 1950 году он вернулся. И не с пустыми руками. 180 деревянных, мраморных, бронзовых и гипсовых скульптур привез он в дар своей Родине. В багаже, весившем около 200 тонн, кроме работ, были уникальные инструменты мастера и огромный запас экзотической древесины для дальнейшего творчества. 
Все устроилось не сразу, но в конце концов Эрьзя получил в Москве квартиру и мастерскую, в которой разместил скульптуры и открыл к ним доступ желающих, выстраивающихся в километровую очередь. В 1956 г. Эрьзю наградили орденом Трудового Красного Знамени. Часть привезенных скульптур была передана в Русский музей. А основную массу произведений отправили на родину скульптора в Саранске в созданный уже после его смерти Мордовский республиканский музей имени С.Д. Эрьзи. 

Вместо эпилога

​

Поклонники скульптора пеняют: не создали музей в Москве, «сослали» работы Мордовию. А я считаю это величайшим благом для гения. В столицах — свои правила, своих явных и мнимых гениев много. И кому из граждан нашей великой страны тепло от того, что в запасниках крупнейших музеев хранятся миллионы шедевров? Да, их сохраняют, изучают, но не за счет ли обеднения окраин существуют эти оазисы высокой культуры? Эрьзя вернулся домой, к «своим», которые бережно хранят память о нем. А в Москве в 2021 г. к 145-летию со дня рождения выдающегося российского скульптора Степана Дмитриевича Нефедова-Эрьзи по инициативе Международного фонда искусств имени С.Д. Эрьзи открылся «Эрьзя-центр». 
В постоянной экспозиция центра — коллекция слепков, выполненных с оригиналов малодоступных работ мастера Эрьзи из российских и зарубежных музейных и частных коллекций, ценные библиографические материалы, архивные документы, фотографии. К сегодняшнему дню в ряде городов России гениальному ваятелю установлены памятники, его имя носят музеи, улицы и художественные школы, где, надеюсь, зреют новые гении земли Русской. 

Фото автора и «Эрьзя-центра»