Дедушка

— Здравствуйте, дедушка.
— Здравствуйте.
— Я буду сдавать на вас госэкзамен. Вы готовы ответить на мои вопросы?
— Да.
— Назовите ваше полное имя.
— Иванов Сергей Иванович.
— Назовите полную дату рождения.

— Не помню.
— Хотя бы год.
— Нет, никак.
— Хорошо, сколько вам полных лет?
— Семьдесят три, посчитайте, с какого я.
— Отлично. Вы женаты?
— Да.
— Бабушка жива?
— Померла.
— А кто вас оформил в больницу?
— Дочка.
— Вы родились в полной семье?
— Да.
— Сколько детей в ней было?
— Четыре. Четверо.
— Вы который по счёту ребёнок?
— Младший.
— У родителей были какие-то хронические заболевания?
— Грыжа тоже была.
— У кого?
— У отца.
— Он оперировался по поводу грыжи?
— Нет, так и помер.
— Так и помер с грыжей?
— Да.
— А мама от чего умерла?
— Сердце.
— Понятно. А вас четверо было… Браться и сёстры?
— Нет, девок не было.
— Братья все живы?
— Старший помер. Давно уже.
— А от чего умер?
— Употреблял.
— Дети, кроме дочки, ещё у вас есть?
— Есть… И внуки. И даже правнуки.
— Вот как хорошо. А сколько детей?
— Пятеро было.
— А почему было?
— Одного уже нет.
— Что с ним случилось?
— Убили.
— Сколько классов вы закончили?
— Семь.
— А потом где учились?
— В механизации.
— На кого?
— На тракториста.
— И всё время работали трактористом?
— Нет, трактористом я недолго работал, лет пять.
— А чем потом занимались?
— Доил коров.
— Что ж, тоже надо. А полную дату рождения не вспомнили?
— Нет. У меня Паркинсон.
— Операции какие-нибудь были?
— Аппендицит вырезывали.
— Давно?
— А…эээ…
— Ну десять лет назад?
— Больше.
— Двадцать?
— Больше.
— Хорошо, а вам сколько тогда было?
— Не помню.
— Сорок? 
— Вроде меньше.
— Тридцать?
— Да, лет тридцать с чем-то.
— Давайте посмотрим вашу грыжу. Ложитесь. Та-ак… Спустите штаны. Вижу, вижу. А почему решили оперировать?
— Решил вот…
— Болит?
— Да.
— Штаны можно подтянуть. А вы откуда?
— С Вороньего Поля.
— А там операции не делают?
— Не стали, к вам отправили.
— Понятно. А как жену у вас звали?
— Зоя.
— А старшего брата?
— Никола.
— А правнуков всех по именам знаете?
— Я и внуков-то не всех…
— Вы в своём доме живёте?
— В своём.
— А сколько комнат у вас?
— Две.
— А водопровод есть?
— Какой в деревне водопровод. Баня.
— Каждый день топите?
— Через день протапливаем, хватает. Тепло хорошо держит. А по субботам топим.
— Хорошо, дедушка. Через час где-то я приду с преподавателями, буду о вас рассказывать. Если что-то не так скажу, придумаю, не выдавайте меня, пожалуйста.
— Хорошо. Пошла, милая, пошла. Эх, подопытным кроликом стал на старости лет. А как звать её, а, робяты? А-а. Не забыть бы. Ну и ладно. Хорошая девушка, красивая. А то, что молодая, так что ж. Молодые врачи тоже хорошие есть. Вот у нас году в шестидесятом была… Как звали её… Надя… Вера… Забыл. Время… уходит. А вы чего приуныли. Робяты? Всё хорошо. Слава Богу. Всё хорошо.

Попутчики

«Ходит дурачок по лесу,
ищет дурачок глупее себя…» Е.Летов

Сосед на нижней полке плацкартного вагона по дороге туда был мерзок по определению.
Он был пьян. Но это ещё не было большой бедой. В поезд часто садятся люди навеселе. Посошок затянулся, праздник продолжается. На волне этого праздника они ещё полчаса возбуждённо что-то говорят, пытаются знакомиться с девушками, громко разговаривают по телефону. А потом поезд трогается — и они понимают, что всё, финита ля комедиа. Мрачнеют, грустнеют, зевают. И ложатся спать. И храпят. И за это соседи по вагону их тоже ненавидят, но ровно до тех пор, пока сами не заснут. А сосед мой был пьян другим образом. Он как-то слишком приветливо поздоровался со мной. Спросил, куда я еду. Сказал, что выходить нам на одной станции. И что-то в его речи сразу не понравилось мне. Он говорил смазанно. Не так, как обычно говорят пьяные люди, а именно смазанно. Создавалось ощущение того, что он не только не проговаривал, но даже недодумывал свои слова, выбрасывая их скользкой скороговоркой, которую ты слышал словно через вату.
Из сумки его открыто торчала бутылка чего-то крепкого и вонючего. Другие соседи были злы и раздражены. Но у меня есть свойство воздействовать на буянов умиротворяющим образом. Без крови, через беседу. Поболтав со мной пару минут о том о сём, Виталик, по крайней мере, так он представился мне, заволновался и сказал:
— Всё, спать, спать.
— Давай, — кивнул я, походя заметив, что Виталик сдался совсем уж легко.
День был жаркий, провёл я его на ногах, отчего их ломило, а спать хотелось. И я, ничтоже сумяшеся, рухнул в объятья к Морфею. Но ненадолго.
— Сука, сука, станица пылает. В огне станица, — раздалось с соседней полки.
— Б…, — вздохнула немолодая женщина с ботексными губами, сидевшая на боковухе, — весёлая будет ночка.
— Ой-ой, — не отрывая глаз, то ли попал в ритм, то ли отреагировал на её слова Виталик.
А дальше он то ли заблажил во сне, то ли впал в игру с окружающим миром. Виталик орал, нёс какую-то ахинею про горящую станицу, грузин, механика, который не идёт пить чай, Семёнова, который почему-то был гнидой. Но в то же время реплики окружающих в свой адрес тоже парировал. Причём не напрямую, а через призму сна.
— Бу-бу-бу-вя-вя, — передразнил его сынок ботексной бабы, тоже по-своему довольно противный мальчик.
— Птички… Наглые птички… А вот я вам головы-то сверну, — тут же выпалил Виталик.
Мальчик замолчал и больше Виталика не дразнил.
Зато мама его через пять минут бестактно вторглась в середину Виталиковой репризы:
— Слышь, мужик, заткнись, позову сейчас полицию, и ссадят с поезда нахер.
Виталик замолчал. И когда через полчаса он громко сказал:
— Сука… — Ведь нельзя же это было отнести в адрес соседки?
А вот когда девушка с верхней полки резко свесилась к нему и зашипела: «Слышь, мужик…» — Виталик вскинулся сразу. И я резко шикнул на него: «Тихо, угомонись». После этого полчаса было тихо. Но только для того, чтобы все заснули, и Виталик, подобно сигналу воздушной тревоги, снова резким движением сорвал с соседей покрывало сна. 
Потом все устали. Просто лежали в темноте и слушали, как Виталик балагурил сам с собой. Орал на кого-то. Кого-то материл. И сложно было понять апофеоз ли это психологического садизма или…
— Подумаешь, выпил немного лишнего, — пожимал плечами Виталик, разбуженный проводником за полчаса до нашей станции.

Обратно я ехал в тот же день. В поезд сел уже после полудня с робкой надеждой выспаться после бессонной ночи и беготни по суетным делам. И с удивлением обнаружил, что на моём пятнадцатом месте, бойко похрапывая, крепко спит пожилая женщина. Я посмотрел на билет, на место. Подошла проводница с бельём и тоже недоумённо уставилась на спящую. 
— А вы разбудите, — посоветовала женщина с боковухи.
Тут спящая перестала быть спящей и открыла сначала один глаз, потом второй.
— А тут сошли час назад, так я решила прилечь, — честно призналась она.
Через десять минут я блаженно вытянулся на застеленной полке. И начал проваливаться в сон, сквозь который услышал:
— Что-то я и выспалась.
«Нечего на чужие места ложиться», — равнодушно подумал я и продолжил неспешно засыпать. Вдруг второй женский голос, моложе, сказал: «Я тоже выспалась». А я вот как раз заснул, но ненадолго. Рискну предположить, что за время моего отсутствия в мире людей выспавшиеся решили поговорить, раз уж выспались.
Но говорить они начали не сразу. Час я крепко проспал. За это время лишняя усталость ушла. И я тоже не мог заснуть. Говорили женщины тихо-тихо. И не беспокоили никого из попутчиков, кроме разве что меня. Галя и Мария Егоровна разговаривали о здоровье. Мария Егоровна пожаловалась на варикоз. После короткой паузы Галя призналась, что занимается бадами. Мария Егоровна осторожно спросила, есть ли у неё что-то от вен. Галя небрежно, без нажима, ответила, что, мол, есть, но она не хочет навязывать чудесную сибирскую мазь, потому что мазь эта не из дешёвых. Ещё осторожнее Мария Егоровна спросила, сколько же стоит недешёвая мазь. Галя скромно озвучила цену.
— Так это же ерунда, — фыркнула Мария Егоровна.
Галя пожала плечами и заметила, что не все понимают, насколько символически стоят её бады. Мария Егоровна спросила, нет ли у Гали этой мази с собой, на что Галя ответила, что мази-то нет, но что её можно получить почтой. Быстро, за пару дней. И Мария Егоровна тут же, при Гале, сделала заказ. Галя долго хвалила Марию Егоровну. Рассказывала про свою бабушку, которая тоже страдала варикозом и долго отказывалась верить в бады:
— А потом заказала… Не мазь, правда, а таблетки. Три таблетки пьёшь — и ноги как новенькие. Не навсегда, но всё же.
Мария Егоровна осторожно спросила, сколько стоят три заветные таблетки.
— А три тысячи и стоят, — пожала плечами Галя и улыбнулась.
Мария Егоровна махнула рукой и стала заказывать таблетки.
Галя улыбалась и кивала.
— Их действия надолго хватит. На два месяца. А может, и на три. Потом повторить нужно будет. Лишь бы они в наличии были. 
— Так давай я сразу закажу, — озарилась в темноте Мария Егоровна. — Сколько раз нужно повторить.
— Как минимум три, — сказала Галя. — Но вы уже человек…
— Немолодой, — оптимистично поддержала её Мария Егоровна.
— Ну… да. Поэтому лучше бы пять.
Через полчаса Мария Егоровна выложила рублей двадцать с тремя нолями. И они с Галей просто спокойно болтали. Галя рассказывала о том, что воспитывает сына, что сын всё сидит в телефоне. За него приходится делать уроки. И однажды она подумала:
— А почему так? И я стала искать. И нашла онлайн семинар со знаменитым психологом, который советовал…
Тут я неожиданно кемарнул. А когда вновь пришёл в себя, с удивлением обнаружил, что разговор о психологии продолжается.
— Вот, например, он вынес мусор, а вы должны сказать: «Вау! Ты вынес мусор. Ты такой мужчина! Ты не боишься грязной работы! Хулиганов, которые всё время стоят у контейнеров! Для тебя ничего не стоит спуститься и подняться по лестнице на третий этаж…»
«Понятненько», — подумал я и опять вырубился.
А когда проснулся, Галя завтракала со своим бойфрендом, с которым они ехали покупать машину.
— Ты такой молодец! Накормил меня завтраком! — приветствовала она стеснительного чувака, который некулюже плюхнул на стол две кружки кипятка так, что потом пришлось затирать. Как я успел заметить, ели они вермишель быстрого приготовления.

​