Правление Улманиса в Латвии

Идеология Улманиса формировалась постепенно, с первых дней режима, основываясь главным образом на взглядах, выраженных в публичных выступлениях и перенимая черты культа правления из Италии, Германии, Венгрии, Румынии... В его создании активно участвовало созданное 1 апреля 1937 года Министерство общественных дел, которое занималось управлением культурной жизнью, работой средств массовой информации и общественными мероприятиями.

Однако в отличие от национал-социализма или даже расплывчато определённого Муссолини фашизма «ульманизм» или «вождество» (от латышского vadonisms) в Латвии не получило развития. Дух лидерства, позитивизм и национализм должны были преобладать в понимании исторических событий, школьных программ, монументальных сооружений и литературных композиций, театрального и концертного репертуара. Как и в других диктатурах, большая роль отводилась массовым мероприятиям, прославляющим вождя. Поскольку в Латвии не было помпезных съездов правящей партии, особую роль играли массовые мероприятия — национальные праздники, различные культурные мероприятия, сельскохозяйственные выставки, юбилеи, военные парады. С 16-го по 19-е июня 1938 г. под строгим контролем Министерства общественных дел прошёл 9-й Всеобщий праздник латышской песни. Он стал предвестником празднования двадцатилетия страны 18 ноября 1938 года и пятилетия Возрожденной Латвии 15 мая 1939 года. Массовые торжества были организованы также 11 апреля 1936 г., когда Улманис вступил в должность президента 4 сентября 1937 г., отмечая своё 60-летие и т. д.
В публикациях того времени подчёркивались положительные стороны принципа лидерства. «Наилучший успех в управлении страной даёт также метод руководства, который постепенно получает признание во всём мире, в отличие от тех методов, которые строились на решениях большинства, иногда случайным образом», — возглашал Карлис Улманис. Уже в 1934 году Улманиса стали называть Tautas vadonis — вождь народа, а режим — Восстановленной Латвией. В средствах массовой информации постоянно култивировался култ вождя. Преувеличивалось сельское происхождение Карлиса, всесторонние таланты и особая мудрость; воспевались качества его характера — смелость, ответственность и самопожертвование. Фраза «доктор Карлис Улманис» широко использовалась, хотя ему была присвоена лишь степень почётного доктора. Вскоре после переворота Улманиса в прессе называли «большим сеятелем» и «двойным гением». Преувеличенная лесть вождю стала неотъемлемой частью повседневной жизни: «Непрерывная и относительно единообразная правительственная пропаганда и прославление вождя постоянным потоком шли в газетах, по радио и в речах. Это было похоже на старую пластинку, от которой люди вскоре устали и позже начали ненавидеть».

Портрет Улманиса появился на бумажных банкнотах, в 40 году планировалось ввести в обращение монеты с изображением Улманиса вместо серебряной монеты номиналом 5 латов «Милда» (Милда — образ девушки, держащей три звезды на памятнике свободы в Риге). Идеология режима подчеркивала связь между историческим земгальским королем Намейсесом и земгальским лидером Улманисом, мол, второй — это реинкарнация древнего короля, успешно восставшего против крестоносцев. С 1937 года в украшениях массовых мероприятий уже широко использовался «Герб Вождя» — белый или золотой ястреб, держащий в когтях кольцо Намейса и летящий к Солнцу в короне колосьев. 12 марта 36 г. кабинет министров принял, и президент Альберт Квиесис обнародовал закон об исполнении обязанностей президента государства, который с 11 апреля 1936 г. — до неустановленного момента в соответствии с декларацией 1934 года о конституционной реформе — поручил исполнение должности президента Улманису. В случае ухода Улманиса, или по другим причинам, функции президента выполнял второй человек в стране — военный министр Балодис. По сути, это означало официальное, но неконституционное введение неограниченного авторитарного руководства Улманиса. В последующие годы торжественно отмечались не только 18 ноября и 15 мая, но и 11 апреля. 
Национализм как основной компонент официальной государственной идеологии был широко распространён по всей Европе, особенно в новых странах Восточной Европы и на Балканах. В Латвии, где в 35 году латыши составляли 75,5 % населения страны, политика Улманиса предусматривала более сильную латышизацию государственного управления, системы образования и экономики, уменьшение влияния балтийских немцев, евреев, русских и поляков. Официально было подчёркнуто, что после 15 мая власть в Латвии принадлежит не латвийскому народу, а объединённому и самостоятельному латышскому народу, читай самой упакованной его части, т.е. буржуазии. Учитывая собственные взгляды Улманиса и занятия большинства населения, особо выделялось сельское хозяйство как основа латвийского государства.

Политика Латвии ограничивала экономическую и культурную жизнь меньшинств, например, государство больше не финансировало школы меньшинств (русские, белорусские, польские, еврейские, литовские и эстонские школы), были национализированы компании, принадлежавшие балтийским немцам и евреям. Национализированы, т.е. не переданы народу, а переданы из рук немецких и еврейских буржуа — в руки латышских. Пролетариям от этого — ни жарко ни холодно. Политика эта началась ещё во времена парламентской республики, когда усадебные земли и постройки были конфискованы, а в 1931 году Рижская дума была отобрана у немецкой общины. В то же время режим Улманиса признавал, что «солнце Латвии светит всем», строго ограничивал критику в адрес людей другой национальности, не культивировал антисемитизм, сохранял культурную национальную автономию и считал представителей меньшинств полноправными гражданами Латвии.
Подписанное 30 октября 39 года латвийско-немецкое «Соглашение о переселении латвийских граждан немецкой национальности в Германию» предусматривало завершение эмиграции к 15 декабря 39 года и определяло порядок имущественной компенсации. По данным переписи 35 года, в Латвии проживало 62 144 немца: 3,19 % населения. Они традиционно были самой богатой частью горожан и крупнейшими землевладельцами. Наследие Российской Империи. Переселение продолжалось до мая 1940 года, когда уехало 53 000 немцев, из которых около 7 000 были латышами, которые хотели покинуть страну.
Государство выплачивало компенсацию за оставленное в Латвии имущество, однако объём отбираемого был очень строго регламентирован. Не разрешалось вывозить иностранную валюту, драгоценные металлы, медицинское оборудование, автомобили, исторические и художественные объекты, библиотеки. Перед посадкой на корабли немцев тщательно обыскивали, конфисковывали даже продукты питания. Это было сделано и по рациональным причинам, поскольку экономические трудности начались в Латвии после начала Второй мировой войны; неконтролируемый вывод ресурсов не мог быть допущен. Эмиграция небольших групп немцев продолжалась до начала Великой Отечественной войны 22-го июня 1941 года.

В резултате переворота была приостановлена деятельность Сейма и всех 103 политических партий (в 4-м Сейме было представлено 27 партий). Вместе с членами фракции ЛСДРП (Латвийская Социал-Демократическая Рабочая Партия) были арестованы многолетний спикер Сейма Паулс Калниньш, десять членов гражданских партий и около 2 000 социал-демократов. В Лиепайском концлагере оказались 369 активных социал-демократов. В мае было арестовано 831 человек, в июне — 659, в июле — 587, к декабрю число политических заключенных достигло 4 091. Арестованных социал-демократов начали освобождать в апреле 1935 года, тогда как радикальные политзаключенные — коммунисты и фашисты из Перконкрустса — оставались под стражей до июня 1940 г. или были изгнаны из страны. Лидеру латышских нацистов Густаву Целминьшу пришлось бежать из Латвии.
Было закрыто почти 1 000 общественных объединений, но в разрешённых был отменён принцип избрания их лидеров. Издания партийной прессы были закрыты, другие СМИ подверглись цензуре. Были закрыты и некоторые учебные заведения, например, Рижский народный университет. Вместо избранных муниципальных руководителей назначались старейшины приходов. Выборных должностных лиц заменили люди, назначенные министром внутренних дел и подотчетные правительству, а не избирателям. Основной задачей многих государственных учреждений и общественных организаций было осуществление режима контроля над латвийским обществом. Политическая полиция активно действовала. Особая поддержка оказывалась опоре режима — военизированной гвардии Айзсаргов, выполнявшей контрольно-пропагандистские функции в регионах.
Левые партии ушли в подполье. Левое крыло социал-демократов основало Социалистическую рабоче-крестьянскую партию, которая в ноябре 34 договорилась о сотрудничестве с Коммунистической партией. В 36 году молодёжные организации обеих партий объединились в Латвийский союз рабочей молодёжи. Политически мотивированные аресты продолжались до конца режима. По данным советских историков:

• в августе 1939 года было арестовано 79 человек, 
• в сентябре — 83, 
• в октябре — 143, 
• в ноябре — 149, 
• в декабре — 166, 
• в феврале — 186, 
• в апреле — 307, 
• в мае — 252.

Сразу после переворота были закрыты 54 газеты и журнала, введена предварительная цензура (отменена 17 ноября, но вновь восстановлена в ноябре 1939 г.). Цензура запретила около 850 книг. В конце 34 года была закрыта даже газета «Латыш», издававшаяся Арведом Бергом, которая поначалу хвалила Улманиса, написав, что на этот раз социал-демократов поместили в настоящее и подходящее безопасное место (тюрьму). Берг осмелился сделать критические замечания по поводу жадности Улманиса, приказав охранникам и полиции поднимать почётные ворота в местах его посещений и заставлять детей разбрасывать цветы на его пути. Образование, культура, интеллигенция и культурная жизнь в Латвии были централизованы и управлялись Министерством общественных дел, созданным 1 апреля 1937 года под руководством министра пропаганды режима Альфреда Берзиньша. Дополнительный контроль осуществляли Палата литературы и искусства, Палата профессий, Общество прессы и Министерство образования. Количество публикаций в прессе сократилось, большую часть газет заняли длинные речи Улманиса и министров, отчёты региональных визитов и прочих событий. В «Латвийской энциклопедии», изданной в Стокгольме в 1955 году, говорится: 

«В 1934—1940 годах латвийская пресса была унифицирована, и в ней не появлялась критика государственных учреждений, а только восхваления президента К. Улманиса и других государственных чиновников, ссылки на их выступления, описания поездок и т. д.»

Чтобы укрепить существующее положение, в феврале 1938 года был принят новый Закон о печати. Закон 24 года требовал от каждого, кто хотел запустить периодическое издание, подать заявку, но новый закон требовал разрешения. Редакторы утверждались Министерством общественных дел, но редактором или издателем газеты или журнала, издаваемых на латышском языке, мог быть только латыш. В статье 12 закона говорилось, что задачей каждого периодического издания является «содействие стремлению нации к единству и консенсусу, содействие укоренению идей 15 мая в нации, поддержка работы правительства по развитию политической, экономической и культурной жизни государства и нации».
Улманис в значительной степени опирался на популярные во всей Европе идеи автаркии, государственного капитализма и корпоративного государства, чтобы создать национализированную и плановую экономическую жизнь, управляемую контролируемыми правительством промышленными палатами. За несколько лет было создано около 30 национальных акционерных обществ с 95 % государственным капиталом, которые скупали и объединяли мелкие компании. Летом 1940 года государство контролировало около 60 % промышленности. В каком-то смысле это подготовило и облегчило процесс советской национализации. Рабочие завода получали около 100 латов в месяц. Существовали существенные различия в доходах мужчин и женщин — квалифицированный работник в городе зарабатывал в среднем 179 латов в месяц, а женщины — только 90 латов. Парень в хуторе получал в среднем 45,6 латов в месяц (проживание и питание были бесплатными), а дочь — всего 35,6 латов. 

Улманис получал 1920 латов в месяц после уплаты налогов за выполнение обязанностей президента, но у него были свободные бюджетные средства, которые он мог «жертвовать» на различные цели во время своих визитов в регионы. Андрей Берзиньш, главный деятель Латвийского кредитного банка и экономики режима, получал 2 500 латов в месяц и 350 латов в качестве пособия на квартиру. Для сравнения: в июне 1940 года средняя зарплата 260 сотрудников Latvijas Kredītbanka составляла 228 латов.
По мере роста объёмов промышленности, строительства и сельского хозяйства стране стало не хватать рабочей силы. Поскольку режим контролировал и направлял экономику, ему неизбежно приходилось участвовать и в регулировании труда. Центр труда Латвии, созданный в мае 1939 года, контролировал поток рабочей силы и способствовал занятости в сельском хозяйстве. Таким образом, свободное передвижение рабочей силы в стране было ограничено. Другие ограничения: компаниям в Риге, Лиепае, Елгаве, Даугавпилсе и Вентспилсе не разрешалось принимать на работу людей, которые не прожили в этих городах три года из последних пяти, без специального разрешения Центра труда. Женщины в возрасте до 22 лет могли быть приняты в качестве прислуги только в том случае, если они прожили в селе или городе пять лет без перерыва. Проблема рабочей силы стала критической после начала Второй мировой войны, когда почти на 50 000 литовских и польских сезонных сельскохозяйственных рабочих больше нельзя было положиться, а 50 000 немцев покинули страну.

В латвийском сельском хозяйстве было много проблем: низкая производительность труда, хроническая нехватка рабочей силы (которую пытались предотвратить с помощью литовских и польских гастарбайтеров), множество мелких новых ферм, относительно низкие урожаи и надои молока, недостаточное использование сельскохозяйственной техники. Государство доплачивало производителям сельхозпродукции, реализовывало обширные социальные программы, чтобы удержать фермеров в деревне. Сельское хозяйство обеспечивало предприятия сырьем, производило значительное количество продукции (в основном масла и сала) на экспорт, обеспечивало население страны дешевой продукцией отечественного производства. Субсидируемые государством цены на дешевые продукты питания стабилизировали уровень жизни населения.
В 1934 году правительство учредило акционерное общество «Объединенная ассоциация экспорта масла», которому в 1935 году были предоставлены монопольные права на экспорт. В результате роль частных экспортеров снизилась, а возможности для кооперативов возросли. В 1937 году «Объединенная ассоциация экспорта масла» было ликвидировано, а монопольные права на экспорт масла, сыра, меда и яиц были переданы «Центральному объединению молочных фермеров Латвии». В то же время число частных молочных заводов уменьшилось (в 1934 г. их было 40, а в 1937 г. осталось только 27). 
В сентябре 38 года, когда политическая ситуация в Европе обострилась, в Латвии началась банковская паника. Жители вывели из банков около 15 миллионов латов. Чтобы предотвратить кризис, Банк Латвии увеличил денежную эмиссию и предоставил банкам кредиты. Похожая паника началась в сентябре 39 года. Хотя правительство пыталось сохранить стабильную ситуацию, замораживая цены на продукты и раздавая кредиты. Продолжить такую политику было невозможно. Несмотря на нейтралитет, Латвия оказалась в ловушке Балтийского моря. Торговля с Великобританией прекратилась. Однако основные экспортные товары Латвии — древесина, шпон, лён, масло и др. были ещё востребованы в Германии и СССР. Даже без военных баз и торговых соглашений более тесные экономические связи с СССР были выгодны Латвии. В первой половине 1940 года 52 % экспорта сливочного масла Латвии приходилось на СССР. В целях сохранения торгового флота 3 сентября 1939 года было запрещено продавать, сдавать в аренду и менять флаг латвийских судов без специального разрешения министра финансов. Из-за ухода немцев флот потерял шесть кораблей компании «Фаулбаумс» грузоподъемностью 12 961 тонн. В начале 1940 года из-за войны в Северном море затонул пароход «Эверен», а «Таутмила» сильно пострадал в результате авианалёта. Латвийский торговый флот потерял восемь моряков и 8 158 тонн грузоподъёмности.

С началом Второй мировой войны обострилась проблема с поставками топлива и угля. В последние годы независимости Латвия импортировала около 600 000 тонн угля в год. Поскольку Германия блокировала Балтийское море, поставки из Великобритании стали невозможными. Закупки этих материалов в СССР увеличились. Усилились вырубка лесов и использование торфа для отопления. Помимо всего в 1939—1940 гг. Холодные рекорды были установлены зимой 2018 года. Помимо этого, Латвийский центр труда отправлял всех безработных в лес — добывать шишки. Шишки — это самый дешёвый вид топлива. Безработных также определяли в батраки к помещикам, в трудовые лагеря и на каменоломни. За день такого труда безработные получали от одного до четырёх латов. В деревнях наблюдалась проблема нехватки жилых домов, многие крестьяне жили в хлевах с животными, а во многих деревенских домах банально отсутствовали полы.
Режим расширил финансируемое государством строительство по всей Латвии. Особенно активно они строили школы, общественные здания и памятники (в конце 1930-х годов в среднем строилось даже 94 новых школьных здания в год). Кстати, такое расширенное строительство школ привело к тому, что в новых и старых учебных заведениях попросту не хватало учебных материалов. Суммы, выделяемые из государственного бюджета на строительство, постоянно увеличивались. В 1934/1935 бюджетном году они составляли 28,1 миллиона латов, но в 1938/1939 г. уже 69,8 млн в бюджетном году. В целом за годы режима из бюджета на строительство было выделено около 240 миллионов латов. В эту сумму, вероятно, не входят работы, которые Latvijas Kredītbanka финансировал или проводил непосредственно по поручению правительства. 22 мая 1937 года началось строительство:

• Кегумской ГЭС (на деньги от кредита шведского короля), 
• Дворца юстиции (ныне здания Кабинета министров, Министерства юстиции и Канцелярии), 
• комплекса Министерства финансов, Латвийский военный музей и др.

По плану Улманиса все готические здания и здания в стиле Югендстиль, построенные балтийскими немцами и русскими архитекторами, должны были быть снесены и/или перестроены в новом латышском стиле.

​