Огни Реформации

1

За словом не лез в карман: Генриху VIII — на его манифест «В защиту церковных таинств» ответил ругательной триадой: лжец, свинья, болван…
О, разумеется, Лютер мог закрутить богословские выкладки, но посчитал бессмысленным кручение слов — против очевидного, потому и рубанул ругательствами. 

Лютер в монастыре — долог путь аскезы. Но — аскезы нет: есть монастырский разврат, лень, обжорство; и в церкви ничего нет: гниющее тело её отравляет общество. Вот Лютер — лицо сурово, широкое лицо рудокопа тяжело — подходит скорее ко дверям, вратам Аугсбургского собора, чтобы приколотить, используя банальный молоток, тезисы свои против торговли индульгенциями. Она нелогична — торговля эта. Она чудовищна. Лютер знает, что делает, и не верит в собственный проигрыш — его не взяла инквизиция: прошляпила, не сумела. Тезисы Лютера субстанцией отрицания вливаются в общество, поднимающееся всё шире и шире против церковного всевластия.
…не заработаете добрыми делами ни спасения, ни жизни вечной: и то, и другое есть безвозмездный дар благодати. Смешно звучат эти понятия с угла мировосприятия двадцать первого века: какое спасение? Пустое, ничем не наполненное слово. Лютер жил слишком в другое время: вообразить тогдашнюю психологию невозможно. Библия — с точки зрения Лютера — является единственным источником богооткровенного знания, духовенство не должно иметь привилегий. Священное предание есть не что иное, как напластование баек. Вот Лютер — в тесной комнатке, радуясь, ликуя душой, переводит Библию, суля радость такому количеству бюргеров, что получат новое слово. Он был великим мастером слова — в том числе ругательного: врагов много, и Лютер никогда не лез за словом в карман.

Из крестьянства происходил и Лукас Кранах старший — с тою же мощью, с какою изображал Лютера, дал портреты его родителей. Цикл изображений Лютера впечатляет: словно воля сгустилась в лицо. Воля и вела его: в больше мере, кажется, чем вера. …только верой, только благодатью, только Писанием. Кто будет спасён, кто нет — не угадать… Бог — непредставимый произвол, следует из этого, любовь не просматривается: как, в общем, не просматривается она и в мощной, сугубо земной деятельности Лютера, расколовшего церковь, создавшего новые материки веры.
Ещё он был высококлассным музыкантом. Очевидно, изначально его деятельность носила позитивный исторический окрас, а далее… Слишком широко разгорелись огни Реформации, больно много жертв, впрочем, жизнь-то человеческая ничего не стоит. Всегда. Лютер это хорошо понимал.

Лукас Кранах-ст.: Мадонна с Младенцем (Мадонна в винограднике), ок. 1520.
Государственный музей изобразительных искусств им. Пушкина, Москва

2

Сгусток людей Реформации: напряжённое сближение многих, включившихся в грандиозное религиозное движение, бесконечность вариаций и тем; но — лидерство тех, кто определял мысль. Мысли. В частности — он: Эколампадий — один из лидеров — гуманистического толка… Реформатор, протестантский теолог, знаток древних языков, к миру склонявшийся, тщившийся примирить Лютера и Цвингли, но если уж Лютер с кем поругался, то… пиши пропало…
Эколампадий — греческая калька подлинной фамилии; и сам Рейхлин руководил изучением древних языков, которое осуществлял, как хлебные (духовного плана) труды Эколампадий… Он помогал Эразму в изучение Нового Завета. Был воспитателем детей курфюрста пфальцкого, потом — священник в разных местах; неустанно пульсируя мыслью, перетолковывая, расшифровывая древние тексты, ища окончательной правды.

Базель, в который переселился, влиял — атмосферой своей: Эколампадий — уже неистовый сторонник реформации: католичество — дом с прогнившими стропилами, рухнет того гляди. И хоть примирить Лютера и Цвингли не удалось, зато удалось другое — странствуя по городам, имевшим тогда большую самостоятельность, он успешно распространял протестантизм. Однако в спорах проявлял умеренность: полагая, что истина рождается не в них, но в тишине мысли. Много комментариев оставил на разные книги Священного Писания, а также трактатов: и тайны причастия толкуя, и катехизис, — который и был принят позже реформаторской церковью. Жизнь веры и мысли: её блестяще продемонстрировал Эколампадий.

Лукас Кранах ст.: Венера и Амур, 1509. Холст, масло (переведено с дерева).
Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург

3

Ульрих Цвингли в это время проповедовал новаторские идеи в Швейцарии, по-прежнему считая Библию краеугольным камнем богословия. Сложно сейчас разобраться в суммах разногласий, понятно одно — лидеры того времени столь пламенели духом библейских стихов, что и реальность для них была будто бы вторична. Вторична…
Богословие основывается на допустимостях и предположениях, не имея твёрдой почвы. А почта, отправляемая в небеса молитвой, редко получает ответы. Цвингли упорен и рьян: он — вол, рассекающий окрестность человеческой косности, и — пахарь человеческих душ: какие потом семена будут посеяны? Вот он — капеллан: выступает с кафедры, витые проповеди его становятся прямою сталью, когда разит церковные злоупотребления. Был он духовидцем? Возможно, открывалось нечто — сияющее, пенящееся, неопределённое…

Литературные произведения его — «Лабиринт», «Басня о быке и некоторых животных» — слоятся мудростью, реакцией на животрепещущие вопросы и проблемы, современной ему современностью, цветением языка, сгустками аллегорий… Они густы, как духовный мёд. Но — духовное как пламень: и Цвингли, горя в нём всю жизнь, делал то, что сходило на него с вершин: повелением делать именно так. И он следовал зову. В Финляндии трудится…

Лукас Кранах ст.: Суд Париса. 1528, дерево, масло.
Художественный музей, Базель

4

Шотландия мистична: выходец из неё, пламенеющий сгустками веры, будет заражать и завораживать других: проповедью и образом своим: цельностью мировосприятия, и тем… что не объяснишь, соприкасаясь с Джоном Ноксом: как люди, соприкасавшиеся с ним, ощущали его необыкновенность! Богослов и писатель, был основателем пресвитарианской церкви в Шотландии, истолковав веру по-своему, отсекая больное, как ему воспринималось, связанное с католичеством.
…из купеческой семьи: известно про торговлю отца, а мать… её образ стёрла история. Школьная латынь завораживает; дальнейшее обучение, усложняясь, открывает бездны богословия. Когда он обратился в протестантизм, Нокс не пишет: возможно, свет, почувствованный им, был слишком сложен для однозначного периода времени, растянулся на какое-то количество лет.

Его жизнь закручивала тугие воронки событий: Нокс — в результате военных и религиозных пертурбаций, — оказывается на галерах; какие молитвы возносил он, подчиняясь власти, отправившей его в такие области бытия? Как он получил свободу — неясно, но дальнейший путь его связан с Англией: там цветут его проповеди, там он женится.
Он втягивается во многие события: у него особые отношения с королевой Марией; он цитирует яростного Лютера, бранившего врагов «ослиным дерьмом», возвращается в Эдинбург и там даёт основы новой церкви. Он умер тихо: смерть его осталась практически незамеченной. Вероятно, такой и хотел: горевший огнём веры, вряд ли мечтал о популярности, верша дела свои, очищая, — как считал: — церковь…    
Нокс горит пламенем веры, и языки отдельные закручивают его как будто в космический цветок. …Цвингли играл на некоторых музыкальных инструментах, вызывая насмешки врагов. Врагов много. Победа одна. Победили иль нет в метафизическом плане реформаторы?

Лукас Кранах-ст.: Источник молодости, 1546. Дерево, масло. Берлинская картинная галерея

5

С Лютером и Августином аккордно отрицал всякую свободу воли, потом пришёл к синергизму: человек должен принять волю Бога, как свободный дар. Невозможность проверки или доказательств не смущали Филиппа Меланхтона: его время не требовало оных. Памятник Меланхтону, сподвижнику Лютера, у школы в Нюрнберге: длинные одежды, плоский головной убор, от лица словно лучится спокойствие.
Оружейник отец и вундеркинд сын: в 12 лет поступает в Гейдельбергский университет. Вот уже — магистр, читающий лекции в оном; в то время как раз Эразм издаёт свой перевод Нового Завета: и бурно начинается новое изучение-толкование… Религиозностью пропитано всё: отсюда и слоение последнего крупного религиозного движения — Реформации.

В Виттенбергском университете, где — трудами Рейхлина Меланхтон получает кафедру греческого — он знакомится с Лютером: что окрашивает всю дальнейшую жизнь. С Кальвиным дружит, несмотря на разницу в возрасте; дружит, расходится, постепенно вырабатывая концепцию духовного участия Христа в причастии. Думается — верную: ибо на совсем уж простачков, лишённых подобия критического мышления, рассчитано учение о буквальном пресуществлении в человеческую плоть хлеба и вина…
Физиология тогда была мало развита — сегодня иначе: и она, в отличие от богословия, строгая наука, не допускающая нарушения законов своих. Меланхтон создаёт богословский учебник лютеранской церкви: красиво звучит, переливаясь оттенками меди, латынь: Loci communes. Детерменизм меняет на синергизм в вопросах спасения. Оправдание верой остаётся. Вьётся красиво язык: Меланхтон работал много над улучшением стиля.

Политику и богословие своеобразно мешая, Меланхтон издаёт целый ряд соответствующих трактатов, для периода Реформации важных, как откровения. Аугсбургское исповедание получает от него окончательную свою редакцию. Огни ведут его. Реформация распространяется им активно, захватывая Саксонию и Мейсен. Огни ведущие — насколько открылись на том свете своею сутью? Но о значении Меланхтона свидетельствуют и памятники, воздвигнутые ему: столпу веры, оплоту богословия, одному из стержневых участников последнего великого религиозного действа человечества.

 
Лукас Кранах-ст.: алтарь Святой Екатерины, 1506. Дерево, масло. Галерея старых мастеров, Дрезден

​