Графиня Иоланта де Бар Анжуйская

ПРОДОЛЖЕНИЕ. ПРЕДЫДУЩЕЕ ЗДЕСЬ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ

Дофин, кстати, тоже здесь был — и капитально пьяный. Если не обращать внимания на графа Танги дю Шателя, то получается, что больше пьяных тут не было... Все — как стёклышки. Итак, Жанна — мальчик, а Иоланта — девочка, что было, в общем-то, недалеко от истины. Но самая роскошная брюнетка Буржского королевства тоже любила одеваться юным рыцарем. Куда она только волосы свои девала, непонятно?!

Над таким процессом, как расчёсывание чудесных волос Её прекрасной Светлости трудилось три красивые и приветливые девушки-служанки из богатых буржуазных семей. В то время было так принято, что купцы-буржуа работают прислугой у рыцарей. Этого редко стеснялись. 
Далее был пир и бал (чёрт с печки упал). Современники утверждали, что пока все ходили строем по бальному залу (вальс, понимаете ли, ещё не изобрели), Жанна якобы уединялась с дофином и рассказывала ему о своих божественных голосах. «Король был полон радости, как будто на него снизошёл святой дух», — вспоминает королевский секретарь Ален Шартье. Об увлечении дофина алкоголем и доступными бабами, он, конечно, не рассказывал. Сам король Карл на склоне лет признался: «Она рассказала мне то, что не мог знать ни один смертный».
Кстати, о разговоре с дофином её тщательно расспрашивали на Руанском процессе. Жанна ответила так: «Голоса мне велели сказать о неких вещах королю, а не вам... Откровения, которые мне были, касаются короля Франции, а не вас». Вот и всё, что нам об этом известно. А ещё мы знаем, что будущий король... не разрешил ей пить вино на этом празднике жизни. Он ей сказал:
— Ещё немножко, и я перестану в тебя верить! — И, забрав у неё бокал с анжуйским розовым, — тут же передал его лакею: — Вылей!

Дамам в то время пить не очень позволяли, а еду подавали на общих блюдах, притом вместо ложек были ломти хлеба. А на этом пиру было только сладкое на подносах — и никакого мяса, представьте! Но ведь для того и устраивали такие вечеринки, как эта, — чтобы избежать бестактности. Конфеты, пирожные и всякую выпечку можно спокойно брать руками, используя, согласно этикету, только три пальца. А вот вилка (даже для кондитерских изделий) в Средние века не использовалась. Нельзя!!! Церковь считала, что она символизирует трезубец Сатаны... К ложкам было тоже довольно похожее отношение. 
В наше время в музеях Англии и особенно Италии хранится немало средневековых вилок и ложек, сделанных из золота или серебра и богато украшенных, но ими пользовались только знатные люди лишь для того, чтобы взять еду с общего блюда. А в трактате Петра Дамиани «Institutio monialis» XI века есть рассказ о принцессе Феодоре-Анне, дочери византийского императора Константина Десятого Дуки, которая была женой дожа Венеции Доменико Сельво, и имела неосторожность пользоваться вилками и ложками прямо за столом — ну, то есть так, как делали в Константинополе. Но византийцы — это ж варвары! «Ах, какой же был скандал! Ах, какой же был скандал! Но, впрочем, песня не о нём, а о любви!» — В прекрасном 1075 году порицание клириков низвергли византийскую принцессу прямо в ад, а следом за ней в ад посыпались все её вилки и ложки. А в Европе с тех пор побаивались поить дам вином и устраивать для них вечеринки «с мясом»... Как-то неудобно брать мясо руками, правильно? Есть мясо лучше в семейном кругу, чем в гостях.

А дамы — это ведь те самые существа, ради которых это всё и планировалось, правильно? Плохие они или хорошие — это не имеет значения. Жанна до пяти утра делала вид, что она — юноша, хотя все прекрасно понимали обратное, и все делали усиленно вид, что она умеет танцевать. А рядом с ней была Иоланта, и она тоже прекрасно всё видела. Этот танец (и милый разговор) двух симпатичных девушек продолжался до тех пор, пока Иоланту не «похитил» Его Величество. Жанна даже немного обиделась: ну почему так? — но её тут же окружили доброжелательные пожилые кавалеры с бокалами и молодые дамы в разноцветных платьях, и она вскоре обо всём позабыла. 
Самое интересное, что дофина на балу окружали не девушки, а красивые взрослые женщины в шикарных придворных «рогах» (характерный головной убор замужних дам — эскофьён-ан-корн) и все они были в дорогих «робах» с драгоценностями. Но по такому случаю он оставил свой «эскорт» другим кавалерам, а кавалеры, не теряя время, подскочили в мягких туфельках и разобрали красивых баб буквально на весь остаток ночи. Ну, и нечего им скучать, правильно? Ведь у короля сегодня — сразу две фаворитки, и он кружится — то с одной, то с другой. Одна из них — новенькая, тогда как другая — многим знакома прямо с детства.

Юную брюнетку Иоланту все знали как хозяйку относившегося к Валуа-Ангулемскому Дому герцогства Бар немного севернее Лотарингии. Там рядышком, в городе Мец, родился и вырос красавец де Новелонпон, или «Жан из Меца», как его все называли, чтобы ни с кем не путать. Самое интересное, что Мец был в то время «имперским городом» — он относился к Священной Римской империи Германской нации. Во Франции во время Столетней войны много было городов со странной юрисдикцией.
На балу Жан де Новелонпон был в обществе какой-то рыжей дамы, которая хоть и привлекала его внимание, но была старше сеньора из города Меца в пропорциях приблизительно «замужняя дама с племянником». «И наверняка родственница», — подумала Жанна, но... промолчала. А то ещё подумают, что он ей нравится, правильно? Да, он красивый парень, но это же не сельская вечеринка в Домреми. «А я одета оруженосцем, — подумала Жанна де Арк. — Вот и веди себя, как оруженосец». Она была здесь игрушкой, будущее которой никто не знает. А что от неё требовалось? От неё требовалось «быть естественной». Вот она и «была». 
Кстати, далеко не все кавалеры бала в замке Шинон выглядели так красиво, как он. У него хотя бы с осанкой было всё в порядке. Но есть такой термин — «готическая сутулость», и многие из здесь присутствующих выглядели весьма своеобразно: пузо немного вперёд, а плечи и голову — назад. И походка — с пятки на носок. Дело тут в обуви — в туфлях, которые называются «пулены» (мягкие туфли с очень длинными носами). Вы представляете себе, как ходили тогдашние кавалеры? Им приходилось привязывать носки этих сооружений с помощью верёвочек к коленям, а то ходить с такой «конструкцией» на ногах практически невозможно. Да и обувь в то время была слишком мягкая и начисто лишена всяких ортопедических свойств. И в то время ведь не было каблука. Для перемещения по улице на туфли надевали деревянные подставки, которые в зависимости от геометрической формы по-разному назывались, но все напоминали театральные котурны, а в помещениях сеньорам приходилось ходить, словно вообще без обуви. Но, кстати, многие — особенно кто рос в деревне — умели и босиком бегать, что тоже влияло на походку и осанку. Что касается варикоза и плоскостопия, как и прочих болезней, так это было в то время явление если не повсеместное, то — чрезвычайно распространённое.

Что касается дофина Карла, то он уже в то время наживал диабет на «всю голову». Вернее, на обе свои ноги. В то время о таком заболевании ещё ничего толком не знали, зато болели нередко. Почему? А потому что 15 и 16 века — это эпоха вина и сладостей. Пиры без мяса и гарниров устраивали не только из соображений дружбы и вежливости, но и по причине крайней дороговизны мясных продуктов. И ещё! Только что в Европе «открыли» столовый виноград, апельсины и лимоны, кругом был сплошной белый мёд из Лангедока, невероятные выпечки и горы пышных пирожных на подносах. Всё привезли из кондитерских Пуатье и города Амбуаза. Везде царили сладости, сладости, сладости, а также неизменные их спутники — аппетит и жажда. И до самого утра (до окончательного потухания свеч и факелов) продолжалась эта вакханалия разговоров и неувлекательных танцев, миндального молока, анжуйского розового вина, крепкой настойки с малиновым вкусом и прекрасных планов на будущее. А по всему залу весело скакали травильные псы, похожие на ротвейлеров, и прекрасные тонконогие гончие с охотничьего двора дофина. А как же! Ведь кругом столько людей: здесь — погладят, а там — покормят... Разумеется, собак кормили сладким. У них тоже потом был, наверное, диабет.
 
— У тебя будет армия и собственное знамя, — говорил пьяный дофин (до употребления спирта здесь ещё не доросли, поэтому он «заправлялся» очаровательным домашним ликёром из груши), — И ты поднимешь это знамя так высоко, как будет угодно богу. Правда, армию ещё надо найти и собрать в поход. Сейчас у меня есть только наёмники и солдаты из Гаскони и Арагона, — объяснял Буржский король. — Осенью будет много войск, но это тоже вопрос денег. Нет денег, нет и наёмников, и нечем платить моим добрым слугам. Но мы нередко кормимся с одного стола, поэтому никто не обижается, правильно? И пьём из одной бочки, поэтому все довольны. — Он ещё себе налил из графина и расслабленно откинулся на спинку кресла. — Скоро всему конец, — сказал он, махнув рукой в крупных фамильных перстнях, — и мне конец, и им конец, и англичанам конец. Когда умер Генрих Ланкарстер, я это сразу понял. Господь нас не любит, — дофин махнул рукой. — И мы живём вопреки всему на свете. Я кощунствую, да? — спросил король-гусёныш. — Я вообще не должен был остаться в живых — это надо помнить! Или не доложен был править. Одно из двух! Мне никто не верил. Я остался один на свете после того, как бог забрал моих братьев, а ведь никто из них не собирался умирать раньше нашего с тобой отца... Понимаешь, Жанна? Я братьев своих, если честно, не очень любил, но похороны тех, с кем вырос, иногда заставляют присесть и задуматься — не ты ли следующий в мартирологе?!

Они сидели в каком-то странном помещении сбоку от большого зала. Кругом подушки, ковры и статуэтки рыцарей, в шкафах поблёскивала серебряная посуда. Богатые торгаши специально выставляли посуду, чтобы демонстрировать достаток, но зачем дофин выставлял на всеобщее обозрение эти пустые тарелки?!
— Моих братьев убило то, что делает других людей сильнее, — рассказывал любитель серебряной посуды. — Одного сгубила гнойная шишка за ухом, а второй так хотел умереть, что у него это однажды хорошо получилось. Он просто не проснулся утром... Когда мне это сообщили, я спросил: «И что это значит?» — на что маркиз де Ла Ривьер сказал, что мне надо опасаться за свою жизнь. Он не верил в то, что это была случайность, поэтому его самого убили и труп вывесили на перекладине в Монфоконе. Я лично распорядился снять тело и предать земле. Говорят, негодяи уже требовали с вдовы камергера целый килограмм золота — немыслимо! Их потом, конечно же, нашли, одного — убили, а другой едва ноги унёс. Но их предводитель остался там, за Луарой. Он у англичан. Мы когда-нибудь и до него доберёмся, но что это может изменить, правильно? Наш с вами отец не был таким наивным и глупым человеком, каким его изображают. Он верил людям. Ему даже казалось, что ответы на все вопросы может дать Жан Денри, которого называли «сын колдуна». А Жан видел самого Дьявола, — смело заявил дофин, — и разговаривал с Нечистым. И Дьявол говорил, что мы переживём много плохого, чтобы потом было что-то одно очень хорошее. И поможет нам... девушка! Да, просто девушка, которая придёт и скажет: «Я знаю, что нужно делать!»... и Его Величество поверили Жану Денри. И потом с Его Величеством что-то случилось, а после этого что-то случилось с моими старшими братьями. Никто на свете — ни мужлан, ни рыцарь — не может спастись от мрака, распространяемого Дьяволом... Нет, я немного оговорюсь: есть вариант — можно вступить в братство или стать умным и благочестивым священником. Но если ты приобрёл навыки светского человека, то уже ничто не спасёт тебя от Дьявола. А кто-то уже рождается его слугой, и это... самый сильный человек по рождению своему. Вот только останется ли он человеком — как знать? В принципе, все мы понесли ответственность за безумие наших родителей. Но ничего ещё не закончилось, Жанна. Вот у тебя есть секретарь по фамилии де Бутон, — охотно продолжал дофин. — Я его видел на днях. Недавно его родственница по имени Жанна, супруга Филибера де Ла Марша родила в замке Жуа сына, которого назвали Оливером. Все его родственники — это бургундцы, что в один прекрасный момент определит дальнейшую судьбу ребёнка. Он — будущий враг! И — твой враг, и мой враг тоже. Но вы представьте себе, что герцог Филипп Добрый, его прожорливое Высочество уже назначил этого младенца своим пажом... А вам известно, почему?

Жанна — кивнула:
— Вы хотите сказать, что он мой родственник?
— А разве не так?
Действительно: секретарь господин де Бутон был родственником матери Жанны. Его кандидатуру тайком предложил другой родственник, Николя де Арк... И что получается? Младенец из незначительной дворянской фамилии так значителен в представлениях герцога Филиппа Бургундского, что его уже назначили в подчинении всем известного маркиза Гильома де Серси, камер-пажа и премьер-оруженосца бургундского двора. И всё почему? Потому что он — родственник Жанны де Арк. А слава о ней уже прокатилась по городам и древним замкам. И никто пока не знает, какая слава и как к ней относиться. Люди — порочны, люди — злы и неграмотны. Они — завистливы! А герцог Филипп Бургундский много ест и плохо верит в бога — очень странный он человек. Он где-то услышал о том, что у буржского короля есть интересная особа из Лотарингии, принцесса Дома Валуа, и мигом завёл себе точно такого же «принца» из родственного Жанне мелкого дворянского семейства (по материнской линии «маленький принц» относился к брабантскому роду рыцарей Бутон де Фей). А пройдёт время, и он станет поэтом, историком, знатоком латыни и капитаном гвардии следующего герцога Бургундии — красавца Карла Смелого ... И всё почему? Потому что у него была родственница по имени Жанна де Арк, с которой общается «сама» святая Мария. В то время люди в это верили. Или это Дьявол транслирует через неё свою волю?

Предыдущий всем известный любимец короля — Жан Денри был слугой Дьявола. Считается, что из-за него король сошёл с ума. По другой версии, у короля Карла случился инсульт. Жанна молча слушала, доедая пирожные с подноса. Пусть Карл выговорится. Интересно же послушать.
— Но Дьявол играет на нашей стороне, — тихо продолжал Его Высочество Карл. — Видела бы ты моё лицо, когда умер Генрих Ланкастер! Человек, который нарушал рыцарские правила, не мог умереть другой смертью, но предать Ланкастера такой страшной смерти мог только Дьявол — и только Он! Это говорил Томас Эрпинген, капитан английских лучников при Азеркуре. Эрпинген тоже поклонялся Дьяволу. Он — один из тамплиеров, это все знали. Иначе стрелы английских луков не попадали бы в нас с такой невероятной точностью. Тюк, тюк и всё... мы все умерли... Всё рыцарство, все лейтенанты в сияющих доспехах... Кого ты хотела бы видеть своим капитаном? — внезапно спросил дофин и немедленно аргументировал: — Никто в тебе не сомневается. Но нам необходим кто-то достойный. Жан де Олон, — щёлкнул пальцами дофин и отпил из бокала. — Он силён и опытен, но это не тот парень. Потон де Ксентрай и граф Лаваль крепко увязли под Орлеаном. А Жан Дюнуа — торчит в Блуа, в полевом лагере. Маршал де Ла Файет никогда не готов, а Этьен де Виньоль занят с наёмниками. Даже я не могу вытащить его из казармы. Есть Жак де Шабанн де Ла Полис и его брат Антуан — они потомки Карла Великого по женской линии, а рыцарство за это очень их уважает. 

Жанна скромно предложила:
— Я хотела бы мессира де Ре.
— Зачем? — пьяный дофин был занятнее дофина трезвого: — Прискорбные наклонности мессира Жиля ни для кого не секрет.
Жанна, не понимая, о чём речь идёт, немного постреляла глазками то влево, то вправо, потом изобразила улыбку в стиле «я всё знаю, но молчу» и сказала:
— Отдайте его мне, ваше величество.
— А ты сможешь его перевоспитать?
— Мы были с Алансоном в Пуатье, когда мессир де Ре приехал и поселился рядом с нами, и мне показалось, что он очень интересный человек.
— Ты с ним разговаривала?
— Он быстро напился и его унесли вперёд ногами.
Дофин знал Синюю бороду гораздо ближе и лучше:
— Быстро же он напился! Ты извини, что я тебе это скажу... Барон — мой родственник, хотя и неблизкий. В юные годы он был жертвой разврата. А потом барон отрастил шикарные усы и сам стал развратничать с юношами и даже с мальчиками. А ему — есть где разгуляться: у него огромная сеньория на юге Бретани, а это в общей сложности тридцать шесть замков. Фамильных из них только три — Тиффош, Машкуль и Шантоссе, в котором я был однажды, и теперь представь себе, Жанна, сколько в тех местах пропало детей. Тысячи! Если коротко, я не рекомендую мессира Жиля на должность твоего капитана. Ты с ним не справишься. Вот нашему хулигану Танги дю Шателю ты понравилась, — дофин не мог не похвалить своего лучшего рыцаря. — Но он уже занят, притом здесь, в Шиноне. Я его никуда не отпущу. Ты хочешь, наверное, узнать, почему я не вмешиваюсь в дела сеньора де Блазона? — утвердительно спросил буржский король. — Жанна! Меня не касаются дела моего вассала, и поэтому я не хочу делить с ним ответственность. В крайнем случае, его рано или поздно убьют, а мы скажем, что так и было, правильно? Мы скажем, что не знаем никакого усатого барона по имени Жиль Лаваль-Монморанси. А в тех местах все злы на него, как волки. Парень он неглупый, но им движет Дьявол, — подытожил Буржский король, — и ты никогда с ним не справишься, Дева.
— Мы нужен Жиль де Ре, — произнесла Жанна, на что дофин только рукой махнул:
— Ты не бог, а он — не ангел.
Дофин, знаток языков, добавил что-то на языке Петрарки, потом перевёл:

Амур мне спать велел, пора настала.
И вот, шаг в сторону — я оглянусь назад.
Моё сердечко никогда не уставало.
Влачу усталый быт... И сну я буду рад.

Жанна ничего не поняла, но в притворном удивлении пожала плечами: 
— Ну и что, что он — не ангел?
— Не спеши... Отрада есть в труде, но видима лишь в пепле для тех, кто в жизни сей от вечной тьмы ослепли! — Буржский король перевёл разговор на другую тему: — Мессир Эгмон Рагье выплатил деньги за твой доспех. Железо доставят прямо в Блуа, поэтому у тебя нет причины задерживаться. Там же примем тебя в капитул, когда будет время. Тебе поможет молодой Жувенель де Орсин. Вы поедете в Блуа вместе, но ты приедешь с парадом и музыкой — так, чтоб тебя все видели, понятно? У тебя будет своё знамя. Белое! Мы живём, чтобы мучиться, и мучаемся, чтобы жить, дорогая Жанна, и я верю, что у тебя это получится лучше, чем получалось у нас. А этот бретонский капитан (дофин небрежно щёлкнул пальцами) и Бените де Аркапер во всём тебе помогут, не сомневайся. Не так уж страшен этот Жиль... ладно, я согласен! Забирай его! Но главное — не участвуй в его развлечениях. А ещё ты там познакомишься с Жаном Дюнуа и с Андре де Лавалем. Вот Лаваля надобно бояться. Он влюбляет в себя женщин, как сатана, а потом не знает, как от них избавиться. Из-за него бабы на деревьях вешаются. Знаю: сам видел! Красив, умён, и картинки рисует — наш Господь даровал ему талант живописца.

За краткое время пребывания при дворе деревенская девушка Жанна столько всякого знатного народу пересмотрела, что уже относилась ко всему согласно юмористическому принципу — «к удавам, значит к удавам». Все «удавы» ждали её в Орлеане. А королевский двор в Шиноне не был столь шикарным и столь неприступным, чтоб одним махом отринуть от себя внебрачную дочь покойного короля Карла Шестого. А кстати, — где же настоящая мать нашей феи из Лотарингии, спрашивал двор?! Ах да, она живёт в Бургундии, прямо неподалёку от семьи де Ла Маршей, и у неё есть официальная дочь, которую готовятся выдать за Жана де Арпаданна, сеньора из рода маркизов де Шатильонов, близкого родственника супруги Николя де Арка. А что она за человек?! Многие чины Буржского королевства никогда её не видели. Кто-то был для этого слишком молод, а кого-то не было ещё на свете в то время, когда король по воле обстоятельств покинул свою «судьбину» — незнатную дворянку по имени Ундина. Одинетт де Шандивер её звали.
Она так забавно говорила на немецком языке, что все только удивлялись... Рослая такая и довольно пышная молодая дама со светлыми волосами. Её отлично помнили только коннетабль де Ришмон и герцог Бурбон-Вандомский, и вообще — те из придворных, которые постарше. Дофин видел её только в детстве, а Алансон — вообще не видел. Ну и не надо видеть, правильно? Это ушло в прошлое вместе с «той» прежней жизнью королей и придворных. Теперь нет выбора — надо двигаться вперёд, туда, где никто еще не был. А как двигаться и куда? Это знает только Жанна. Дофин — не знает. 
Его монолог вскоре прервался. Явились конюшенные в главе с Гобером Тибо и увели Его буржуазное Величество спать — это было в порядке вещей двора незаконнорожденного короля. Понятие «король забухал» в те годы как раз только входило в лексикон друзей короля и дворцовых служащих. Жанна даже почувствовала какое-то разочарование. Ну, разве так может быть? Она в детстве видела пьяных крестьян на праздниках и знала, что тяжело работающий человек имеет право «оторваться» по полной программе, но... чтобы этот? Чтоб этот парень с его тонкими ножками в розовых тапочках и лёгкой заплетающийся походкой? Чтоб он «запил», как пахарь? И часто ли он так «отрывается»? Да почти ежедневно. Увы! Будущий король Франции был большим любителем хорошо выпить.
Жанна вышла в коридор замка — холодно было, как зимой на улице! Задумалась... Дворцовые служащие убирали стол в большой зале, мимо пронесло несколько подвыпивших дамочек из «эскорта» Его Величества — Жанна уже всех их запомнила по именам и фамилиям. У одной было такое немного полное лицо с острым носиком и серыми глазами — такая простая человеческая красота, вовсе не идеальная и не ангельская. Совершенство — это ведь не когда нечего добавить, а когда нечего отнять, правильно? А здесь отнимать почти нечего. Сама красота! 

Это может быть лицо состоятельной торговки, у которой много поклонников на рынке, это может быть симпатичная зажиточная крестьянка, а может и молодая дама из дворянской семьи — всегда немного подшофе по пятницам. И не исключено, что женщина она — хорошая, даже замечательная, но она редко задумывается о своём предназначении в этом жестоком и трагическом мире каменных коридоров со сквозняками... Она просто живёт, и всё. А даже если б и задумывалась, то что с того?! Эта молодая баба не производит впечатления человека, у которого есть какое-то предназначение. Любимый муж — предел её мечтаний... А пока можно и с дофином побезобразничать. Многие мужчины женаты на змеях, свиньях и коровах, поэтому красивую бабу, если что, и с «багажом» возьмут. Вот и дофин тоже не был идеальным человеком — ну, просто «буржский король», и всё тут. Гусёныш. Впрочем, она и сама быстро всё поняла... ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ 

Обложка: портрет Иоланды Анжуйской (1428-1483), жены Ферри II де Водемона

​