Замануха

Павел устраивался на новую работу. Швейный цех, куда требовался наладчик, находился на окраине города, в тесном лабиринте путаных улочек и неожиданных тупиков. Человеку, плохо знакомому с окраинными трущобами, не сразу удавалось найти нужный адрес, поэтому хозяйка цеха, госпожа Лупашина, любезно предложила Павлу подвести его до места назначения на своей машине.

 

- А вы молодо выглядите, - похвалила она Павла, когда тот усаживался в автомобиль. – По телефону вы мне казались старше.

 

- Молодость – это недостаток? – кокетливо спросил Павел.

 

- Если вы молодой, но битый, то - нет, - выруливая на середину дороги, ответила Лупашина.

 

- Битый, - успокоил ее Павел. – Опыта у меня достаточно.

 

- Тогда рассказывайте, - предложила Лупашина. – Где работали, какое оборудование обслуживали?

 

Готовый к расспросам, Павел неторопливо рассказал о местах, где работал прежде, с какими трудностями сталкивался на том или ином предприятии. При этом, стараясь произвести впечатление, он частенько употреблял мудреные инженерные термины, коих порядочно нахватался за долгую трудовую практику. В разговоре выяснилось, что Лупашина близко знала многих из бывших начальников Павла и про оборудование в их цехах тоже была осведомлена достаточно хорошо. Это сразу расположило ее к Павлу. Она поняла, что он не новичок в швейной отрасли, и потому разговор с профессиональных тем вскоре перешел на общие. Лупашина все интересовалась, почему Павел не задерживался подолгу на одном месте и его, как перекати-поле, кидало от одного хозяина к другому.

 

 - Надоело быть мальчиком для битья, - чистосердечно признался Павел. – Я не люблю, когда мною понукают и относятся, как к существу низшего сорта. У нас странные люди. Один думает, что если у него на горстку медяков больше, чем у другого, то он уже и человек особенный. И те, у кого денег меньше, для него – сплошные недочеловеки. Поэтому их можно презирать и совсем не считаться с их интересами.

 

Павел говорил все это с умыслом. Он хотел, чтобы Лупашина сразу поняла, что он не лыком шит и ездить на себе не позволит. Впрочем, в тоне его сквозило больше иронии, чем осуждения. Он говорил с улыбочкой, посмеиваясь над собой и своими мытарствами. С первых шагов показывать характер не следовало. Так он сразу бы настроил против себя хозяйку, и та еще бы задумалась брать его или нет. Откровенными ответами он хотел сначала расположить ее к себе, а уж потом, найдя общий язык, договориться с ней о тонкостях сотрудничества. Лупашина же задавала наводящие вопросы, смеялась над шутками Павла, сочувствовала ему, когда он возмущался несправедливостью и, следя за дорогой, делала выводы.

 

- Да, - заключила она. – Нелегко вам пришлось. Вообще сейчас трудные времена. Изменились люди. Озверел человек. Все друг другу волки.

 

- И вы – волк? – игриво спросил Павел.

 

Он оплошал, допустив бестактность, но Лупашина ничуть не обиделась, а, наоборот даже, как будто обрадовалась странному вопросу Павла.

 

- А что поделать?! – воскликнула она. – Иной раз приходиться и кусаться. Не всегда получается быть белым и пушистым. К тому же нигде не сказано, что если ты белый и пушистый, то не можешь быть хищником. Да и как иначе? Если не ты их, то они тебя. И так везде. Вы телевизор смотрите? Поглядите, что в мире творится! Везде насилие, обман. И кровь, кровь. Мне уже настолько опротивела человеческая мясорубка, что я вчера переключила на какой-то канал о животных. Думала, хоть здесь отдохну от крови. Так нет же! Словно мне назло показывали передачу про то, как коров забивают на бойне.

 

- Жуть, наверное, - посочувствовал Павел.

 

- Не то слово! – возбужденно воскликнула Лупашина. – Ужас! На тех бойнях, где стоит современное оборудование, еще так себе. Грустно, но не противно. А вот где-нибудь в глубинке, на старых бойнях такое живодерство, что после увиденного либо в дурдом топай, либо мясо бросай есть.

 

Тут Павел к месту вспомнил про своего дальнего родственника, который тоже работал на бойне. Они с мужиками для укрепления мужского здоровья пили свежую кровь забитой скотины. После одного из таких мероприятий родственник подхватил от больной коровы какую-то болезнь и умер.

 

- И поделом, - категорично заключила Лупашина. – Что они на бойнях творят, так после этого их и не жалко совсем. Да разве только их? Кругом зверье ходит и только и ищет, как бы твоей крови напиться.

 

- Круто вы людей судите, - наигранно уважительным тоном произнес Павел.

 

- Ну, а чего сюсюкаться, коль одни скоты кругом? Уж лучше я их, чем они меня.

 

Агрессивный выпад Лупашиной несколько озадачил Павла. Поддакивать ей не имело смысла – она не нуждалась в его согласии. А противоречить - не ко времени вышел бы спор. Павел рассказал о родственнике просто к слову, чтобы поддержать беседу и таким образом сблизиться с возможным работодателем.

 

- И ведь какая хитрая штука у них там на бойне, знаете? – возбужденно продолжала Лупашина.

 

- Какая же? – поспешил поинтересоваться Павел.

 

- Коровы, оказывается, чувствуют, когда их ведут на убой. Представляете? Смерть свою чувствуют. Ну и сопротивляются, естественно. Не хотят идти. А люди что придумали? Конечно, во-первых, всякими вкусностями коров завлекают. А во-вторых - и это главное - вперед стада пускают корову-замануху. Та спокойно идет, куда укажут, как бы показывая стаду, что все будет в порядке. Сзади люди напирают, впереди спокойная корова-замануха. Ну коровы и идут за ней. Замануху, как и положено, оставляют в живых и выпускают, а остальных под нож. И так до следующего раза.

 

- Хитро, - восхитился Павел выдумке людей.

 

- Я бы сказала грамотно, - уточнила Лупашина. – Правда, и здесь без перегибов не обходится. Люди заманухе человеческое имя дали! Не помню уж какое. Говорят, что она у них типа сотрудника бойни.

 

- Повысили, значит, корову, - рассмеялся Павел.

 

- Да. К человеку прировняли, - согласилась Лупашина.

 

Остаток пути проговорили в таком же полушутливом, полусерьезном тоне. За разговором Павел так и не запомнил дороги. Он будто очутился в чужом городе и из салона автомобиля осматривал незнакомые улицы. А вокруг мелькали шаткие заборы полуразрушенных лачуг, исписанные нецензурщиной стены общежитий, двухэтажные хибары прошлых веков с черными зевами загаженных подворотен. Местами, сквозь размытый дождями асфальт, проступали округлые бруски уложенного когда-то булыжника. Как будто забытое всеми прошлое незаметно подглядывало за настоящим, таким деловым, таким стремительным, но все равно зыбким и убогим. Объезжая ямы и рытвины, Лупашина то и дело притормаживала, и тогда казалось, что пустынные, выстуженные бесснежным декабрем улицы теснее жмутся к одинокому автомобилю. Слушая Лупашину, Павел с опаской думал о том, как будет выбираться из этой глухомани. А машина, поплутав по узким переулкам, наконец, остановилась у ворот одноэтажного ничем не примечательного домика.

 

- Вот мое хозяйство, - сказала Лупашина, когда они вышли из машины. – Проходите, - и гостеприимно распахнула перед Павлом калитку.

 

На пороге домика их встречала женщина лет сорока.

 

- Наш технолог, - представила ее Лупашина. – А это, - она указала на Павла,– как я надеюсь, наш будущий наладчик. Зовут его Павлом.

 

Озабоченная какой-то проблемой, женщина слегка кивнула Павлу и выжидательно посмотрела на Лупашину.

 

- Что случилось? – понимая, что технолог хочет с ней о чем-то поговорить, строго спросила хозяйка цеха.

 

Женщина вопросительно глянула на Павла, сомневаясь можно ли говорить в его присутствии, и неуверенно промямлила:

 

- Госпожа Лупашина, у нас здесь такое.… Даже не знаю, как сказать.

 

- Говорите, как есть, - приказала ей хозяйка. – И давайте пройдем в дом. Что мы у порога топчемся.

 

Технолог торопливо открыла дверь в прихожую и, пропуская Лупашину вперед, возбужденно зашептала:

 

- Госпожа Лупашина у нас тут …. то есть у них, - поправилась она. – Забастовка! Работать не хотят!

 

- Да? – Лупашина на удивление спокойно отнеслась к новости. – Что, прямо все?

 

- Все, все, - скороговоркой подтвердила технолог.

 

- Что и Маруся?

 

- Маруся отпросилась в поликлинику. Сказала, что будет позже.

 

- Что ж, посмотрим, - сказала Лупашина, проходя в цех.

 

Павел вошел последним.

 

Неприметный снаружи, внутри домик оказался большим и вместительным. Две самые просторные комнаты хозяева приспособили под швейные цеха, в каждом из которых находилось около десятка швейных машин. Павел с профессиональным интересом осматривал стоявшее в правильном порядке оборудование. Машины сейчас не работали, свет за ненадобностью выключили. В цехах царили тишина и полумрак. Работницы, переодетые в синюю фабричную униформу, собрались в дальней, самой большой комнате. В ожидании начальства они тихо переговаривались между собой. При появлении Лупашиной все замолчали. Технолог осторожно обошла хозяйку и присоединилась к забастовщицам.

 

- Здравствуйте, девочки! - радушно поприветствовала хозяйка своих подчиненных. – А я вам нового наладчика привела. Зовут его Павлом. Прошу любить и жаловать. Если у кого что не работает, обращайтесь к нему за помощью.

 

На бодрое заявление Лупашиной никто из работниц не проронил ни слова.

 

- Света, - как ни в чем не бывало, продолжила хозяйка. – У тебя же машинка не работала. Отведи к ней Павла, пусть он посмотрит ее.

 

Света, девушка лет двадцати, нехотя поднялась, чтобы исполнить распоряжение, но сидящая рядом пожилая женщина взяла ее за руку и не пустила.

 

- Госпожа Лупашина, нам надо с вами поговорить, - громко сказала женщина.

 

- Поговорим, - с готовностью согласилась Лупашина. – Обязательно. Вот только загрузим наладчика работой и поговорим. Давай, Света, отправляйся. Объясни все человеку и можешь возвращаться.

 

Пожилая женщина отпустила руку девушки, та выбралась из-за стола и легким кивком пригласила Павла следовать за собой. Лупашина закрыла за ними дверь.

 

Поломка у Светы оказалась пустяковой. У Павла такой ремонт обычно занимал всего несколько минут. Однако он намеренно долго возился с машиной, чтобы разузнать у девушки, каково работать со Лупашиной, и вообще, что происходит в цеху. Не торопясь с ремонтом, он развлекал Свету легким разговором, рассказывая смешные истории из жизни знакомых швей. Света поначалу слушала отстраненно и все порывалась вернуться в соседнюю комнату. Но потом веселая настойчивость Павла взяла верх, и, спустя время, девушка уже вовсю смеялась над шутками наладчика. Постепенно они разговорились. Света охотно рассказала откуда она родом, где живет, чем занимается. Она оказалась не местной. Вообще в цеху не работало ни одной городской девочки – все приезжие. У Лупашиной они работали нелегально, без документов, надеясь лишь на честность хозяйки, да на свое трудолюбие. Света устроилась сюда три года назад, и поначалу ей здесь очень нравилось. Тепло, светло, чисто. С планом она справлялась, ее хвалили и ставили другим в пример. Но в последние полтора года в цеху начало происходить что-то странное. Хозяйка ежеквартально понижала расценки и увеличивала норму выработки. Многих из швей это возмущало, но люди терпели и, работая на износ, старались выполнить непосильные нормы. Но на этом их беды не кончились. Вскоре стали возникать проблемы с выплатой зарплат. Раньше деньги выдавали день в день, но потом выплаты отодвинули сначала на неделю, потом на две, а потом Лупашина вообще стала платить, как попало. И никогда не давала полной суммы в одни руки, а все кусками, авансами. У швей начались проблемы с оплатой съемных квартир, коммунальных услуг, учебы. Денег не хватало на элементарные потребности. И уволиться не представлялось возможным. Уволившимся Лупашина не выдавала расчета, и они приходили за ним еще в течение нескольких месяцев после увольнения. Несправедливость, учиненная хозяйкой, давно вызывала протест в душах женщин, и обсуждалось ими, чуть ли не ежедневно. Некоторые из работниц, пытаясь узнать причину подобного отношения к людям, обращались к Лупашиной за разъяснениями. Нередко разговор с хозяйкой перерастал в ругань. Срываясь на крик, люди требовали своевременных выплат и увеличения зарплат. Но публичные ссоры ни к чему не приводили. Лупашина соглашалась, что жить так невозможно, что людям без денег никак нельзя, но цинично разводила руками, признаваясь, что поделать ничего не может. Она лишь обещала, что скоро все наладится и работа войдет в привычное русло. На вопрос когда скоро, она отвечала, что вот-вот, что ждать осталось недолго. Людей подобные обещания не устраивали, и они готовились к бою. Последней каплей, переполнившей чашу коллективного терпения, стала двухмесячная задержка зарплаты и увольнение наладчика.

 

Света не договорила. Лупашина резко открыла дверь и, оглядывая цех, спросила:

 

- Маруся еще не пришла?

 

Увидев же, что в помещении никого кроме Павла и Светы нет, вернулась назад. Из соседней комнаты доносились приглушенные закрытой дверью голоса. Люди громко выговаривали что-то хозяйке, доказывая свою правоту. В общем людском гомоне нельзя было расслышать ответов Лупашиной.

 

- На чем мы остановились? – рассеянно спросила Света.

 

- Ты о наладчике что-то говорила, - напомнил Павел концовку разговора.

 

Наладчик приходился Лупашиной родственником. Никто не знает точно из-за чего у них с хозяйкой вышла ссора, но ушел он со скандалом. А перед уходом рассказал всем, что Лупашина взяла в банке деньги под большой процент, чтобы купить сыну квартиру. И что-то там с банком у нее не срослось. В общем, наладчик сказал, что Лупашина банкрот, что цеху осталось работать всего несколько месяцев, а деньги, которые задолжала хозяйка и которые швеи будут зарабатывать впредь, они не получат никогда.

 

- Да - а, дела, - задумался Павел. – Ладно, поглядим. А пока проверь машину, - предложил он, уступая работнице место.

 

Но Света отказалась.

 

- Забастовка. Сегодня не работаем.

 

В это время в комнату вошла миловидная девушка, на вид сверстница Светы.

 

- Добрый день, - поздоровалась она тихим, приятным голосом.

 

- Здравствуйте, - ответил Павел и улыбнулся.

 

Девушка ему сразу понравилась. Открытое лицо, большие добрые глаза, ямочки на румяных щеках. Светлые волосы заплетены в тугую косу. Неторопливые движения исполнены грацией и красотой. Грубая синяя униформа нисколько не портила ее прекрасно сложенной фигуры.

 

- А где все? – посмотрев на Свету открытым взглядом, спросила девушка.

 

- Бастуют, - кивнув на соседнюю комнату, ответила Света. – Ладно, Павел. Оставляйте машинку, идемте ко всем.

 

Открывая дверь, Павел галантно пропустил девушек вперед.

 

- А вот и Марусенька, - обрадовалась Лупашина, заметив входящих. – Проходите, девочки. Присаживайтесь. А вы, Павел, закончили?

 

- Да.

 

- Тогда, пожалуйста, еще вон ту машинку посмотрите, - Лупашина рукой указала какую именно. – Разберитесь с ней, пока у нас летучка.

 

- Это не летучка! – поправила ее женщина, которая ранее не пускала Свету. – Это забастовка! Мы не будем работать, пока не получим всех своих денег. Всех! – подчеркнула она. – За два месяца! А если хотите меня уволить, то пожалуйста! Но сначала рассчитайтесь по всем долгам! Дайте мои деньги и я уйду! И чтоб я потом не бегала полгода за вами с протянутой рукой!

 

- Девочки, милые, - убеждала людей Лупашина. – Я не хочу, чтобы кто либо из вас увольнялся. У нас подобрался слаженный коллектив. Мы уже столько лет работаем вместе. Чего только у нас не случалось. Сейчас у нас временные трудности. Нам надо пережить этот тяжелый момент и дальше – я вам обещаю – у нас все наладится.

 

- Когда наладится? – спросил кто-то из женщин. – Мы это уже сто раз слышали! Вы уже год нас обещаниями кормите! А денег как не было, так и нет!

 

- Деньги будут, - пообещала Лупашина. – Вы же меня знаете. Я же изо всех сил стараюсь выбить у заказчиков хоть какие-нибудь крохи.

 

- Так если они сейчас плохо расплачиваются, почему вы думаете, что они потом будут платить лучше?! – крикнул кто-то из женщин.

 

Лупашина отвечала в том смысле, что она продумает, как наладить работу так, чтобы у них не случалось больше проблем с получением денег от заказчиков. Работницы возбужденно заголосили, что об этом давно, как только начались задержки, надо было думать. А сейчас уже поздно! Они не хотят работать бесплатно! И пусть она расскажет про квартиру для сына и свое банкротство! Лупашина отвечала, чтобы девочки никаким слухам не верили и головы посторонними мыслями не забивали. Проблемы с фирмой у нее временные, работа у них будет, так что за будущее они могут не переживать.

 

- А мы не за работу переживаем! – ответили хозяйке. – Мы за ее оплату переживаем!

 

Лупашина отвечала, что деньги со временем появятся. А сейчас то, что есть в сейфе полностью всем не хватит. И как бы девочки не бастовали, у нее все равно нужной суммы нет. Если разделить на всех то, что есть сейчас у Лупашиной, то на каждую придется меньше половины месячного заработка. А других денег ей взять в ближайшее время просто неоткуда.

 

- Давайте я вам выдам сейчас хоть какие-то деньги, - предложила Лупашина. – А с остальной суммой мы разберемся позже.

 

Но люди запричитали, что это ее обычная уловка, что они ей не верят и пока она не расплатится полностью, они за работу не возьмутся.

 

- Мы же нарушим все сроки сдачи заказа, - пыталась переубедить их Лупашина. – И тогда мы не будем иметь даже того, что имели.

 

Но ей отвечали, что никого это больше не волнует и пусть она делает, что хочет, а с людьми рассчитается.

 

К тому моменту Павел закончил ремонт второй машины. Увидев, что он освободился Лупашина предложила Павлу сделать профилактику остальным машинам.

 

- Почистите их, смажьте. Проверьте основные функции и регулировки. Закончите здесь, переходите в соседнюю комнату. Там сделайте то же самое.

 

Павел, понизив голос так, чтобы его не услышали работницы, и, глядя прямо в глаза Лупашиной, сказал, что все это он, конечно, сделает. Но, как он понимает, у нее проблемы с финансами. Так что не подождать ли им до лучших времен, когда она сможет без проблем оплатить его работу?

 

- Вам все оплатят незамедлительно, - также понизив голос заверила его Лупашина. – Мои разногласия с девочками ваших услуг не касаются.

 

Успокоенный обещанием хозяйки, Павел принялся за работу. Задание, которое дала ему Лупашина, было не тяжелым, но времени отнимало много. Он провозился несколько часов. Пока он занимался оборудованием, Лупашина несколько раз заходила в цех и уговаривала швей сесть за работу. Ей дружно отказывали. Но и по домам никто не уходил. Пытаясь сломить коллективное сопротивление, Лупашина подходила по отдельности к каждой швее и убеждала взять предлагаемую сумму и приступить к работе. На ее уговоры никто не соглашался.

 

Она подошла к Павлу и грустно спросила:

 

- Много вам еще? Я почему спрашиваю. Скоро обед. А наш бухгалтер на обед обычно уходит домой. Вам придется ждать ее возвращения.

 

- Ничего страшного, - прикинув оставшийся объем работ, ответил Павел. – Боюсь к обеду я не успею. Если бухгалтеру надо уйти, пускай идет. Я закончу не скоро.

 

В этот момент к Лупашиной подошла технолог и чуть слышно спросила:

 

- Ну, что, госпожа Лупашина, никто не соглашается?

 

- Не соглашается, - тяжело вздохнула хозяйка.

 

- И что теперь делать? Может распустить людей по домам?

 

- Ни в коем случае. Цех должен работать.

 

Лупашина задумалась. Потом с особым вниманием посмотрела на технолога и сказала:

 

- Cделаем вот что. Я иду в бухгалтерию, а вы пришлите мне Марусю. Понятно?

 

В словах Лупашиной Павел различил скрытый подтекст. Изменившаяся интонация ее голоса навела и технолога на какую-то мысль.

 

- Хорошо, госпожа Лупашина, - губы технолога тронула легкая улыбка. – Я все сделаю.

 

Лупашина вышла. Спустя некоторое время технолог ласково попросила Марусю зайти в бухгалтерию.

 

Павел ремонтировал машины и попутно наблюдал за реакцией швей на уход Маруси. По усилившемуся гулу переговоров, по тому как в громких перешептываниях стали упоминать имя девушки, он почувствовал нарастающее беспокойство работниц. Некоторые даже выходили в коридор, чтобы через запертую дверь бухгалтерии попытаться услышать, о чем же договариваются Маруся и Лупашина. Возвращаясь ни с чем, они заметно нервничали, и думая о своем, резко огрызались тем, кто хотел узнать от них, что же происходит в бухгалтерии.

 

Наконец в дверях цеха появилась и сама Маруся. Счастливая, с зардевшемся на лице румянцем, она, ни на кого не глядя, шла к своей машине и демонстративно пересчитывала деньги. Прекрасные глаза ее сияли от восторга. Красивые руки любовно тасовали купюры. Пересчитав деньги, Маруся аккуратно сунула их в кармашек униформы. Радостно улыбаясь, она подошла к технологу и попросила работу. Технолог, понимающе улыбнулась, и торжественно вручила девушке пачку кроя. Уложив пачку на поддон конвейера, Маруся включила машину и принялась за работу. К ней тут же подошла одна из пожилых женщин и, потребовала, чтобы Маруся не смела идти против решения коллектива и выключила машину. Девушка ласково улыбнулась ей, зардевшись еще больше, и спокойным, тихим голосом попросив не отвлекать ее от работы, склонилась над шитьем. Возмущаясь непослушанием Маруси, пожилая работница направилась к группе женщин постарше, призывая тех вмешаться и образумить нахалку. Две женщины откликнулись на ее призыв и действительно подсели к Марусе. Но, оказалось, не затем, чтобы учинить скандал, а чтобы неслышно для остальных пошептаться с отступницей. Некоторые из молодых работниц, не сдержав любопытства, присоединились к ним.

 

Занятый работой, Павел не мог долго наблюдать за бастующими и пропустил момент окончания переговоров. Когда он наконец оторвал взгляд от ремонтируемой им машины и обратил его на Марусино окружение, женщины уже поднялись и неспешно, но и так, чтобы не пропустить никого вперед себя, потянулись к бухгалтерии. Женщины, продолжавшие бастовать, слали им вслед громкие проклятия.

 

Как Павел и предполагал, ему пришлось задержаться и он закончил все намеченные работы только после обеда. Уже оформляясь у бухгалтера, он услышал страшный вой, сменившийся затем тяжелым продолжительным гулом. Гул исходил из соседней с бухгалтерией комнаты.

 

- Не бойтесь, - успокоила Павла бухгалтер. – Это наш компрессор на максимальных оборотах работает. Он всегда так гудит, когда в цеху все машины задействованы.

 

Бухгалтер не ошиблась. Закончив с оформлением трудового договора и получив расчет, Павел вернулся в цех забрать инструмент. В обоих комнатах женщины сидели на своих местах и работали. Павел стал одеваться.

 

- Сами от нас сможете выбраться? – спросила Лупашина, провожая Павла до калитки.

 

- Смогу. Только объясните как.

 

Лупашина объяснила. И тут же у калитки спросила, понравилось ли ему оборудование, и когда он намерен приступить к работе в качестве постоянного наладчика. Павел честно признался, что оборудование ему понравилось, что он его выдюжит, но вот когда – это еще вопрос.

 

- Что же вас пугает? – прямо спросила его Лупашина.

 

Павел ответил, что еще не знает сколько времени у него будет отнимать дорога, особенно сейчас по зиме. Да и вообще, ему пока надо уладить кой-какие дела с прежней работой. В его словах Лупашина уловила нотки сомнения, которые моментально поспешила развеять. Твердым голосом, каким обычно клянутся, она заверила Павла, что какие бы проблемы у нее не возникали с девочками, на оплате его труда это никак не скажется. Раз пообещав, она своему слову не изменяет. При этом она назвала сумму, которую собиралась платить наладчику. Сумма оказалась значительно больше той, на какую рассчитывал Павел. Чтобы не задерживать хозяйку на холоде, Павел пообещал завтра позвонить и дать окончательный ответ. На том они и расстались.

 

В поисках автобусной остановки Павел размышлял, соглашаться на предложение Лупашиной или нет. Вспоминая обещания хозяйки, он мысленно усмехался:”В стадо меня хочет определить”. С другой стороны цех ему действительно понравился. И вправду светло, тепло, чисто. И деньги хорошие обещают. Где еще такие предложат? Было тут над чем задуматься.