Венецианов. «Крестьянка с васильками»

Венецианов.
«Крестьянка с васильками»
Просто — сидит. На коленях — спокойные руки,
и васильки на коленях, на фартуке белом,
в синь-сарафане и белой рубахе посконной —
просто сидит, лентой волосы собраны.
Фон здесь не явлен. Да что нам подробности быта
или ландшафта, когда в сарафане
свет-васильковом и белой рубахе,
чуть преклонивши чело золотое,
дева глядит, и лежат васильки у неё на коленях!
В эти минуты, когда я смотрю на неё,
в эти века ты шепчи мне что хочешь,
Фаланд, сатир чертозадый, хоть кукиш в кармане
скорчь, Асмодей, Сатано, Мефистофель,
свинствуй, талдычь мне о светоче падшем,
грязи людской, о безверье, о подлости бренного мира,
я не поставлю и в грош твою правду
в эти минуты, в извечные эти мгновенные веки.
И живописец-очкарик с лицом ясновидца,
с ликом учителя земского —
за полстолетья до школы селянской —
тронет холстину сырую влюблённою кистью
и васильком шевельнёт меж губами.
И — в невесомую высь
сеновала,
в омут истомный, духмяную колкость соломы
дева летит, синевой сарафанной овита.
Что я плету? Я совсем перепутал сюжеты!
Да не беда:
вот он — автор с крестьянским прищуром,
вот этот мир неизбежный, несносный, любимый.
И надо всеми, над всем,
в сарафане
небесном –
дева младая с челом осиянным!
И васильки, васильки у неё на коленях...

К 235-летию великого художника

.

.

Просто — сидит. На коленях — спокойные руки,

и васильки на коленях, на фартуке белом,

в синь-сарафане и белой рубахе посконной —

просто сидит, лентой волосы собраны.

.

Фон здесь не явлен. Да что нам подробности быта

или ландшафта, когда в сарафане

свет-васильковом и белой рубахе,

чуть преклонивши чело золотое,

дева глядит, и лежат васильки у неё на коленях!

.

В эти минуты, когда я смотрю на неё,

в эти века ты шепчи мне что хочешь,

Фаланд, сатир чертозадый, хоть кукиш в кармане

скорчь, Асмодей, Сатано, Мефистофель,

.

свинствуй, талдычь мне о светоче падшем,

грязи людской, о безверье, о подлости бренного мира,

я не поставлю и в грош твою правду

в эти минуты, в извечные эти мгновенные веки.

.

И живописец-очкарик с лицом ясновидца,

с ликом учителя земского —

за полстолетья до школы селянской —

тронет холстину сырую влюблённою кистью

и васильком шевельнёт меж губами.

.

И — в невесомую высь

сеновала,

в омут истомный, духмяную колкость соломы

дева летит, синевой сарафанной овита.

.

Что я плету? Я совсем перепутал сюжеты!

Да не беда:

вот он — автор с крестьянским прищуром,

вот этот мир неизбежный, несносный, любимый.

И надо всеми, над всем,

в сарафане

небесном –

дева младая с челом осиянным!

И васильки, васильки у неё на коленях...

5
1
Средняя оценка: 2.832
Проголосовало: 250