«Нацбест-2016»: тревожных симптомов нет

Александр Кузьменков

«Нацбест-2016»: тревожных симптомов нет

Покойный Топоров однажды заметил: премиальные списки – это отнюдь не сборная страны, а средняя температура по больнице. У нас с Виктором Леонидовичем была искренняя взаимная антипатия на уровне «кушать не могу», но тут я всей душой поддержал коллегу.

Вот именно: по больнице. Ибо любой лонг- или шорт-лист до оскомины похож на скорбный лист. В случае «Нацбеста-2016» сходство и того пуще: нынче премию спонсирует Союз охраны психического здоровья. Строго между нами: некоторым номинантам и впрямь не повредила бы психиатрическая помощь, – но об этом в свой черед.

.

ВОКРУГ И ОКОЛО

.

Считается, что «Нацбест» обычно премирует не автора, но тенденцию. Бросьте этих глупостей, как говорят в Одессе. Ни Топоров, ни Левенталь этак широко отродясь не мыслили; «Нацбест» всегда обслуживал сугубо клановые интересы – премию имени «Лимбуса» изо всех сил старались вручить автору «Лимбуса». Что за три последних года имело быть дважды: в 2013 победила Екатерина Чеботарева aka Фигль-Мигль с романом «Щастье», а в 2015 – Сергей Носов с романом «Фигурные скобки». Не возьмусь сосчитать, сколько раз выходил в финал Павел Крусанов, главред «Лимбуса». А коли не участвовал, так номинировал – скажем, Носова. Или судил. Или все вместе. В общем, комментировать здесь особо нечего.

Однако тенденция литпроцесса и на этом фоне прослеживается – в особенности по длинному списку.

«В этом году наш длинный список несколько короче, чем обычно. Обычно бывало чуть больше пятидесяти книг, в этом году – сорок четыре. Казалось бы, важность невелика, однако тут есть о чем поговорить. Пространство русской литературы съеживается, и если несколько лет назад это было только смутное ощущение, которое трудно было проиллюстрировать конкретными примерами, то нынче все куда как “весомо, грубо, зримо”», – скорбит ответственный секретарь премиального оргкомитета В. Левенталь.

Смутное ощущение, говорите? Трудно проиллюстрировать примерами, значит? Да уж…

Примеров тому было более чем достаточно, в том числе – и в истории «Нацбеста». Вспомните хоть демарш Ильи Стогова, который еще шесть лет назад надменно покинул жюри: «Предоставляю разбираться в этом компосте более опытным ассенизаторам!» А премиальный контент, – то бишь компост, – из года в год не меняется. Вспомните хоть инфантильного и косноязычного Непогодина, хоть полуграмотного Абузярова – их ни в одном приличном месте на порог не пустят. Однако все это преданья старины глубокой. Давайте о делах текущих.

Пространство русской литературы и впрямь съеживается, – но речь не только о количестве номинантов. Едва ли не половину нацбестовского лонга в этом году составляет нон-фикшн, эссеистика и публицистика: «Камера хранения» А. Кабакова, «Учебник истории. От Грозного до Путина» Г. Стерлигова, «Украина трех революций» А. Топоровой, «Формейшн. История одной сцены» Ф. Сандалова, «Справа налево» А. Иличевского, «Вся кремлевская рать» М. Зыгаря и прочая, прочая, прочая. Худлит представлен скромнее, нежели обычно, – как завсегдатаями (И. Абузяров, В. Козлов, А. Аствацатуров – слава Богу, Беседина с Непогодиным нет), так и дебютантами (Э. Саттаров, К. Рябов). Качество текстов? – сейчас сами оцените. Правда, 44 рецензии в одном флаконе – это чересчур. Но вот несколько характерных образцов для дегустации.

.

ЕЩЕ РАЗ ПРО ЗОЛУШКУ

.

(А. Матвеева «Завидное чувство Веры Стениной»; М., «АСТ», 2015)

.

Женская проза, о чем бы она ни была, неизменно выруливает к шекспировскому сюжету: много шума из ничего. «Завидное чувство…» сделано из того же материала, что и вся литература такого сорта: из платочков, из чулочков, из дефлораций, из менструаций… В наличии и еще одна константа: духовно богатая дева. Нам без нея никак – вечная ведь тема, начиная с графини Ростопчиной.

В случае Веры Стениной, искусствоведа-недоучки из Ёбурга, под духовным богатством следует разуметь безразмерный перечень живописцев всех времен и народов: Фрагонар-Дюшан-Явленский-Милле. И снова да ладом: Брак-Грис-Делакруа-Сутин. Да успокойтесь вы ради Христа, – все уже всё поняли и оценили. Ан нет, на бис: Сальвиани-Лемпицка-Гейнсборо-Латур. Кроме того, чтоб вы знали, Вера умеет разговаривать с персонажами на полотнах; те ее слышат и даже отвечают – алло, это «скорая»?..

Лейтмотив романа – зависть главной героини к подруге, журналистке Юльке Калининой: у той и ноги от ушей, и шуба из голубой норки, и мужики штабелями. Для пущей наглядности А.М. придумала визуальный образ зависти: «В груди Веры Стениной будто бы проснулась, расправив крылья, летучая мышь». То ли нетопырь Матвеевой чем-то приглянулся, то ли текст рассчитан на безнадежных склеротиков, – слово «мышь» повторяется в романе 105 раз, на каждой пятой странице. И что в результате? Подробности у Пушкина: ничего иль очень мало. Хоть бы ссора какая завалящая приключилась, что ли, – но мышь, мыши, мышью, о мыши. И опять: мышь, о мыши… У вялотекущего конфликта нет какой-либо (простите за высокий штиль) философской подоплеки. Сальери vs Моцарт – ремесленник против таланта, Кавалеров vs Бабичев – поэт против функционера, если угодно – антитеза Серебряного и Железного века русской истории. Стенина vs Калинина – нудное 500-страничное выяснение, у кого ноги длиннее и дочь умнее, тряпки лучше и бой-френд круче. Ну о-очень занимательный предмет.

Кто-то удачно сказал: вместо кучи женских романов дешевле прочесть первоисточник – «Золушку». А.М. скроила «Завидное чувство…» точно по лекалам Шарля Перро. На дальних подступах к финалу Матвеева расстается с амплуа мачехи и вступает в должность феи-крестной. Стенина по-мушкетерски, двадцать лет спустя, получает вузовский диплом. И принц какой-никакой подвернулся. И деньги сами собой привалили. В общем, Свердловск слезам не верит, или В сорок лет жизнь только начинается…

По счастью, на сей раз я в своих оценках не одинок. Vox populi с сайта livelib.ru:

«Одно из самых занудных повествований, которые мне доводилось когда-либо прочесть. Мало того, что нудно, так ещё и такой внушительный объём книги!»

«Абсолютно никчемная книга с бессвязным сюжетом, скудная в языковом и стилистическом выражении, скучная, с картонными героями».

«Прескучная книжка! А никчемные персонажи и вовсе вызывают тошноту».

Цитата: «На скамейке у подъезда сидели три бабушки – как три птицы на ветке... Юлька придерживала руками полы плаща, под которым не было ничего, кроме прозрачного лифчика.  Трусы  она решила не надевать, в них было уж слишком неудобно… “Мерседес” подъехал к подъезду ровно в девять, было ещё совсем светло. Алексей открыл окно, голова его с трудом помещалась “в экране”. Старухи потрясённо замолчали. Да что там – время остановилось! Юлька грациозно шла к машине, не заметив, как у соседки сорвалась с поводка болонка. Белый ком с гадким сиреневым животом и гниющими глазами подкатился к Юльке и ткнул её лапами. Плащ распахнулся, и Алексей увидел то, что ему готовились показать несколько позже. Там был выбрит такой красивый лепесток! Юлька корпела над ним целое утро. (Бабки ничего не заметили, так им и надо.)»

.

НИЧЕГО… НИЧЕГО… МОЛЧАНИЕ!

.

(С. Дорошева «Книга, найденная в кувшинке»; СПб, «Азбука-Аттикус», 2016)

.

Сознаюсь: нежно люблю художника Светлану Дорошеву. Люблю ее феноменальное чувство стиля: трудно вообразить лучшие вариации на тему ар-нуво и ар-деко. Люблю ее раннюю эротическую графику в духе Сомова и Бердслея – хрупких нимфеток, немного манерных и очень несчастных под бременем внезапной женственности. Люблю ее нынешние медиевальные экзерсисы в манере Босха…

Именно поэтому я предпочел не заглядывать в «Книгу, найденную в кувшинке» – боюсь быть предвзятым. Лишь бегло просмотрел фрагменты в блоге Дорошевой. По поводу увиденного могу сказать две вещи: а) это энциклопедия о человеке, написанная эльфами, гоблинами и прочей сказочной нежитью; б) иллюстративный материал там явно перевешивает. Впрочем, как говорила Алиса, кому нужны книжки без картинок?

Цитата: «Люди, несомненно, изумительны во многих отношениях. Вот хотя бы – они не верят ни в волшебство, ни в сны, ни в другие миры. Они сомневаются в чем угодно, зато свято верят в науку (разновидность человеческой религии). При малейшей попытке заговорить с ними о чудесном, люди вооружаются всевозможными “научными” инструментами, “здравомысленными” аргументами и развенчивающими теориями, сводящимися по сути к фанатичному утверждению “ЭТО ТАК, И ВСЕ ТУТ”».

.

БОГ ЛЮБИТ ТРОИЦУ

.

(В. Козлов «Пассажир»; рукопись)

.

Вот насчет рукописи я весьма сомневаюсь: повесть «Пассажир» была опубликована в «Знамени» (№ 12, 2015). Хотя по большому счету оно и не важно. Вот факт поинтереснее: это уже третье восхождение Владимира Козлова к нацбестовским вершинам. И не надоест же наступать на одни и те же грабли… Впрочем, В.К. – натура на редкость постоянная: десять (или одиннадцать? я уже сбился со счета) почти неотличимых друг от друга романов говорят сами за себя.

Итак, спойлер: 40-летний аккаунт-менеджер оптово-торговой компании снял 23-летнюю продавщицу. И нет бы выпроводить ее поутру да благополучно забыть – влюбился. Непруха, да. Милая свалила от него в Новокузнецк без объяснения причин и вырубила мобилу. Престарелый Ромео кинулся ее разыскивать. Стал жертвой грабителей. Чтобы поправить дела, сам пустился в грабежи. Джульетта в итоге нашлась-таки и тут же круто обломила мужика: «А что, ты думал, мы теперь будем всегда вместе? Я перееду к тебе жить... Мы купим новую мебель... Мы поедем в отпуск в Италию... Потом я рожу ребенка... И у нас все будет просто офигенно?»

Вопрос школярский, но не праздный: сей басни какова мораль? В глупом риске толку мало – не <censored> с кем попало? Воля ваша, иной идеи «Пассажире» я не нахожу. Но чтоб до этих истин доискаться, не надо в преисподнюю спускаться. Однако у Козлова со смыслами вечная проблема – читатель у него на самообслуживании, начиная с дебютных «Гопников».

К чести автора будь сказано, В.К. предпринял работу над ошибками. Хотя бы попытался избавиться от навязчивых самоповторов. Хотя бы прекратил рассказывать старые анекдоты. Хотя бы нарек героинь не Олей и Аней, как обычно, а Катей и Аней. Хотя бы снизил дозу ненужного шокинга до терапевтической: секс возле мусоропровода не состоялся, и на том спасибо.

В остальном Козлов верен своему творческому кредо: «Я просто лабаю панк!» Ну, панк, – он и есть панк: три аккорда, а что сверх того, от лукавого. Потому изъясняется он телеграфным языком, обожает нарратив и загромождает повествование необязательными деталями.

Ах да, еще один любопытный штрих: на «Нацбест» В.К. выдвинул себя сам. А раньше-то, случалось, другие выдвигали. Ей-Богу, Екклесиаст – универсальный справочник: «Не говори: “отчего это прежние дни были лучше нынешних?”, потому что не от мудрости ты спрашиваешь об этом»…

Цитата: «Четверо парней что-то жрали у окна “Чайхоны Халяль”, одновременно тыкая жирными пальцами в экраны телефонов. Букмекерская контора “Bingo Boom”. 24 часа. Free Bar. Чемоданы, сумки. Натянутые на манекены куртки. Лоток с носками и прочей мелкой фигней. Парень-продавец уткнулся в телефон. Продавщица из магазина белья и колготок курила у входа – полная тетка в куртке с мехом на капюшоне. Колготки 100. Лосины 150. Аренда. Товары для дома. Распродажа. Джинсовая одежда. Производство – Турция. Распродажа. Парикмахерская. Снова лоток носков. За ним – поддельные туалетные воды. Еще дальше – сим-карты. Безлимитки. Подключение. Продукты. Аренда. Шаурма. Конфеты. Печенье».

.

КНЭРЭК, НАРИНЭ-ДЖАН…

.

(Н.  Абгарян «С неба упали три яблока»; СПб, «Астрель», 2015)

.

О «Трех яблоках» мне абсолютно нечего сказать. Кроме одного: это Габриэль Гарсиа Маркес в пересказе Фазиля Искандера.

Цитата: «– Слушай меня, девочка, – проскрипел старик, – сон я тебе объяснять не буду, проку в этом никакого, все равно ничего уже не изменить. Единственное, что посоветую, – никогда не состригай волосы, пусть они всегда прикрывают тебе спину. У каждого человека – свой оберег. У меня, – тут он помахал перед носом Воске правой рукой, – ноготь мизинца. А у тебя, стало быть, – волосы».

.

BELLES LETTRES ИЗ УНИТАЗА

.

(А. Аствацатуров «Осень в карманах»; М., «АСТ», 2015)

.

Последняя часть автобиографической трилогии Андрея Аствацатурова… Впрочем, логичнее будет начать с двух предыдущих. И даже не с них, а с теоретического экскурса.

В 1885 году японский филолог Цубоути Сёё провозгласил принцип «сядзицусюги», в дословном переводе – «отражать, как есть». А поскольку писатель в состоянии адекватно отразить лишь себя, любимого, закономерно родился новый жанр – эгобеллетристика (на языке оригинала – «ватакуси сёсэцу»). Россияне, должен заметить, тоже не лаптем мисо хлебают. Побег сакуры отменно прижился на русской березе – отчего бы?

Думается, что тут виноват категорический императив эпохи – примат семиологии над онтологией, проще говоря, видимости над сущностью. Политика, религия, право, искусство – все суть симулякры, вторичные образы без первичного подобия. Единственная несомненная реальность в этом паноптикуме фикций (вполне по Славою Жижеку) – ты сам. Стало быть, достоин памятника нерукотворного.

Аствацатуров давно и всерьез претендует на неподражательную странность. В «Людях в голом» он сравнивал себя с ядовитым грибом среди съедобных, в «Скунскамере» приписывал себе ярость одиночества. Он и впрямь своеобразен и даже любопытен – но скорее психиатру, нежели читателю. Не угодно ли убедиться? – «Туалеты ничем не хуже экскрементов. Даже лучше. Прежде всего у каждого из них имеется своя политическая платформа… Бывают туалеты-патриоты, туалеты-либералы, туалеты-леворадикалы, и реже – туалеты-олигархи…» («Люди в голом»).

Болезненный интерес к фекальной теме стал лейтмотивом двух первых книжек А.А. Внимание, реперные точки: а) морской свин навалил на стол кучу; б) профессор-математик провалился в канализационный люк; в) объявление о залповом выбросе фекальных вод невзначай стало для героя фетишем.

А с «Осенью в карманах» случилось страшное. Аствацатуров по капле выдавил из себя копрофила, но ему стало не о чем писать. В итоге возник коллаж из анемичных любовей, бесцветных путевых заметок и линялых пейзажных зарисовок. Кроме того, в новом романе читателя ждет весьма увлекательный саспенс: а) на дачу однажды залетел огромный комар; б) Васенька побрил подмышки; в) Коля Сосновский выносил мусор; г) в детстве лирический герой мучительно учился писать букву «м»…

Впрочем, старая любовь не ржавеет. Автора время от времени заносит в любимую копролалию («экскрементальный символизм», по терминологии гуманной критикессы Е. Сергиевой). В сортире герой встречает вполне симпатичного мужика, улыбчивого и небритого. Там же протагонист скрывается от назойливой, тупой и шепелявой студентки. Return to Fantasy, что тут еще скажешь.

По слухам, А.А. объявил, что «Осень в карманах» станет его последней художественной книгой. Искренне надеюсь, что не обманет.

Цитата: «Когда Савченков появился в комнате, все уже были там и его ждали. Под кроватью, как было условлено, стоял таз с дерьмом, распространяя ужасную вонь, а на одеяло была обильно вылита кабачковая икра…

– Парни! – позвал Погребняк. – У Савченкова на кровати говно! Свежее говно!

С этими словами он достал из кармана специально припасенную алюминиевую ложку. Это был условный знак.

– Свежее говно! Свежее говно! – радостно загалдели все и, выхватив ложки, бросились к кровати Савченкова. Там они принялись прямо с одеяла сгребать коричневое месиво ложками и тут же его поедать…

Савченков с диким воплем кинулся за дверь».

.

ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ ДИАГНОЗ

.

С медицинских аллюзий мы начали, – ими, стало быть, и закончим. Словесность русская больна, сказал бы Пушкин, и лонг «Нацбеста» лишнее тому свидетельство. Уточняю: пульс нитевидный, дыхание Чейн-Стокса, самопроизвольная дефекация. Тем не менее, берусь утверждать, что тревожных симптомов нет, – пациентка уже не первый год в таком состоянии. Стало быть, это и не агония вовсе, но modus vivendi.

Покойный Топоров однажды заметил: премиальные списки – это отнюдь не сборная страны, а средняя температура по больнице. У нас с Виктором Леонидовичем была искренняя взаимная антипатия на уровне «кушать не могу», но тут я всей душой поддержал коллегу.

Вот именно: по больнице. Ибо любой лонг- или шорт-лист до оскомины похож на скорбный лист. В случае «Нацбеста-2016» сходство и того пуще: нынче премию спонсирует Союз охраны психического здоровья. Строго между нами: некоторым номинантам и впрямь не повредила бы психиатрическая помощь, – но об этом в свой черед.

.

ВОКРУГ И ОКОЛО

.

Считается, что «Нацбест» обычно премирует не автора, но тенденцию. Бросьте этих глупостей, как говорят в Одессе. Ни Топоров, ни Левенталь этак широко отродясь не мыслили; «Нацбест» всегда обслуживал сугубо клановые интересы – премию имени «Лимбуса» изо всех сил старались вручить автору «Лимбуса». Что за три последних года имело быть дважды: в 2013 победила Екатерина Чеботарева aka Фигль-Мигль с романом «Щастье», а в 2015 – Сергей Носов с романом «Фигурные скобки». Не возьмусь сосчитать, сколько раз выходил в финал Павел Крусанов, главред «Лимбуса». А коли не участвовал, так номинировал – скажем, Носова. Или судил. Или все вместе. В общем, комментировать здесь особо нечего.

Однако тенденция литпроцесса и на этом фоне прослеживается – в особенности по длинному списку.

«В этом году наш длинный список несколько короче, чем обычно. Обычно бывало чуть больше пятидесяти книг, в этом году – сорок четыре. Казалось бы, важность невелика, однако тут есть о чем поговорить. Пространство русской литературы съеживается, и если несколько лет назад это было только смутное ощущение, которое трудно было проиллюстрировать конкретными примерами, то нынче все куда как “весомо, грубо, зримо”», – скорбит ответственный секретарь премиального оргкомитета В. Левенталь.

Смутное ощущение, говорите? Трудно проиллюстрировать примерами, значит? Да уж…

Примеров тому было более чем достаточно, в том числе – и в истории «Нацбеста». Вспомните хоть демарш Ильи Стогова, который еще шесть лет назад надменно покинул жюри: «Предоставляю разбираться в этом компосте более опытным ассенизаторам!» А премиальный контент, – то бишь компост, – из года в год не меняется. Вспомните хоть инфантильного и косноязычного Непогодина, хоть полуграмотного Абузярова – их ни в одном приличном месте на порог не пустят. Однако все это преданья старины глубокой. Давайте о делах текущих.

Пространство русской литературы и впрямь съеживается, – но речь не только о количестве номинантов. Едва ли не половину нацбестовского лонга в этом году составляет нон-фикшн, эссеистика и публицистика: «Камера хранения» А. Кабакова, «Учебник истории. От Грозного до Путина» Г. Стерлигова, «Украина трех революций» А. Топоровой, «Формейшн. История одной сцены» Ф. Сандалова, «Справа налево» А. Иличевского, «Вся кремлевская рать» М. Зыгаря и прочая, прочая, прочая. Худлит представлен скромнее, нежели обычно, – как завсегдатаями (И. Абузяров, В. Козлов, А. Аствацатуров – слава Богу, Беседина с Непогодиным нет), так и дебютантами (Э. Саттаров, К. Рябов). Качество текстов? – сейчас сами оцените. Правда, 44 рецензии в одном флаконе – это чересчур. Но вот несколько характерных образцов для дегустации.

.

ЕЩЕ РАЗ ПРО ЗОЛУШКУ

.

(А. Матвеева «Завидное чувство Веры Стениной»; М., «АСТ», 2015)

.

Женская проза, о чем бы она ни была, неизменно выруливает к шекспировскому сюжету: много шума из ничего. «Завидное чувство…» сделано из того же материала, что и вся литература такого сорта: из платочков, из чулочков, из дефлораций, из менструаций… В наличии и еще одна константа: духовно богатая дева. Нам без нея никак – вечная ведь тема, начиная с графини Ростопчиной.

В случае Веры Стениной, искусствоведа-недоучки из Ёбурга, под духовным богатством следует разуметь безразмерный перечень живописцев всех времен и народов: Фрагонар-Дюшан-Явленский-Милле. И снова да ладом: Брак-Грис-Делакруа-Сутин. Да успокойтесь вы ради Христа, – все уже всё поняли и оценили. Ан нет, на бис: Сальвиани-Лемпицка-Гейнсборо-Латур. Кроме того, чтоб вы знали, Вера умеет разговаривать с персонажами на полотнах; те ее слышат и даже отвечают – алло, это «скорая»?..

Лейтмотив романа – зависть главной героини к подруге, журналистке Юльке Калининой: у той и ноги от ушей, и шуба из голубой норки, и мужики штабелями. Для пущей наглядности А.М. придумала визуальный образ зависти: «В груди Веры Стениной будто бы проснулась, расправив крылья, летучая мышь». То ли нетопырь Матвеевой чем-то приглянулся, то ли текст рассчитан на безнадежных склеротиков, – слово «мышь» повторяется в романе 105 раз, на каждой пятой странице. И что в результате? Подробности у Пушкина: ничего иль очень мало. Хоть бы ссора какая завалящая приключилась, что ли, – но мышь, мыши, мышью, о мыши. И опять: мышь, о мыши… У вялотекущего конфликта нет какой-либо (простите за высокий штиль) философской подоплеки. Сальери vs Моцарт – ремесленник против таланта, Кавалеров vs Бабичев – поэт против функционера, если угодно – антитеза Серебряного и Железного века русской истории. Стенина vs Калинина – нудное 500-страничное выяснение, у кого ноги длиннее и дочь умнее, тряпки лучше и бой-френд круче. Ну о-очень занимательный предмет.

Кто-то удачно сказал: вместо кучи женских романов дешевле прочесть первоисточник – «Золушку». А.М. скроила «Завидное чувство…» точно по лекалам Шарля Перро. На дальних подступах к финалу Матвеева расстается с амплуа мачехи и вступает в должность феи-крестной. Стенина по-мушкетерски, двадцать лет спустя, получает вузовский диплом. И принц какой-никакой подвернулся. И деньги сами собой привалили. В общем, Свердловск слезам не верит, или В сорок лет жизнь только начинается…

По счастью, на сей раз я в своих оценках не одинок. Vox populi с сайта livelib.ru:

«Одно из самых занудных повествований, которые мне доводилось когда-либо прочесть. Мало того, что нудно, так ещё и такой внушительный объём книги!»

«Абсолютно никчемная книга с бессвязным сюжетом, скудная в языковом и стилистическом выражении, скучная, с картонными героями».

«Прескучная книжка! А никчемные персонажи и вовсе вызывают тошноту».

Цитата: «На скамейке у подъезда сидели три бабушки – как три птицы на ветке... Юлька придерживала руками полы плаща, под которым не было ничего, кроме прозрачного лифчика.  Трусы  она решила не надевать, в них было уж слишком неудобно… “Мерседес” подъехал к подъезду ровно в девять, было ещё совсем светло. Алексей открыл окно, голова его с трудом помещалась “в экране”. Старухи потрясённо замолчали. Да что там – время остановилось! Юлька грациозно шла к машине, не заметив, как у соседки сорвалась с поводка болонка. Белый ком с гадким сиреневым животом и гниющими глазами подкатился к Юльке и ткнул её лапами. Плащ распахнулся, и Алексей увидел то, что ему готовились показать несколько позже. Там был выбрит такой красивый лепесток! Юлька корпела над ним целое утро. (Бабки ничего не заметили, так им и надо.)»

.

НИЧЕГО… НИЧЕГО… МОЛЧАНИЕ!

.

(С. Дорошева «Книга, найденная в кувшинке»; СПб, «Азбука-Аттикус», 2016)

.

Сознаюсь: нежно люблю художника Светлану Дорошеву. Люблю ее феноменальное чувство стиля: трудно вообразить лучшие вариации на тему ар-нуво и ар-деко. Люблю ее раннюю эротическую графику в духе Сомова и Бердслея – хрупких нимфеток, немного манерных и очень несчастных под бременем внезапной женственности. Люблю ее нынешние медиевальные экзерсисы в манере Босха…

Именно поэтому я предпочел не заглядывать в «Книгу, найденную в кувшинке» – боюсь быть предвзятым. Лишь бегло просмотрел фрагменты в блоге Дорошевой. По поводу увиденного могу сказать две вещи: а) это энциклопедия о человеке, написанная эльфами, гоблинами и прочей сказочной нежитью; б) иллюстративный материал там явно перевешивает. Впрочем, как говорила Алиса, кому нужны книжки без картинок?

Цитата: «Люди, несомненно, изумительны во многих отношениях. Вот хотя бы – они не верят ни в волшебство, ни в сны, ни в другие миры. Они сомневаются в чем угодно, зато свято верят в науку (разновидность человеческой религии). При малейшей попытке заговорить с ними о чудесном, люди вооружаются всевозможными “научными” инструментами, “здравомысленными” аргументами и развенчивающими теориями, сводящимися по сути к фанатичному утверждению “ЭТО ТАК, И ВСЕ ТУТ”».

.

БОГ ЛЮБИТ ТРОИЦУ

.

(В. Козлов «Пассажир»; рукопись)

.

Вот насчет рукописи я весьма сомневаюсь: повесть «Пассажир» была опубликована в «Знамени» (№ 12, 2015). Хотя по большому счету оно и не важно. Вот факт поинтереснее: это уже третье восхождение Владимира Козлова к нацбестовским вершинам. И не надоест же наступать на одни и те же грабли… Впрочем, В.К. – натура на редкость постоянная: десять (или одиннадцать? я уже сбился со счета) почти неотличимых друг от друга романов говорят сами за себя.

Итак, спойлер: 40-летний аккаунт-менеджер оптово-торговой компании снял 23-летнюю продавщицу. И нет бы выпроводить ее поутру да благополучно забыть – влюбился. Непруха, да. Милая свалила от него в Новокузнецк без объяснения причин и вырубила мобилу. Престарелый Ромео кинулся ее разыскивать. Стал жертвой грабителей. Чтобы поправить дела, сам пустился в грабежи. Джульетта в итоге нашлась-таки и тут же круто обломила мужика: «А что, ты думал, мы теперь будем всегда вместе? Я перееду к тебе жить... Мы купим новую мебель... Мы поедем в отпуск в Италию... Потом я рожу ребенка... И у нас все будет просто офигенно?»

Вопрос школярский, но не праздный: сей басни какова мораль? В глупом риске толку мало – не <censored> с кем попало? Воля ваша, иной идеи «Пассажире» я не нахожу. Но чтоб до этих истин доискаться, не надо в преисподнюю спускаться. Однако у Козлова со смыслами вечная проблема – читатель у него на самообслуживании, начиная с дебютных «Гопников».

К чести автора будь сказано, В.К. предпринял работу над ошибками. Хотя бы попытался избавиться от навязчивых самоповторов. Хотя бы прекратил рассказывать старые анекдоты. Хотя бы нарек героинь не Олей и Аней, как обычно, а Катей и Аней. Хотя бы снизил дозу ненужного шокинга до терапевтической: секс возле мусоропровода не состоялся, и на том спасибо.

В остальном Козлов верен своему творческому кредо: «Я просто лабаю панк!» Ну, панк, – он и есть панк: три аккорда, а что сверх того, от лукавого. Потому изъясняется он телеграфным языком, обожает нарратив и загромождает повествование необязательными деталями.

Ах да, еще один любопытный штрих: на «Нацбест» В.К. выдвинул себя сам. А раньше-то, случалось, другие выдвигали. Ей-Богу, Екклесиаст – универсальный справочник: «Не говори: “отчего это прежние дни были лучше нынешних?”, потому что не от мудрости ты спрашиваешь об этом»…

Цитата: «Четверо парней что-то жрали у окна “Чайхоны Халяль”, одновременно тыкая жирными пальцами в экраны телефонов. Букмекерская контора “Bingo Boom”. 24 часа. Free Bar. Чемоданы, сумки. Натянутые на манекены куртки. Лоток с носками и прочей мелкой фигней. Парень-продавец уткнулся в телефон. Продавщица из магазина белья и колготок курила у входа – полная тетка в куртке с мехом на капюшоне. Колготки 100. Лосины 150. Аренда. Товары для дома. Распродажа. Джинсовая одежда. Производство – Турция. Распродажа. Парикмахерская. Снова лоток носков. За ним – поддельные туалетные воды. Еще дальше – сим-карты. Безлимитки. Подключение. Продукты. Аренда. Шаурма. Конфеты. Печенье».

.

КНЭРЭК, НАРИНЭ-ДЖАН…

.

(Н.  Абгарян «С неба упали три яблока»; СПб, «Астрель», 2015)

.

О «Трех яблоках» мне абсолютно нечего сказать. Кроме одного: это Габриэль Гарсиа Маркес в пересказе Фазиля Искандера.

Цитата: «– Слушай меня, девочка, – проскрипел старик, – сон я тебе объяснять не буду, проку в этом никакого, все равно ничего уже не изменить. Единственное, что посоветую, – никогда не состригай волосы, пусть они всегда прикрывают тебе спину. У каждого человека – свой оберег. У меня, – тут он помахал перед носом Воске правой рукой, – ноготь мизинца. А у тебя, стало быть, – волосы».

.

BELLES LETTRES ИЗ УНИТАЗА

.

(А. Аствацатуров «Осень в карманах»; М., «АСТ», 2015)

.

Последняя часть автобиографической трилогии Андрея Аствацатурова… Впрочем, логичнее будет начать с двух предыдущих. И даже не с них, а с теоретического экскурса.

В 1885 году японский филолог Цубоути Сёё провозгласил принцип «сядзицусюги», в дословном переводе – «отражать, как есть». А поскольку писатель в состоянии адекватно отразить лишь себя, любимого, закономерно родился новый жанр – эгобеллетристика (на языке оригинала – «ватакуси сёсэцу»). Россияне, должен заметить, тоже не лаптем мисо хлебают. Побег сакуры отменно прижился на русской березе – отчего бы?

Думается, что тут виноват категорический императив эпохи – примат семиологии над онтологией, проще говоря, видимости над сущностью. Политика, религия, право, искусство – все суть симулякры, вторичные образы без первичного подобия. Единственная несомненная реальность в этом паноптикуме фикций (вполне по Славою Жижеку) – ты сам. Стало быть, достоин памятника нерукотворного.

Аствацатуров давно и всерьез претендует на неподражательную странность. В «Людях в голом» он сравнивал себя с ядовитым грибом среди съедобных, в «Скунскамере» приписывал себе ярость одиночества. Он и впрямь своеобразен и даже любопытен – но скорее психиатру, нежели читателю. Не угодно ли убедиться? – «Туалеты ничем не хуже экскрементов. Даже лучше. Прежде всего у каждого из них имеется своя политическая платформа… Бывают туалеты-патриоты, туалеты-либералы, туалеты-леворадикалы, и реже – туалеты-олигархи…» («Люди в голом»).

Болезненный интерес к фекальной теме стал лейтмотивом двух первых книжек А.А. Внимание, реперные точки: а) морской свин навалил на стол кучу; б) профессор-математик провалился в канализационный люк; в) объявление о залповом выбросе фекальных вод невзначай стало для героя фетишем.

А с «Осенью в карманах» случилось страшное. Аствацатуров по капле выдавил из себя копрофила, но ему стало не о чем писать. В итоге возник коллаж из анемичных любовей, бесцветных путевых заметок и линялых пейзажных зарисовок. Кроме того, в новом романе читателя ждет весьма увлекательный саспенс: а) на дачу однажды залетел огромный комар; б) Васенька побрил подмышки; в) Коля Сосновский выносил мусор; г) в детстве лирический герой мучительно учился писать букву «м»…

Впрочем, старая любовь не ржавеет. Автора время от времени заносит в любимую копролалию («экскрементальный символизм», по терминологии гуманной критикессы Е. Сергиевой). В сортире герой встречает вполне симпатичного мужика, улыбчивого и небритого. Там же протагонист скрывается от назойливой, тупой и шепелявой студентки. Return to Fantasy, что тут еще скажешь.

По слухам, А.А. объявил, что «Осень в карманах» станет его последней художественной книгой. Искренне надеюсь, что не обманет.

Цитата: «Когда Савченков появился в комнате, все уже были там и его ждали. Под кроватью, как было условлено, стоял таз с дерьмом, распространяя ужасную вонь, а на одеяло была обильно вылита кабачковая икра…

– Парни! – позвал Погребняк. – У Савченкова на кровати говно! Свежее говно!

С этими словами он достал из кармана специально припасенную алюминиевую ложку. Это был условный знак.

– Свежее говно! Свежее говно! – радостно загалдели все и, выхватив ложки, бросились к кровати Савченкова. Там они принялись прямо с одеяла сгребать коричневое месиво ложками и тут же его поедать…

Савченков с диким воплем кинулся за дверь».

.

ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ ДИАГНОЗ

.

С медицинских аллюзий мы начали, – ими, стало быть, и закончим. Словесность русская больна, сказал бы Пушкин, и лонг «Нацбеста» лишнее тому свидетельство. Уточняю: пульс нитевидный, дыхание Чейн-Стокса, самопроизвольная дефекация. Тем не менее, берусь утверждать, что тревожных симптомов нет, – пациентка уже не первый год в таком состоянии. Стало быть, это и не агония вовсе, но modus vivendi.