Владимир Соловьев о нравственности и экономике (по страницам работы «Оправдание добра»)

Владимир Соловьев о нравственности и экономике (по страницам работы «Оправдание добра»)

Часть VI. Мысли В. Соловьева  о «нравственной» экономике.

Три основных принципа нравственности – ключ к совершенствованию социальной жизни.

Соловьев на протяжении своей объемной книги не раз формулирует триединое нравственное начало, которое присутствует в человеческом мире и объясняет его. В   главе 16 Соловьева  еще раз напоминает три основных принципа нравственности: 1) принцип аскетизма (регулятор отношений человека и природы); 2) принцип альтруизма (регулятор отношений между людьми);  3) принцип добровольного подчинения воли человека требованиям высшего начала Бога (регулятор отношений между человеком и Богом).

.

Знание этих принципов важно для понимания того, как можно совершенствовать социальную жизнь.

.

«Для истинного решения так называемого "социального вопроса" прежде всего следует признать, что норма экономических отношений заключается не в них самих, а что они подлежат общей нравственной норме, как особая область ее приложения. Триединое нравственное начало, определяющее наше должное положение относительно Бога, людей и материальной природы, находит свое всецелое и нераздельное применение в области экономической, причем по особому свойству этой области получает особое значение последний член нравственного триединства – отношение к материальной природе или к земле (в широком смысле этого слова). Нравственный характер это третье отношение может иметь только тогда, когда оно не обособляется от двух первых, а обусловливается ими в их нормальном положении».

.

По мнению Соловьева,  необходимость труда христианам следует воспринимать, прежде всего, не как некую природную, почти физиологическую, а как заповедь Божию. А исполнение заповеди трудиться – это уже нравственный вопрос, а не физиологический или экономический:

.

«Область экономических отношений по содержанию своему исчерпывается общими понятиями производства (труда и капитала), распределения собственности и обмена ценностей. Разберем эти основные понятия с точки зрения нравственной, начиная с самого основного из них – понятия труда. Мы знаем, что первый толчок к труду дается материальною необходимостью, но для человека, признающего над собою безусловно совершенное начало действительности, или волю Божию, всякая необходимость есть выражение этой воли. С этой стороны труд есть заповедь Божия. Эта заповедь требует, чтобы мы с усилием (в поте лица) возделывали землю, т.е. обрабатывали материальную природу. Для кого? Во-первых, для себя и для своих ближних. Этот ответ, ясный на самых элементарных ступенях нравственного состояния, конечно, сохраняет свою силу и при дальнейшем развитии, причем только понятие "ближних" расширяется в своем объеме. Первоначально мои ближние – только те, с которыми я связан кровным родством или личным чувством, а под конец – это все».

.

Об условиях нравственной экономики.

.

Соловьев формулирует три условия нравственной экономики:

.

1) Экономические цели не могут быть высшими. Это условие (требование) религиозного порядка. Нельзя ставить Мамону выше Бога.

2) Нельзя человека делать просто орудием производства и лишать его средств к существованию. Это требования человеколюбия. Человека нельзя  ставить ниже вещей, ради которых организована хозяйственная деятельность.

3) Обязанность бережного отношения к природе.

.

Соловьев особенно подробно останавливается на третьем условии:

.

«Мы уже знаем два условия, при которых общественные отношения в области материального труда становятся нравственными. Первое, общее условие состоит в том, чтобы область экономической деятельности не обособлялась и не утверждалась как самостоятельная, себедовлеющая. Второе условие, более специальное, состоит в том, чтобы производство совершалось не на счет человеческого достоинства производителей, чтобы ни один из них не становился только орудием производства, чтобы каждому были обеспечены материальные средства к достойному существованию и развитию. Первое требование имеет характер религиозный: не ставить Маммона на место Бога, не признавать вещественное богатство самостоятельным благом и окончательною целью человеческой деятельности, хотя бы в сфере хозяйственной; второе есть требование человеколюбия: жалеть труждающихся и обремененных и не ценить их ниже бездушных вещей. К этим двум присоединяется необходимо еще третье условие, на которое, насколько мне известно, еще никто не обращал серьезного внимания в этом порядке идей. Разумею обязанности человека как хозяйственного деятеля относительно той самой материальной природы, которую он призван в этой сфере обрабатывать. Эта обязанность прямо указана в заповеди труда: возделывать землю. Возделывать землю – не значит злоупотреблять ею, истощать и разрушать ее, а значит улучшать ее, вводить ее в большую силу и полноту бытия. Итак, не только наши ближние, но и материальная природа не должна быть лишь страдательным и безразличным орудием экономического производства или эксплуатации. Она не есть сама по себе, или отдельно взятая, цель нашей деятельности, но она входит как особый, самостоятельный член в эту цель. Ее подчиненное положение относительно Божества и человечества не делает ее бесправною: она имеет право на нашу помощь для ее преобразования и возвышения. Вещи не имеют прав, но природа или земля не есть только вещь, она есть овеществленная сущность, которой мы можем, а потому и должны способствовать в ее одухотворении. Цель труда по отношению к материальной природе не есть пользование ею для добывания вещей и денег, а совершенствование ее самой – оживление в ней мертвого, одухотворение вещественного. Способы этой деятельности не могут быть здесь указаны, они составляют задачу искусства (в широком смысле греческой τέχνη). Но прежде всего важно отношение к самому предмету, внутреннее настроение и вытекающее из него направление деятельности. Без любви к природе для нее самой нельзя осуществить нравственную организацию материальной жизни».

.

Соловьев, как видно из приведенного выше отрывка, один из первых среди русских мыслителей поставил задачу выработки бережного отношения человека к природе в процессе хозяйственной деятельности.

.

Соловьев обращает внимание на то, что политическая экономия крайне абстрактно рассматривает вопрос потребностей. Между тем, объем и структура потребностей напрямую зависят от нравственного состояния человека и общества.

.

«Потребности могут возрастать и осложняться до бесконечности; кроме того, и потребности, и способности могут быть разного достоинства, наконец, силы природы могут быть употребляемы в самых различных направлениях. Все это вызывает практические вопросы, на которые политическая экономия сама по себе, как наука, ограниченная материальною и фактическою стороною дела, не может дать никакого ответа. Многие люди имеют потребность в порнографии; должна ли эта потребность удовлетворяться производством непристойных книг, картин, безнравственных зрелищ? Иные потребности, а равно и способности имеют явно извращенный характер; так, у многих известные положительные качества ума и воли вырождаются в особую способность к ловкому устройству мошеннических афер на легальной почве; следует ли допускать свободное развитие этой способности и образование из нее особой профессии или отрасли труда? На подобные вопросы политическая экономия, как такая, очевидно, ничего не может отвечать, это ее вовсе не касается; однако это прямо касается признанных интересов общества, которое и здесь не может ограничиться одною материальною и фактического стороною явлений, а должно подчинить их высшей причинности, различая между нормальными и ненормальными потребностями и способностями, между нормальным и ненормальным употреблением сил природы».

.

Соловьев дает определение того, что есть нравственный труд. Политическая экономия сама по себе не задается таким вопросом. Она изучает «абстрактный» труд, создающий «абстрактную» стоимость.

.

«А с точки зрения нравственной труд есть взаимодействие людей в области материальной, которое, в согласии с нравственными требованиями, должно обеспечивать всем и каждому необходимые средства к достойному существованию и всестороннему совершенствованию, а в окончательном своем назначении должно преобразовать и одухотворить материальную природу. Такова сущность труда со стороны его высшей причинности, формальной и конечной, без которых две низшие остаются практически неопределенными».

.

О необходимости «симфонии властей» для организации экономической жизни.

.

Соловьев продолжает  размышлять над вопросом, как можно искоренить упомянутые три главных зла торгово-финансовой деятельности (ростовщичество, фальсификации,  спекуляции).

.

«Говоря о должных экономических отношениях в области труда, собственности и обмена, мы все время говорили о справедливости и праве, так же как эти понятия предполагались нами и в рассуждении уголовного вопроса. При этом большею частью под справедливостью и правом можно было разуметь одно и то же. Между тем понятие справедливости выражает чисто нравственное требование и, следовательно, принадлежит к области этической, тогда как правом определяется особая область отношений – юридических. Есть ли это различие только недоразумение, если же оно основательно, то в каком смысле и в какой мере? Обращаясь теперь к этому вопросу об отношении нравственности и права и ничего не предрешая о содержании нашего исследования, заметим только, что объем вопроса весьма широк, ибо с понятием права неизбежно связывается неразрывная цепь других понятий: закона, власти, правомерного принуждения, государства. Эти понятия уже подразумевались нами, когда мы говорили об организации справедливых общественных отношений, ибо ясно, что одною нравственною проповедью такая организация осуществлена быть не может».

.

Соловьев признает, что одной нравственной проповедью к нравственной экономике общество привести нельзя. Ее (проповедь) надо дополнять правом, властью, принуждением. Это инструменты организации справедливых общественных отношений вообще. Право, власть и принуждение – это все компетенция государств. Нравственная проповедь – обязанность Церкви. Леонтьев фактически подводит читателя к выводу, что нравственная экономика может возникнуть лишь благодаря совместным усилиям государственной  и  церковной властей.  А это, если копнуть глубже, уже было обосновано в Византии в виде доктрины «симфонии властей»1  (она нашла свое отражение в Кодексе Юстиниана в 6 веке).

.

«Смысл войны» (Глава 18).   Всемирный рынок как гарантия мира.

.

В этой, предпоследней главе «Оправдания добра» Соловьев выстраивает систему доказательств того, что мир постепенно от межнациональных конфликтов и войн переходит в новое качество, которое характеризуется консолидацией народов, усилением межгосударственных связей, снижением рисков больших войн. Не трудно заметить, что эти рассуждения Соловьева работают на его идею «всечеловечества» и  «всеединства».  Одной из весомых причин такой консолидации Соловьев считает усилившееся во всем мире влияние католической церкви:

.

«Так, на Западе римская церковь, хотя утратила свою внешнюю власть, но духовный ее авторитет значительно окреп, во многом очистился от грубых средневековых злоупотреблений и свой ущерб, заслуженно понесенный от реформации, вознаграждает другими духовными завоеваниями».

.

Другим фактором он называет растущую международную сеть франкмасонства (при этом уходит от подробной оценки этого явления):

.

«Рядом с этою церковью и в борьбе против нее, но с такою же широтою обхвата возникло могущественное братство франкмасонов, в котором все загадочно, кроме его международного, общечеловеческого характера».

.

Наконец, наиболее фундаментальной причиной Соловьев называет интернационализацию хозяйственной жизни, растущий «обмен веществ», информации, плодов культурной деятельности между национальными государствами  по новым каналам транспорта и связи:

.

«Другого рода связи установились в небывалых размерах в области экономической – явился всемирный рынок, – нет ни одной страны, которая ныне была бы самодовлеющею в экономическом отношении, которая бы все нужное для себя сама производила, не получая от других и не давая им взамен, так что представление об отдельном государстве как «совершенном теле», т.е. безусловно независимом общественном организме, оказывается с этой основной стороны чистейшим вымыслом. Далее, постоянное сотрудничество всех образованных стран в научной и технической работе, плоды которой сейчас же делаются общим достоянием; изобретения, которыми упраздняются расстояния; ежедневная печать с ее непрерывными известиями отовсюду; наконец, поразительно возрастающий международный «обмен веществ» по новым путям сообщения – все это делает из культурного человечества одно целое, которое действительно, хотя бы и невольно, живет одною общею жизнью».

.

По мнению Соловьева, войны – зло, но не абсолютное, а относительное. Они - неизбежная фаза истории, подготавливающая «всеединство» человечества. В качестве примера он приводит наполеоновские войны, которые принесли много горя и разрушений Европе, но, в конечном счете, способствовали ее экономической и культурной консолидации (или интеграции – выражаясь современным языком):

.

«Известно, как революционные и наполеоновские войны могущественно способствовали тому движению и распространению общеевропейских идей, которыми обусловлен научный, технический и экономический прогресс XIX века, материально объединивший человечество».

.

Постепенно возникает «всеобщность материальной культуры», которая порождает экономическую взаимозависимость суверенных государств:

.

«С другой стороны, всеобщность материальной культуры, осуществляемая отчасти посредством войны, сама становится могучим средством и основанием мира. В настоящее время огромное большинство населения земного шара составляет одно реально связанное тело, солидарное (если еще пока не нравственно, то уже физически) в своих частях. Эта солидарность обнаруживается именно в той сфере, из которой никто выйти не может, – в сфере экономической: какой-нибудь промышленный кризис в Нью-Йорке чувствительно отражается сразу в Москве и Калькутте».

.

Экономическая взаимозависимость имеет двоякий характер. Положительная взаимозависимость – международный обмен товарами и услугами, который повышает экономическую эффективность, способствует более полному удовлетворению потребностей общества и отдельного человека.  Отрицательная взаимозависимость – уязвимость от разного рода экономических кризисов, которые распространяются по каналам международной торговли и международных  финансов. По мнению Соловьева, в силу указанной  экономической взаимозависимости люди и государственные руководители стали больше опасаться войн. Они уничтожают полезную (положительную) взаимозависимость и усугубляют отрицательную взаимозависимость:

.

«Выработалось в теле человечества общее чувствилище (sensorium commune), вследствие чего каждый частный толчок ощутительно производит всеобщее действие. Между тем всякая серьезная и продолжительная война неизбежно сопровождается величайшими экономическими потрясениями, которые, при теперешней связи частей всего земного шара, будут потрясениями всемирными. Такое положение, вырабатывавшееся в течение девятнадцатого века, но выяснившееся для всех только к его концу, есть достаточное основание для того совершенно неведомого прежним временам страха пред войной, который обуял ныне все образованные народы».

.

Соловьев далее показывает на разных примерах, как усилившийся страх войны ведет в 19 веке к сокращению продолжительности войны и их количества. Уже в первой половине века войны становятся и короче и реже: между Ватерлоо и Севастополем Европа видела сорокалетний период мира – случай небывалый в ее прежней истории. Затем особые исторические причины вызвали несколько сравнительно коротких европейских войн в 1859, 1864, 1866 и 1870 гг.; русско-турецкую войну 1877 – 78 гг. не удалось превратить в европейскую. Особое внимание Соловьев обращает на  крупнейшую в Европе  после наполеоновских войн    франко-прусскую войну 1870-71 гг.:

.

«…хотя она оставила в передовом народе Европы горькое сознание национальной обиды и жажду мщения, однако эти чувства вот уже 28 лет не имеют силы перейти в дело из одного страха перед войною! Можно ли даже представить себе такое воздержание хотя бы в XVIII или XVII в., не говоря уже о временах более старых?»

.

Из этого Соловьев делает вывод, что обусловленный экономической интернационализацией страх перед войнами вскоре может привести к всеобщему миру:

.

«И все эти чудовищные вооружения европейских государств, о чем же они свидетельствуют, как не о том великом всеодолевающем страхе перед войной и, следовательно, о близком конце войн?».

.

Увы, Соловьев жестоко ошибался. Буквально через год после выхода книги «Оправдание добра» произошла американо-испанская война за контроль  над Филиппинами. Это военное столкновение  некоторые историки склонны называть первой межимпериалистической войной.  Через  несколько лет Россия оказалась втянутой в войну с Японией. А в 1914 году началась первая мировая война, которая своим размахом и разрушительными последствиями затмила и франко-прусскую войну и даже наполеоновские войны.

.

«Нравственная организация человечества в целом» (Глава 19).  О высших целях и «частных потребностях».

.

Ряд интересных мыслей по экономике содержится также в последней, 19 главе «Оправдания добра», которая называется «Нравственная организация общества в ее целом».

.

В этой главе Соловьев четко формулирует свой тезис: государство должно выполнять социальную функцию. Здесь он однозначно дистанцируется от философов, политиков и экономистов либерального толка, утверждавших (и продолжающих утверждать сегодня, в 21 веке), что государству принадлежит лишь роль «ночного сторожа», все экономические и социальные проблемы следует отдать на откуп «невидимой руки» рынка.

.

«Экономическая задача государства, действующего по мотиву жалости, состоит в том, чтобы принудительно обеспечить каждому известную минимальную степень материального благосостояния как необходимое условие для достойного человеческого существования. Этим экономический вопрос решается правильно, но только с одной стороны – в области отношений междучеловеческих».

.

Государство проводит социальную политику, которая имеет целью ликвидировать в обществе бедность и обездоленность. Социальная политика государства имеет своим основанием «мотив жалости».  Получается, что в государственной политике, согласно Соловьеву,  действуют этические мотивы. Иную точку зрения по этому вопросу занимал К. Леонтьев. Он считал, что нравственные нормы не распространяются на политику и государственную деятельность. Правда, Леонтьев имел в виду преимущественно внешнюю политику. Свой вывод он основывал на примерах из внешней политики России, которая терпела поражения на внешнем фронте по причине того, что смешивала «этические нормы» и «национальные интересы».

.

Соловьев признает, что   в его время (т.е. в конце 19 века) найти какие-то признаки нравственности в экономической сфере крайне трудно, везде царят алчность, обман, жестокость, несправедливость и другие пороки. Но можно ли на этом основании утверждать, что посыл о первичности, примате  нравственности в экономике неверен? Соловьев однозначно отвечает: нет.

.

«Общее, конечно, есть между стыдом и бесстыдством, между одухотворением тел и овеществлением душ, между воскресением плоти и умерщвлением духа. Общность эта только отрицательная, но что же из того? Фактическое отрицание нравственной нормы не упраздняет, а только подчеркивает ее внутреннее значение. Нет разумного основания предполагать в области экономической такое готовое соответствие идеалу, какого мы не находим в эмпирической действительности церкви и государства.  Без сомнения, между чувством стыда и обычными биржевыми операциями есть некоторое противоречие, не большее, однако (а скорее меньшее), чем между благочестием в духе Христовом и средневековою церковной политикой».

.

Из  приведенной  фразы следует вывод, что Соловьев фактически приравнивал по степени бесстыдства средневековую церковную политику к биржевым операциям. Из других работ видно, что при этом он имел в виду не только католическую церковь, но также восточно-христианскую церковь Византии. Он рассуждает примерно так:  мы надеемся, что церковь рано или поздно опомнится, вернется к благочестию, без этого ни о каком «христианском прогрессе» говорить нельзя2 . Почему мы не должны надеяться на то, что чувство стыда рано или поздно заставит людей отказаться от биржевых операций?  - Конечно же, должны.  Соловьев продолжает развивать  эту мысль:

.

«Между принципом воздержания и денежными спекуляциями есть несоответствие, но опять-таки не большее, а скорее меньшее, чем между нравственно-правовым принципом государства и учреждением lettres de cachet*, драгоннадами, или массовыми изгнаниями иноверцев. Можно, на основании того, что бывало и бывает, видеть во всей экономической области только поприще своекорыстия и алчности, так же как для иных все значение церкви и религии исчерпывается иерархическим властолюбием и народным суеверием, а другие во всем политическом мире усматривают только тиранию правителей и тупую покорность толпы. Такие взгляды существуют, но они выражают только или нежелание, или неспособность понимать существенный смысл предметов».

.

* королевский указ о изгнании или заточении без суда и следствия (фр.).

.

В 19 главе Соловьев опять возвращается к своей триединой нравственной задаче и еще раз подчеркивает, что третья из них (связанная с обузданием как внутренних, так и внешних природных потребностей) и есть задача экономическая.   Решение этой задачи возможно на основе принципа аскетизма, воздержания.

.

«Но при этом должно помнить, что это есть третья задача в деле общей нравственной организации человечества и что действительное решение этой третьей задачи обусловлено двумя первыми. Как приемы личного аскетизма могут быть нормальны и целесообразны лишь под условием благочестивого отношения к Богу и жалости к людям, иначе образцом аскета оказался бы диавол, точно так же и собирательное устроение материальной жизни человечества по принципу собирания внутренних сил и воздержания внешних потребностей может быть правильно и успешно осуществлено не обособленными деятелями сферы экономической самой по себе, а лишь под условием признания абсолютной цели – Царства Божия, представляемой церковью, и с помощью правых средств государственной организации. Ни единичный, ни собирательный человек не может должным образом устроить свою материальную, или природную, жизнь, если он не осуществит нравственную норму в своих отношениях, религиозных и междучеловеческих».

.

Нравственное преобразование экономической жизни Соловьев рассматривает как одно из условий (направлений) нравственного перерождения человечества, превращения его в богочеловечество. Хотя Соловьева трудно заподозрить в принадлежности к лагерю материалистов, однако следует обратить внимание на следующий момент его учения. Он признает, что правильно организованная экономика может и должна способствовать нравственному совершенствованию человека и человечества. Обратим также внимание на мысль Соловьева  о том, что обязанность правильной организации экономики  в равной степени лежит на Церкви,  государстве и каждом отдельно взятом человеке как члене Церкви и гражданине.

.

«Нормальный принцип экономической деятельности есть экономия, сбережение, скопление психических сил чрез превращения одного вида душевной энергии (внешней, или экстенсивной) в другой вид энергии (внутренней, или интенсивной). Человек или расточает свою чувственную душу, или собирает ее. В первом случае он ничего не достигает ни для себя, ни для природы, во втором он исцеляет и спасает себя и ее. Организация в самом общем своем определении есть координация многих средств и орудий низшего порядка для достижения одной общей цели высшего порядка. Поэтому господствующий доселе принцип экономической деятельности – неопределенное размножение внешних и частных потребностей и признание внешних средств их удовлетворения за самостоятельные цели – есть принцип дезорганизации, общественного разложения; а принцип нравственной философии – собирание или вбирание всех внешних, материальных целей в одну внутреннюю и душевную цель полного воссоединения человеческого существа с природною сущностью – есть принцип организации и всемирного восстановления».

.

В приведенном выше фрагменте Соловьев повторяет мысль, которую он неоднократно формулировал в главе 16. А именно:  экономические цели должны подчиняться высшим целям, по отношению к которым  экономические результаты превращаются в средства. Размножение внешних и частных потребностей ведет человечество к «дезорганизации,  общественному разложению». Сегодня в эпоху культа потребительства мы ощущаем, насколько Соловьев был прав.  Преодоление человеком страсти  неуемного размножения потребностей – важная задача аскетики XXI века.

.

Некоторые обобщения.

.

Не хочу выступать апологетом Соловьева.  По моему мнению, мысли Соловьева по экономике оказались выше ее чисто философско-богословских рассуждений. Чтобы несколько сбалансировать общее представление об этом философе читателя (того читателя, который не знаком с творчеством Соловьева), позволю себе дать некоторые оценки   книги «Оправдание добра» в целом.

.

При всем изяществе и привлекательности мысли Соловьева все-таки, на наш взгляд, в ней имеются изъяны. На один из них обращают внимание даже поклонники творчества Соловьева. Хотя «Оправдание добра» посвящено теме нравственности, в нем подрубается под корень всякий морализм, поскольку Соловьев фактически  отрицает   свободу воли.  Для Соловьева тут нет противоречия, поскольку для него движение человечества в сторону «царства добра» - объективный процесс, происходящий невольно и независимо от  человека.  Как остроумно сказал один из критиков Соловьева, «Оправдание добра»  - по сути,  оправдание не добра, а  мирового зла, которое в принудительном порядке превращается в окончательное добро «всеединства»3 .

.

Решительно выступая против засилья «экономического материализма», Соловьев невольно впадает в ересь  смешения духовного и материального начал мира.  Духовное для Соловьева принадлежит той же единой сущности, что и материальное:

.

«По своему фактическому, проявляемому существованию в действительном человеке, как сила воплощенная, дух  или, точнее, жизнь духа, есть только видоизменение (трансформация) материального бытия, т. е. ближайшим образом — животной души.  С этой реальной точки зрения это — два вида энергии, превратимые один в другой, - подобно тому, как механическое движение превращается в теплоту и обратно».

.

Может быть, отсюда и вытекает увлечение Соловьева оккультизмом, в котором грань между материей и духом стирается.  А истоком подобного смешения материи и духа является идея пантеизма, позаимствованная Соловьевым у любимого им Б. Спинозы.

Нравственность у Соловьева также сильно попахивает материализмом: «Солидарность с живыми существами - одна из вечных, незыблемых основ нравственной жизни человечества». Материализм Соловьева ведет, в конечном счете, к тому, что размывается грань между человеком и животным, поскольку  «человек, как и животное, живет общею жизнью вселенной».

.

Обращу внимание еще на один принципиальный изъян.  Он заложен в упоминавшейся нами формуле трех ипостасей  нравственности.  Что означает проявление нравственности в трех разных сферах жизни: а) в церковной сфере (отношения человека с Богом); б) в государственной сфере (регулирование социальных отношений); в) в сфере экономики – отношения между человеком и природой.

.

Формула соловьевской «троицы» красивая. Но она больше поэтическая, чем научная. Во-первых,  отношения между человеком и Богом регулируются не  нравственными нормами, а нормами религиозными (заповеди)4 . Между ними есть различие. Во-вторых, отношения между людьми – действительно регулируются нравственными нормами. Но причем тут государство? -  Оно, как сам Соловьев признает, лишь может корректировать недостаток нравственности в обществе своими законами. На само государство нормы нравственности не распространяются.  В-третьих, отношения между людьми и природой не выстраиваются на основе норм нравственности.  Соловьев  в запале своей философской фантазии «оживляет» природу. Говорит о том, что природа должна быть «одухотворена» человеком. Спустя сто лет появились разные модные теории о «живой земле». Они ничего общего с христианством не имеют.  Это язычество. Не исключено, что люди начитались Соловьева и уже окончательно порвали с христианством (а, может быть, они  с самого начала были язычниками). Подобного рода «вольности» в работе «Оправдание добра» можно объяснить тем, что в Соловьеве жил не только философ, но  и  поэт. А поэтическая (и даже чрезмерно мистическая) натура Соловьева порой тяготилась не только богословской догматикой,  но и устоявшимися понятиями философского и научного знания.

.

Таким образом,   надо вернуться к исходному определению «этики», «нравственности», «морали». Это термины, понятия, которые относятся к сфере межличностных отношений.  Государство в схеме Соловьева вторично. Оно может с помощью законов и мер воспитания и принуждения способствовать улучшению нравов людей. Но  на первом месте в   деле выстраивания нравственного фундамента русской экономики  должна стоять Церковь. В 2000 году нашей Церковью был принят документ «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви» - своеобразный «социальный катехизис» православного человека.   Впервые за тысячелетнюю истории нашей Церкви в указанном документе сформулировано положение о ее  роли и ответственности   в деле экономического строительства России5 .  Можно без натяжки утверждать, что своеобразным наброском «Основ социальной концепции…» явилась написанная   более чем за век до этого  работа «Оправдание добра».

Часть VI. Мысли В. Соловьева  о «нравственной» экономике.

.

Три основных принципа нравственности – ключ к совершенствованию социальной жизни.

Соловьев на протяжении своей объемной книги не раз формулирует триединое нравственное начало, которое присутствует в человеческом мире и объясняет его. В   главе 16 Соловьева еще раз напоминает три основных принципа нравственности: 1) принцип аскетизма (регулятор отношений человека и природы); 2) принцип альтруизма (регулятор отношений между людьми);  3) принцип добровольного подчинения воли человека требованиям высшего начала Бога (регулятор отношений между человеком и Богом).

.

Знание этих принципов важно для понимания того, как можно совершенствовать социальную жизнь.

.

«Для истинного решения так называемого "социального вопроса" прежде всего следует признать, что норма экономических отношений заключается не в них самих, а что они подлежат общей нравственной норме, как особая область ее приложения. Триединое нравственное начало, определяющее наше должное положение относительно Бога, людей и материальной природы, находит свое всецелое и нераздельное применение в области экономической, причем по особому свойству этой области получает особое значение последний член нравственного триединства – отношение к материальной природе или к земле (в широком смысле этого слова). Нравственный характер это третье отношение может иметь только тогда, когда оно не обособляется от двух первых, а обусловливается ими в их нормальном положении».

.

По мнению Соловьева,  необходимость труда христианам следует воспринимать, прежде всего, не как некую природную, почти физиологическую, а как заповедь Божию. А исполнение заповеди трудиться – это уже нравственный вопрос, а не физиологический или экономический:

.

«Область экономических отношений по содержанию своему исчерпывается общими понятиями производства (труда и капитала), распределения собственности и обмена ценностей. Разберем эти основные понятия с точки зрения нравственной, начиная с самого основного из них – понятия труда. Мы знаем, что первый толчок к труду дается материальною необходимостью, но для человека, признающего над собою безусловно совершенное начало действительности, или волю Божию, всякая необходимость есть выражение этой воли. С этой стороны труд есть заповедь Божия. Эта заповедь требует, чтобы мы с усилием (в поте лица) возделывали землю, т.е. обрабатывали материальную природу. Для кого? Во-первых, для себя и для своих ближних. Этот ответ, ясный на самых элементарных ступенях нравственного состояния, конечно, сохраняет свою силу и при дальнейшем развитии, причем только понятие "ближних" расширяется в своем объеме. Первоначально мои ближние – только те, с которыми я связан кровным родством или личным чувством, а под конец – это все».

.

Об условиях нравственной экономики.

.

Соловьев формулирует три условия нравственной экономики:

.

1) Экономические цели не могут быть высшими. Это условие (требование) религиозного порядка. Нельзя ставить Мамону выше Бога.

2) Нельзя человека делать просто орудием производства и лишать его средств к существованию. Это требования человеколюбия. Человека нельзя  ставить ниже вещей, ради которых организована хозяйственная деятельность.

3) Обязанность бережного отношения к природе.

.

Соловьев особенно подробно останавливается на третьем условии:

.

«Мы уже знаем два условия, при которых общественные отношения в области материального труда становятся нравственными. Первое, общее условие состоит в том, чтобы область экономической деятельности не обособлялась и не утверждалась как самостоятельная, себедовлеющая. Второе условие, более специальное, состоит в том, чтобы производство совершалось не на счет человеческого достоинства производителей, чтобы ни один из них не становился только орудием производства, чтобы каждому были обеспечены материальные средства к достойному существованию и развитию. Первое требование имеет характер религиозный: не ставить Маммона на место Бога, не признавать вещественное богатство самостоятельным благом и окончательною целью человеческой деятельности, хотя бы в сфере хозяйственной; второе есть требование человеколюбия: жалеть труждающихся и обремененных и не ценить их ниже бездушных вещей. К этим двум присоединяется необходимо еще третье условие, на которое, насколько мне известно, еще никто не обращал серьезного внимания в этом порядке идей. Разумею обязанности человека как хозяйственного деятеля относительно той самой материальной природы, которую он призван в этой сфере обрабатывать. Эта обязанность прямо указана в заповеди труда: возделывать землю. Возделывать землю – не значит злоупотреблять ею, истощать и разрушать ее, а значит улучшать ее, вводить ее в большую силу и полноту бытия. Итак, не только наши ближние, но и материальная природа не должна быть лишь страдательным и безразличным орудием экономического производства или эксплуатации. Она не есть сама по себе, или отдельно взятая, цель нашей деятельности, но она входит как особый, самостоятельный член в эту цель. Ее подчиненное положение относительно Божества и человечества не делает ее бесправною: она имеет право на нашу помощь для ее преобразования и возвышения. Вещи не имеют прав, но природа или земля не есть только вещь, она есть овеществленная сущность, которой мы можем, а потому и должны способствовать в ее одухотворении. Цель труда по отношению к материальной природе не есть пользование ею для добывания вещей и денег, а совершенствование ее самой – оживление в ней мертвого, одухотворение вещественного. Способы этой деятельности не могут быть здесь указаны, они составляют задачу искусства (в широком смысле греческой τέχνη). Но прежде всего важно отношение к самому предмету, внутреннее настроение и вытекающее из него направление деятельности. Без любви к природе для нее самой нельзя осуществить нравственную организацию материальной жизни».

.

Соловьев, как видно из приведенного выше отрывка, один из первых среди русских мыслителей поставил задачу выработки бережного отношения человека к природе в процессе хозяйственной деятельности.

.

Соловьев обращает внимание на то, что политическая экономия крайне абстрактно рассматривает вопрос потребностей. Между тем, объем и структура потребностей напрямую зависят от нравственного состояния человека и общества.

.

«Потребности могут возрастать и осложняться до бесконечности; кроме того, и потребности, и способности могут быть разного достоинства, наконец, силы природы могут быть употребляемы в самых различных направлениях. Все это вызывает практические вопросы, на которые политическая экономия сама по себе, как наука, ограниченная материальною и фактическою стороною дела, не может дать никакого ответа. Многие люди имеют потребность в порнографии; должна ли эта потребность удовлетворяться производством непристойных книг, картин, безнравственных зрелищ? Иные потребности, а равно и способности имеют явно извращенный характер; так, у многих известные положительные качества ума и воли вырождаются в особую способность к ловкому устройству мошеннических афер на легальной почве; следует ли допускать свободное развитие этой способности и образование из нее особой профессии или отрасли труда? На подобные вопросы политическая экономия, как такая, очевидно, ничего не может отвечать, это ее вовсе не касается; однако это прямо касается признанных интересов общества, которое и здесь не может ограничиться одною материальною и фактического стороною явлений, а должно подчинить их высшей причинности, различая между нормальными и ненормальными потребностями и способностями, между нормальным и ненормальным употреблением сил природы».

.

Соловьев дает определение того, что есть нравственный труд. Политическая экономия сама по себе не задается таким вопросом. Она изучает «абстрактный» труд, создающий «абстрактную» стоимость.

.

«А с точки зрения нравственной труд есть взаимодействие людей в области материальной, которое, в согласии с нравственными требованиями, должно обеспечивать всем и каждому необходимые средства к достойному существованию и всестороннему совершенствованию, а в окончательном своем назначении должно преобразовать и одухотворить материальную природу. Такова сущность труда со стороны его высшей причинности, формальной и конечной, без которых две низшие остаются практически неопределенными».

.

О необходимости «симфонии властей» для организации экономической жизни.

.

Соловьев продолжает  размышлять над вопросом, как можно искоренить упомянутые три главных зла торгово-финансовой деятельности (ростовщичество, фальсификации,  спекуляции).

.

«Говоря о должных экономических отношениях в области труда, собственности и обмена, мы все время говорили о справедливости и праве, так же как эти понятия предполагались нами и в рассуждении уголовного вопроса. При этом большею частью под справедливостью и правом можно было разуметь одно и то же. Между тем понятие справедливости выражает чисто нравственное требование и, следовательно, принадлежит к области этической, тогда как правом определяется особая область отношений – юридических. Есть ли это различие только недоразумение, если же оно основательно, то в каком смысле и в какой мере? Обращаясь теперь к этому вопросу об отношении нравственности и права и ничего не предрешая о содержании нашего исследования, заметим только, что объем вопроса весьма широк, ибо с понятием права неизбежно связывается неразрывная цепь других понятий: закона, власти, правомерного принуждения, государства. Эти понятия уже подразумевались нами, когда мы говорили об организации справедливых общественных отношений, ибо ясно, что одною нравственною проповедью такая организация осуществлена быть не может».

.

Соловьев признает, что одной нравственной проповедью к нравственной экономике общество привести нельзя. Ее (проповедь) надо дополнять правом, властью, принуждением. Это инструменты организации справедливых общественных отношений вообще. Право, власть и принуждение – это все компетенция государств. Нравственная проповедь – обязанность Церкви. Леонтьев фактически подводит читателя к выводу, что нравственная экономика может возникнуть лишь благодаря совместным усилиям государственной  и  церковной властей.  А это, если копнуть глубже, уже было обосновано в Византии в виде доктрины «симфонии властей»1  (она нашла свое отражение в Кодексе Юстиниана в 6 веке).

.

«Смысл войны» (Глава 18).   Всемирный рынок как гарантия мира.

.

В этой, предпоследней главе «Оправдания добра» Соловьев выстраивает систему доказательств того, что мир постепенно от межнациональных конфликтов и войн переходит в новое качество, которое характеризуется консолидацией народов, усилением межгосударственных связей, снижением рисков больших войн. Не трудно заметить, что эти рассуждения Соловьева работают на его идею «всечеловечества» и  «всеединства».  Одной из весомых причин такой консолидации Соловьев считает усилившееся во всем мире влияние католической церкви:

.

«Так, на Западе римская церковь, хотя утратила свою внешнюю власть, но духовный ее авторитет значительно окреп, во многом очистился от грубых средневековых злоупотреблений и свой ущерб, заслуженно понесенный от реформации, вознаграждает другими духовными завоеваниями».

.

Другим фактором он называет растущую международную сеть франкмасонства (при этом уходит от подробной оценки этого явления):

.

«Рядом с этою церковью и в борьбе против нее, но с такою же широтою обхвата возникло могущественное братство франкмасонов, в котором все загадочно, кроме его международного, общечеловеческого характера».

.

Наконец, наиболее фундаментальной причиной Соловьев называет интернационализацию хозяйственной жизни, растущий «обмен веществ», информации, плодов культурной деятельности между национальными государствами  по новым каналам транспорта и связи:

.

«Другого рода связи установились в небывалых размерах в области экономической – явился всемирный рынок, – нет ни одной страны, которая ныне была бы самодовлеющею в экономическом отношении, которая бы все нужное для себя сама производила, не получая от других и не давая им взамен, так что представление об отдельном государстве как «совершенном теле», т.е. безусловно независимом общественном организме, оказывается с этой основной стороны чистейшим вымыслом. Далее, постоянное сотрудничество всех образованных стран в научной и технической работе, плоды которой сейчас же делаются общим достоянием; изобретения, которыми упраздняются расстояния; ежедневная печать с ее непрерывными известиями отовсюду; наконец, поразительно возрастающий международный «обмен веществ» по новым путям сообщения – все это делает из культурного человечества одно целое, которое действительно, хотя бы и невольно, живет одною общею жизнью».

.

По мнению Соловьева, войны – зло, но не абсолютное, а относительное. Они - неизбежная фаза истории, подготавливающая «всеединство» человечества. В качестве примера он приводит наполеоновские войны, которые принесли много горя и разрушений Европе, но, в конечном счете, способствовали ее экономической и культурной консолидации (или интеграции – выражаясь современным языком):

.

«Известно, как революционные и наполеоновские войны могущественно способствовали тому движению и распространению общеевропейских идей, которыми обусловлен научный, технический и экономический прогресс XIX века, материально объединивший человечество».

.

Постепенно возникает «всеобщность материальной культуры», которая порождает экономическую взаимозависимость суверенных государств:

.

«С другой стороны, всеобщность материальной культуры, осуществляемая отчасти посредством войны, сама становится могучим средством и основанием мира. В настоящее время огромное большинство населения земного шара составляет одно реально связанное тело, солидарное (если еще пока не нравственно, то уже физически) в своих частях. Эта солидарность обнаруживается именно в той сфере, из которой никто выйти не может, – в сфере экономической: какой-нибудь промышленный кризис в Нью-Йорке чувствительно отражается сразу в Москве и Калькутте».

.

Экономическая взаимозависимость имеет двоякий характер. Положительная взаимозависимость – международный обмен товарами и услугами, который повышает экономическую эффективность, способствует более полному удовлетворению потребностей общества и отдельного человека.  Отрицательная взаимозависимость – уязвимость от разного рода экономических кризисов, которые распространяются по каналам международной торговли и международных  финансов. По мнению Соловьева, в силу указанной  экономической взаимозависимости люди и государственные руководители стали больше опасаться войн. Они уничтожают полезную (положительную) взаимозависимость и усугубляют отрицательную взаимозависимость:

.

«Выработалось в теле человечества общее чувствилище (sensorium commune), вследствие чего каждый частный толчок ощутительно производит всеобщее действие. Между тем всякая серьезная и продолжительная война неизбежно сопровождается величайшими экономическими потрясениями, которые, при теперешней связи частей всего земного шара, будут потрясениями всемирными. Такое положение, вырабатывавшееся в течение девятнадцатого века, но выяснившееся для всех только к его концу, есть достаточное основание для того совершенно неведомого прежним временам страха пред войной, который обуял ныне все образованные народы».

.

Соловьев далее показывает на разных примерах, как усилившийся страх войны ведет в 19 веке к сокращению продолжительности войны и их количества. Уже в первой половине века войны становятся и короче и реже: между Ватерлоо и Севастополем Европа видела сорокалетний период мира – случай небывалый в ее прежней истории. Затем особые исторические причины вызвали несколько сравнительно коротких европейских войн в 1859, 1864, 1866 и 1870 гг.; русско-турецкую войну 1877 – 78 гг. не удалось превратить в европейскую. Особое внимание Соловьев обращает на  крупнейшую в Европе  после наполеоновских войн    франко-прусскую войну 1870-71 гг.:

.

«…хотя она оставила в передовом народе Европы горькое сознание национальной обиды и жажду мщения, однако эти чувства вот уже 28 лет не имеют силы перейти в дело из одного страха перед войною! Можно ли даже представить себе такое воздержание хотя бы в XVIII или XVII в., не говоря уже о временах более старых?»

.

Из этого Соловьев делает вывод, что обусловленный экономической интернационализацией страх перед войнами вскоре может привести к всеобщему миру:

.

«И все эти чудовищные вооружения европейских государств, о чем же они свидетельствуют, как не о том великом всеодолевающем страхе перед войной и, следовательно, о близком конце войн?».

.

Увы, Соловьев жестоко ошибался. Буквально через год после выхода книги «Оправдание добра» произошла американо-испанская война за контроль  над Филиппинами. Это военное столкновение  некоторые историки склонны называть первой межимпериалистической войной.  Через  несколько лет Россия оказалась втянутой в войну с Японией. А в 1914 году началась первая мировая война, которая своим размахом и разрушительными последствиями затмила и франко-прусскую войну и даже наполеоновские войны.

.

«Нравственная организация человечества в целом» (Глава 19).  О высших целях и «частных потребностях».

.

Ряд интересных мыслей по экономике содержится также в последней, 19 главе «Оправдания добра», которая называется «Нравственная организация общества в ее целом».

.

В этой главе Соловьев четко формулирует свой тезис: государство должно выполнять социальную функцию. Здесь он однозначно дистанцируется от философов, политиков и экономистов либерального толка, утверждавших (и продолжающих утверждать сегодня, в 21 веке), что государству принадлежит лишь роль «ночного сторожа», все экономические и социальные проблемы следует отдать на откуп «невидимой руки» рынка.

.

«Экономическая задача государства, действующего по мотиву жалости, состоит в том, чтобы принудительно обеспечить каждому известную минимальную степень материального благосостояния как необходимое условие для достойного человеческого существования. Этим экономический вопрос решается правильно, но только с одной стороны – в области отношений междучеловеческих».

.

Государство проводит социальную политику, которая имеет целью ликвидировать в обществе бедность и обездоленность. Социальная политика государства имеет своим основанием «мотив жалости».  Получается, что в государственной политике, согласно Соловьеву,  действуют этические мотивы. Иную точку зрения по этому вопросу занимал К. Леонтьев. Он считал, что нравственные нормы не распространяются на политику и государственную деятельность. Правда, Леонтьев имел в виду преимущественно внешнюю политику. Свой вывод он основывал на примерах из внешней политики России, которая терпела поражения на внешнем фронте по причине того, что смешивала «этические нормы» и «национальные интересы».

.

Соловьев признает, что   в его время (т.е. в конце 19 века) найти какие-то признаки нравственности в экономической сфере крайне трудно, везде царят алчность, обман, жестокость, несправедливость и другие пороки. Но можно ли на этом основании утверждать, что посыл о первичности, примате  нравственности в экономике неверен? Соловьев однозначно отвечает: нет.

.

«Общее, конечно, есть между стыдом и бесстыдством, между одухотворением тел и овеществлением душ, между воскресением плоти и умерщвлением духа. Общность эта только отрицательная, но что же из того? Фактическое отрицание нравственной нормы не упраздняет, а только подчеркивает ее внутреннее значение. Нет разумного основания предполагать в области экономической такое готовое соответствие идеалу, какого мы не находим в эмпирической действительности церкви и государства.  Без сомнения, между чувством стыда и обычными биржевыми операциями есть некоторое противоречие, не большее, однако (а скорее меньшее), чем между благочестием в духе Христовом и средневековою церковной политикой».

.

Из  приведенной  фразы следует вывод, что Соловьев фактически приравнивал по степени бесстыдства средневековую церковную политику к биржевым операциям. Из других работ видно, что при этом он имел в виду не только католическую церковь, но также восточно-христианскую церковь Византии. Он рассуждает примерно так:  мы надеемся, что церковь рано или поздно опомнится, вернется к благочестию, без этого ни о каком «христианском прогрессе» говорить нельзя2 . Почему мы не должны надеяться на то, что чувство стыда рано или поздно заставит людей отказаться от биржевых операций?  - Конечно же, должны.  Соловьев продолжает развивать  эту мысль:

.

«Между принципом воздержания и денежными спекуляциями есть несоответствие, но опять-таки не большее, а скорее меньшее, чем между нравственно-правовым принципом государства и учреждением lettres de cachet*, драгоннадами, или массовыми изгнаниями иноверцев. Можно, на основании того, что бывало и бывает, видеть во всей экономической области только поприще своекорыстия и алчности, так же как для иных все значение церкви и религии исчерпывается иерархическим властолюбием и народным суеверием, а другие во всем политическом мире усматривают только тиранию правителей и тупую покорность толпы. Такие взгляды существуют, но они выражают только или нежелание, или неспособность понимать существенный смысл предметов».

.

* королевский указ о изгнании или заточении без суда и следствия (фр.).

.

В 19 главе Соловьев опять возвращается к своей триединой нравственной задаче и еще раз подчеркивает, что третья из них (связанная с обузданием как внутренних, так и внешних природных потребностей) и есть задача экономическая.   Решение этой задачи возможно на основе принципа аскетизма, воздержания.

.

«Но при этом должно помнить, что это есть третья задача в деле общей нравственной организации человечества и что действительное решение этой третьей задачи обусловлено двумя первыми. Как приемы личного аскетизма могут быть нормальны и целесообразны лишь под условием благочестивого отношения к Богу и жалости к людям, иначе образцом аскета оказался бы диавол, точно так же и собирательное устроение материальной жизни человечества по принципу собирания внутренних сил и воздержания внешних потребностей может быть правильно и успешно осуществлено не обособленными деятелями сферы экономической самой по себе, а лишь под условием признания абсолютной цели – Царства Божия, представляемой церковью, и с помощью правых средств государственной организации. Ни единичный, ни собирательный человек не может должным образом устроить свою материальную, или природную, жизнь, если он не осуществит нравственную норму в своих отношениях, религиозных и междучеловеческих».

.

Нравственное преобразование экономической жизни Соловьев рассматривает как одно из условий (направлений) нравственного перерождения человечества, превращения его в богочеловечество. Хотя Соловьева трудно заподозрить в принадлежности к лагерю материалистов, однако следует обратить внимание на следующий момент его учения. Он признает, что правильно организованная экономика может и должна способствовать нравственному совершенствованию человека и человечества. Обратим также внимание на мысль Соловьева  о том, что обязанность правильной организации экономики  в равной степени лежит на Церкви,  государстве и каждом отдельно взятом человеке как члене Церкви и гражданине.

.

«Нормальный принцип экономической деятельности есть экономия, сбережение, скопление психических сил чрез превращения одного вида душевной энергии (внешней, или экстенсивной) в другой вид энергии (внутренней, или интенсивной). Человек или расточает свою чувственную душу, или собирает ее. В первом случае он ничего не достигает ни для себя, ни для природы, во втором он исцеляет и спасает себя и ее. Организация в самом общем своем определении есть координация многих средств и орудий низшего порядка для достижения одной общей цели высшего порядка. Поэтому господствующий доселе принцип экономической деятельности – неопределенное размножение внешних и частных потребностей и признание внешних средств их удовлетворения за самостоятельные цели – есть принцип дезорганизации, общественного разложения; а принцип нравственной философии – собирание или вбирание всех внешних, материальных целей в одну внутреннюю и душевную цель полного воссоединения человеческого существа с природною сущностью – есть принцип организации и всемирного восстановления».

.

В приведенном выше фрагменте Соловьев повторяет мысль, которую он неоднократно формулировал в главе 16. А именно:  экономические цели должны подчиняться высшим целям, по отношению к которым  экономические результаты превращаются в средства. Размножение внешних и частных потребностей ведет человечество к «дезорганизации,  общественному разложению». Сегодня в эпоху культа потребительства мы ощущаем, насколько Соловьев был прав.  Преодоление человеком страсти  неуемного размножения потребностей – важная задача аскетики XXI века.

.

Некоторые обобщения.

.

Не хочу выступать апологетом Соловьева.  По моему мнению, мысли Соловьева по экономике оказались выше ее чисто философско-богословских рассуждений. Чтобы несколько сбалансировать общее представление об этом философе читателя (того читателя, который не знаком с творчеством Соловьева), позволю себе дать некоторые оценки   книги «Оправдание добра» в целом.

.

При всем изяществе и привлекательности мысли Соловьева все-таки, на наш взгляд, в ней имеются изъяны. На один из них обращают внимание даже поклонники творчества Соловьева. Хотя «Оправдание добра» посвящено теме нравственности, в нем подрубается под корень всякий морализм, поскольку Соловьев фактически  отрицает   свободу воли.  Для Соловьева тут нет противоречия, поскольку для него движение человечества в сторону «царства добра» - объективный процесс, происходящий невольно и независимо от  человека.  Как остроумно сказал один из критиков Соловьева, «Оправдание добра»  - по сути,  оправдание не добра, а  мирового зла, которое в принудительном порядке превращается в окончательное добро «всеединства»3 .

.

Решительно выступая против засилья «экономического материализма», Соловьев невольно впадает в ересь  смешения духовного и материального начал мира.  Духовное для Соловьева принадлежит той же единой сущности, что и материальное:

.

«По своему фактическому, проявляемому существованию в действительном человеке, как сила воплощенная, дух  или, точнее, жизнь духа, есть только видоизменение (трансформация) материального бытия, т. е. ближайшим образом — животной души.  С этой реальной точки зрения это — два вида энергии, превратимые один в другой, - подобно тому, как механическое движение превращается в теплоту и обратно».

.

Может быть, отсюда и вытекает увлечение Соловьева оккультизмом, в котором грань между материей и духом стирается.  А истоком подобного смешения материи и духа является идея пантеизма, позаимствованная Соловьевым у любимого им Б. Спинозы.

Нравственность у Соловьева также сильно попахивает материализмом: «Солидарность с живыми существами - одна из вечных, незыблемых основ нравственной жизни человечества». Материализм Соловьева ведет, в конечном счете, к тому, что размывается грань между человеком и животным, поскольку  «человек, как и животное, живет общею жизнью вселенной».

.

Обращу внимание еще на один принципиальный изъян.  Он заложен в упоминавшейся нами формуле трех ипостасей  нравственности.  Что означает проявление нравственности в трех разных сферах жизни: а) в церковной сфере (отношения человека с Богом); б) в государственной сфере (регулирование социальных отношений); в) в сфере экономики – отношения между человеком и природой.

.

Формула соловьевской «троицы» красивая. Но она больше поэтическая, чем научная. Во-первых,  отношения между человеком и Богом регулируются не  нравственными нормами, а нормами религиозными (заповеди)4 . Между ними есть различие. Во-вторых, отношения между людьми – действительно регулируются нравственными нормами. Но причем тут государство? -  Оно, как сам Соловьев признает, лишь может корректировать недостаток нравственности в обществе своими законами. На само государство нормы нравственности не распространяются.  В-третьих, отношения между людьми и природой не выстраиваются на основе норм нравственности.  Соловьев  в запале своей философской фантазии «оживляет» природу. Говорит о том, что природа должна быть «одухотворена» человеком. Спустя сто лет появились разные модные теории о «живой земле». Они ничего общего с христианством не имеют.  Это язычество. Не исключено, что люди начитались Соловьева и уже окончательно порвали с христианством (а, может быть, они  с самого начала были язычниками). Подобного рода «вольности» в работе «Оправдание добра» можно объяснить тем, что в Соловьеве жил не только философ, но  и  поэт. А поэтическая (и даже чрезмерно мистическая) натура Соловьева порой тяготилась не только богословской догматикой,  но и устоявшимися понятиями философского и научного знания.

.

Таким образом,   надо вернуться к исходному определению «этики», «нравственности», «морали». Это термины, понятия, которые относятся к сфере межличностных отношений.  Государство в схеме Соловьева вторично. Оно может с помощью законов и мер воспитания и принуждения способствовать улучшению нравов людей. Но  на первом месте в   деле выстраивания нравственного фундамента русской экономики  должна стоять Церковь. В 2000 году нашей Церковью был принят документ «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви» - своеобразный «социальный катехизис» православного человека.   Впервые за тысячелетнюю истории нашей Церкви в указанном документе сформулировано положение о ее  роли и ответственности   в деле экономического строительства России5 .  Можно без натяжки утверждать, что своеобразным наброском «Основ социальной концепции…» явилась написанная   более чем за век до этого  работа «Оправдание добра».

.