Орден

О Великой и Отечественной уже несчётно поведано былей и небылиц. На информационном ресурсе Минобороны России теперь можно найти наградные документы на тех, кто был отмечен орденами и медалями в то жуткое время. Архивы открыты, но всё ли можно понять из архивов? Когда я ещё мальчишкой приставал к отцу, он кривился и о войне рассказывал скупо. Только-то и удалось тогда узнать, что на фронт он попал не сразу, что побывал в Крыму в составе керченского десанта, хлебнул безумия трёх рукопашных и ранения, которое от всех попросту скрыл. Лишь много позже хватило ума придти к родителям с блокнотом и с интересом не подростковым. Жизненный опыт уже позволял погрузиться в события, происходившие в Краснодарском крае в феврале-марте 1943 года на огневых и тыловых позициях 239-го артполка 77-й стрелковой дивизии. Одно из событий – отцовский орден Красной Звезды за номером 164321.

С конца 42-го дивизия в составе 58-ой Армии на плечах противника от самого Моздока за 37 суток прошла 850 километров, ни разу не передохнув под крышами. Люди засыпали на ходу, падали от усталости и гибли под колёсами наступавших войск; время на войне было дороже жизни. Передний край, зверея и лютуя, откатывался к Ростову.

В день, когда над замороженным Сталинградом водрузили победный флаг, Тимофею Глазкову в аккурат стукнуло 28 лет. Навоевался уже досыта, трижды отправляли его в резерв, под Акстафой двадцать дней обучал шофёров и всякий раз сбегал в свою часть. Не сиделось в резервах, рвался на передовую и его принимали; помогал довоенный опыт начальника эксплуатации автоколонны. Дело знал, потому и поставили старшину на офицерскую должность начальника военно-технического снабжения всего артиллерийского полка. При наступлении такое самоуправство сходило с рук, но в середине февраля старшину вызвали в штаб. За столом штабной землянки кроме командира полка Панкула сидели начальник штаба Слепцов и замполит полка Макаренко – молодой, но твёрдый в характере старший лейтенант.
– Отправишься в резерв, старшина, – хмуро обронил Слепцов. – Прибыл на твою должность старший лейтенант с предписанием командования привести в норму штатный состав.
– Не поеду! – резанул Тимофей. – Я старшина, отправляйте на любую батарею, а в тыл не уйду.
Командир полка поднял голову от такой дерзости, дёрнул лицом. Но Макаренко опередил.
– Товарищ подполковник, он же коммунист с прошлого года, отдайте его мне на политработу.
Панкул хмыкнул.
– Да он не пойдет.
– Почему не пойду?
Хохотнули.
– Ладно, ставь его на своё довольствие. Но главная твоя забота, старшина, – машины: без них наши пушки не потаскаешь.
Запищал телефон. Панкул рывком снял трубку, коротко бросил: «Понял». И уже на выходе кивнул Слепцову.
– Поставь, Дмитрий Петрович, перед ним задачу, пускай занимается.
Слепцов встал, ловким взмахом развернул карту, ткнул в неё пальцем.
– Вот тут за нами деревенька осталась, а рядом с ней МТС. Туда километров двадцать пять, так что седлай свой мотоцикл и разберись, что там сохранилось и можно ли там организовать рембазу.

Деревню нашёл по торчащим трубам, но здание МТС стояло целёхоньким, хотя и без окон. Хрустя осколками стёкол, по-хозяйски осмотрел широкий двор, помещение мастерской, заглянул в пристройки. Уже по темну вернулся, нашёл Слепцова, доложил, что лучшего места и не придумаешь.
– Даже горн сохранился, и до разъезда рукой подать, так что надо туда всё стаскивать и заниматься. Запчастей, правда, не хватает, но и без этого дело пойдёт. В основном-то – диски сцепления пожгли, а на разъезде вагоны битые, так что попробуем из буферов вырубать.
Тимофей уже загорелся понятным для себя делом.
– А люди?
– Да у нас же безлошадные шофера и в писарях, и в поварах, и по батареям, я же их всех знаю.
Слепцов подумал. Вздохнул.
– Ладно. Пока затишье… Напиши список и давайте бегом.

Дивизия воевала. Немцы, не пуская к своим коммуникациям, дрались за каждые сутки и каждый бугор. 21 февраля, отражая танковую контратаку под Лебедями, командир дивизии полковник Кашкин лично уничтожил два танка и погиб сам, пополам перебитый снарядом. Комдива любили, весть рухнула несчастьем. Тимофей узнал об этом не сразу – когда в МТС лошадьми притащили две покалеченные пушки с приказом восстановить и вернуть на позиции уже отремонтированными ленд-лизовскими «Студебекерами». Ранним утром 27-го Тимофей на мотоцикле сопроводил оба «Студера» с пушками к штабу полка. Слепцов протянул руку, крепко стиснул.
– Ну, теперь дело пойдёт. Давай обратно, и подумай, без кого там уже можно обойтись. Время жмёт.
– Товарищ майор, разрешите на огневые заскочить. А то Макаренко скажет: «Деньги у меня получает, а батарея без замполита».
– Ладно, – кивнул Слепцов. – Только не задерживайся, прямо оттуда – в МТС.
Командира на батарее не было, уехал на КНП дивизиона. Тимофей заглянул к связистам узнать, когда вернётся. Сержант протянул трубку: «Сам спроси».
– Товарищ командир, разрешите приехать к Вам на КНП.
– Погоди ехать, – услышал знакомый с хрипотцой голос командира батареи. – Мы тут как раз горячий завтрак получаем.
И тут же оборвал себя.
– Всё! Ждите гостинцы, к вам полетели.
Связь оборвалась с надсадным гулом снарядов. Земля заходила ходуном; немцы били толково и кучно. Ухнуло рядом, с потолка сыпанул песок и ссохшаяся земля. Тимофей, отплёвываясь, услышал крик связиста: «Артналёт, товарищ первый! Что? Понял! Он как раз тут». Махнул: «Командир полка! Тебя». Тимофей подхватил трубку, вдавил в ухо.
– Слушаю!
– Обстрел пережди и ко мне! Срочно!
«Что стряслось?» – недоумевал, торопливо откапывая опрокинутый мотоцикл и оглядывая ещё курящиеся воронки. – «Трёх часов не прошло, как оттуда». 
Стряслось. Панкул с порога землянки показал рукой в сторону пологого холма.
– Видишь бугор? Вот там – за ним – обе твои машины вместе с пушками.
Поиграл желваками.
– Так сработала разведка, что указала им эту дорогу. Прямо на миномётную немецкую батарею, черти её туда принесли! Умелые, сидят за обратным скатом, и достать нечем.
Скребанул кулаком по подбородку, глянул в упор.
– Подбери, старшина, бойцов, да погляди: может, сможем хоть что-то вытянуть. Только не сейчас, с наступлением темноты. Слепцову скажешь, он выделит, кого надо.
Тимофей дополз на бугор к двум пулемётчикам, отсекавшим немцев от ничейной теперь дороги. Долго обшаривал биноклем пологий склон с погибшими на нём водителями, неглубокие воронки от мин, кустарник, скрывавший позиции немцев, и густо посечённые осколками, машины. Прикидывал, соображал.
– Как думаешь, до ночи сунутся? – спросил у усатого немолодого сержанта.
– Они и ночью не сунутся, – уверенно ответил тот. – Мы их шуганули пару раз, так что охотку отбили. Да и на кой им пушки, к которым ихние снаряды не подходят.
«Оно-то, так, – подумалось. – А машины?»
Вернулся с уже готовым решением, доложил, написал список. Слепцов слушал придирчиво, то и дело вскидывал густые брови.
– Четверых – не мало?
– Так я же пятый, – попробовал пошутить Тимофей, но тут же посерьёзнел. – Больше не надо. Нашумим. Второй машине сильно досталось, а у первой, похоже, мотор цел. Но мы и вторую её же лебёдкой прицепим и попробуем дёрнуть через воронки. Дорога сухая, перескочим, а метров через тридцать ложбина, в неё и нырнём.
– Ладно, – вздохнул Слепцов. – К темноте ещё пулемёт подтяну, прикроют, ежели что. Пробуй.

Отправились налегке – с ножами, наганами и гранатами. Рассредоточившись, ужами сползли к дороге, отлежались, примеряясь к близким силуэтам машин и пушек, слушая насторожённую тёмную тишину. Далеко слева беззвучно взлетали немецкие ракеты, да неразборчиво и коротко почечёкивал «максим». Самым трудным было не обнаружить себя раньше времени. Но ребят старшина подобрал бывалых и крепких, всё оговорили заранее, да и небо только звёздами подсвечивало, так что дело сладилось в полтора часа. Тимофей, проверяя готовность, прополз вдоль машин. Всё было как надо, даже трос лебёдки был в меру натянут и надёжно закреплён; шофёры своё дело знали. Добрался до головной машины, втянулся в кабину на место водителя, увидел вжавшихся в спинку и уже готовых ко всему напарников. Перевёл дыхание, и, вцепившись в баранку, вдавил в пол педаль сцепления, носком доставая кнопку стартёра и одновременно включая первую передачу. Двигатель послушно взревел, и тут же с холма обрушились на немцев все три пулемёта. Вовремя! Дали возможность стронуться с места всей сцепке и одолеть первую воронку. Немцы не прицельно шарахнули в ответ из карабинов, но уже через секунды пули звонко защёлкали по машинам. Охнул у правой дверцы здоровяк Максим. Тимофей перекинулся на вторую передачу, и «Студер» с ходу перепрыгнув вторую воронку, затряс на хвосте свои прицепы. Успел обрадоваться рывку и ходу до густых хлопков немецких мин. Один из осколков пробил лобовое стекло, зло взвизгнул над головой и насквозь пропорол крышу. Но спасительная ложбина была уже рядом, и он свалил в неё свою машину, ощущая послушность того, что было сзади. Не снижая скорости, обогнул высотку и через несколько минут вывел спасённое почти к самому штабу полка. Выпрыгнул из кабины, огляделся. Из машин выползла вся его четвёрка, но во второй машине тоже кого-то зацепило. Навстречу уже бежали штабисты, и Слепцов с размаху обнял и сдавил Тимофею плечи. Отстранился, глянул.
– Спасибо, старшина.
– Двоих ранило.
Слепцов кивнул.
– Могли вообще не вернуться. Пошли, Панкулу доложишь. Молодцы, «Отвагу» все заслужили. С утра осмотрим, и заберёшь всё опять в ремонт.

Землянку тускло освещала «летучая мышь» и, докладывая командиру, Тимофей не сразу заметил одетого во всё чёрное рослого незнакомца. Попросил разрешения вернуться к машинам, навскидку определить повреждения. Возвратился за полночь, кинул руку к шапке для командира полка, но к столу из угла землянки шагнул неизвестный.
– Я – капитан первого ранга, по-вашему, полковник, – новый командир дивизии. Вы и есть старшина Глазков?
– Так точно.
– Чем думаете заниматься дальше?
Тимофей повёл головой.
– Пушки только поцарапаны, да и машины покалечены не очень сильно. На рембазе у нас есть резина, моторы, запчасти к ним, так что к послезавтрашнему утру всё восстановим.
– Отдыхайте пока. Но третьего утром пушки должны быть на батарее.
На рембазе для Тимофея и закончился февраль. А утром четвёртого марта его поднял посыльный.
– Приказано срочно явиться на огневые.
– Что случилось?
– Не знаю. Но приказано, чтоб пулей.
Подъезжая, увидел парадно выстроенных бойцов из двух батарей дивизиона, Панкула, Слепцова и Макаренко. Едва занял своё место, как Панкул зычно приказал:
– Старшина Глазков, на десять шагов… выйти из строя!
Отбил уставные шаги, повернулся лицом к батарейцам.
– Приказом командира дивизии наградить старшину Глазкова орденом «Красной Звезды» и присвоить звание младшего лейтенанта.
Тимофей оторопел. С кадровой службы не хотел офицерского звания, боялся, что оставят в армии, и вот тебе! А Слепцов, привинчивая к ватнику эмалевый орден, устало улыбаясь, негромко сказал: 
– Так надо, старшина. А дальше фронта не пошлют…

Можно было бы и не касаться этого заурядного в войну эпизода, если бы не странность награды, да не другие странности. Для отца так и осталось загадкой неожиданное производство в офицеры. Вторая загадка открылась мне уже после его кончины. «Орденскую книжку» Секретарь Президиума Верховного Совета СССР Горкин подписал 14 января 1947 года. Орден был, а документ на него вручили только через четыре года. Впрочем, оказалось, что ничего особенно загадочного эта загадка не таила. Во время войны было не до бумаг, поэтому с 10 ноября 1942 года Указом ВС СССР командирам частей и соединений давалось право награждать подчинённых своими приказами. Прямо в траншеях. Командиры полков могли награждать медалями. А орденами – от командиров бригад и выше. При этом в ведении комдива или комбрига была только «Красная Звезда». Обратила на себя внимание ещё одна загадка. Если верить документам, то с 22 февраля по 2 апреля 43-го года 77-ой дивизией командовал сугубо сухопутный полковник Степан Маркович Чёрный, и не было никакого капитана первого ранга. Может быть фронтовая неразбериха? Или отца просто подвела память? Может быть – всё. И под приказом о награждении стоит дата: 29 мая 1943 года и подпись очередного комдива – подполковника Кудинова, который, понятно, и думать забыл, что происходило в дивизии три месяца назад. Но такая задержка тоже вполне объяснима: понятно, что даже в траншеях приказы о награждении писались не каждый день. Этим же приказом помимо прочих награждался и начальник ВТО 239-го артполка старший лейтенант Лучко, прибывший в феврале на смену старшине Глазкову. Награждался медалью «За боевые заслуги». Представления на обоих подписал всё тот же командир полка Панкул, и вот это выглядело странным: награды разные, а суть заслуг – сходными словами: «За своевременный ремонт техники и обеспечение боеспособности батарей». Почему? Подсказки увиделись в очень обтекаемой фразе: «Во время боевых действий тов. Глазков смог сохранить материальную часть батареи», да в обронённых Панкулом словах, что «так сработала разведка». Наверное, за эту успешную операцию, связанную со смертельным риском, можно было бы наградить и орденом Отечественной войны. Но это было уже за пределами власти командира дивизии, а выходить с ходатайством на вышестоящее начальство – значило открыть причину и подставить своих же разведчиков под неизбежные подозрения особистов на злой умысел. Видимо поэтому так и случилось, что к ордену добавились ещё и офицерские погоны, круто изменившие судьбу бывшего старшины: его встречу потом с Брежневым и направление инструктором в Саратовское танковое училище.

Причины событий многолики и даже то, что взято с архивных полок, требует осмысления.