Подвиг христианской проповеди. Часть III

(к 150-летию создания повести Н.С. Лескова «Соборяне)

Близко к тебе слово, в устах твоих и в сердце 
твоём, то есть слово веры, которое проповедуем.
(Рим. 10: 8)

Часть III. «Много может усиленная молитва праведного» (часть I в № 148, часть II в № 149)

Соборне служат Божьей правде лесковские герои-соборяне.
Таков и отец Илиодор в первом лесковском рассказе «Погасшее дело» («Засуха»). Подобно Савелию Туберозову, это столь же мощный и привлекательный художественный образ. Имя героя созвучно имени библейского пророка Илии, по молитве которого Бог ниспослал дождь на иссохшую землю: «И опять помолился, и небо дало дождь, и земля произрастила плод свой» (Иак. 5: 18). Скромному священнику из российского захолустья видятся те же вещие сны, что и фараону в Библии (Быт., 41): «увидел семь коров тучных и семь сухощавых и смутился, что видит сон не по чину» (1, 112), – со смиренным лесковским героем будто общается сам Господь Бог. 
Отец Илиодор – настоящий батюшка для крестьян, живущий их жизнью, их нуждами – в полном соответствии с апостольскими поучениями. Так, апостол Пётр – «сопастырь и свидетель страданий Христовых» – умолял пастырей: «Пасите Божие стадо, какое у вас, надзирая за ним не принуж-дённо, но охотно и богоугодно, не для гнусной корысти, но из усердия, И не господствуя над наследием Божиим, но подавая пример стаду» (1 Пет. 5: 1–3). Бескорыстный отец Илиодор готов без всякой мзды отпевать молебны о даровании дождя, дабы предотвратить неурожай и голод. 
Мотив засухи – народного бедствия, об избавлении от которого надо усердно, всем миром молить Господа, – также нашёл отражение в «Соборянах»: Савелий Туберозов «ездил <…> на поля пригородных слобожан и служил там молебен по случаю стоящей засухи» (IV, 25).

Истинный христианин уверен в силе молитвы: «много может усиленная молитва праведного» (Иак. 5: 16); «нет ничего сильнее молитвы, нет ничего, ей равного» (1). По свидетельству святителя Иоанна Златоуста, «сила молитвы укрощала силу огненную, укрощала ярость львов, прекращала брани, расторгала узы смерти, прогоняла болезни, отражала нападения <…> и всякого рода вообще бедствия» (2).
Горячие, искренние молитвы народа и протопопа были услышаны на Небесах. Лесков создаёт дивную молитвенно-лирическую картину. Капли дождя, ниспосланного Божией милостью, сливаются с восторженными благодарственными слезами молитвенника: «Затем он подошёл к окну, приподнял спущенную коленкоро¬вую штору и, поглядев за реку, выпрямился во весь свой рост и благодарственно перекрестился. Небо было закрыто чёрными тучами, и редкие капли дождя уже шлёпали в густую пыль; это был дождь, прошенный и моленный Туберозовым прошедшим днём на мирском молебне, и в теперешнем его появлении старик видел как бы знамение, что его молитва не бездейственна. Старый Туберозов шептал слова восторженных хвалений и не заметил, как по лицу его тихо бежали слёзы и дождь всё частил капля за каплей и, наконец, засеял как сквозь частое сито, освежая влажною прохладой слегка воспалённую голову протопопа, который так и уснул, как сидел у окна, склонясь головой на свои белые руки» (IV, 83). 
Глава старогородского духовенства умиротворённо засыпает с молитвой на устах. Но автор, словно продолжая молиться по заповеди «непрестанно молитесь» (1 Фес. 5: 17), поднимает глаза от земли к небу, завершая эпизод картиной одухотворённого пейзажа. Будто отзываясь на ежевечернюю молитву православного христианина к Господу о даровании мирного сна: «Мирен сон и безмятежен даруй ми. Ангела Твоего хранителя посли, покрывающа и соблюдающа мя от всякаго зла, яко Ты еси хранитель душам и телесем нашим, и Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь», – природа тихонько лелеет душу спящего Туберозова: «Между тем безгромный, тихий дождь пролил, воздух стал чист и свеж, небо очистилось, и на востоке седой сумрак начинает серебриться, приготовляя место заре» (IV, 83). 
В этой тихой, свежей и чистой картине въявь ощущается дивное незримое присутствие Ангела-хранителя. Так же живо, например, чувствовал его Лаврецкий в романе И.С. Тургенева «Дворянское гнездо» (1858): «Вспомнилось ему, как в детстве он всякий раз в церкви до тех пор молился, пока не ощущал у себя на лбу как бы чьего-то свежего прикосновения; это, думал он тогда, Ангел-хранитель принимает меня, кладёт на меня печать избрания» (3).
И народ тоже уверен в силе соборной молитвы: «говорят о дожде, что дождь ныне ночью был послан после молебствия» (IV,123). Православные следуют за своим духовным наставником Туберозовым: «За ним у нас весь город, весь народ» (IV,170).

Когда же не случилось дождя, как в рассказе «Засуха», дремучая крестьянская масса готова обратиться к дикарским затеям. И тут сельский священник отец Илиодор – доброжелательный, участливый, отечески заботливый – становится настойчивым и даже гневным. Он отговаривает народ от варварского плана – сделать свечу из умершего от пьянства пономаря, чтобы, согласно языческим поверьям, прекратить засуху. Крестьяне, по-видимому, полагали, что «опивица» забрал с собой на тот свет всю влагу и нагнал на землю сушь. 
Столь же ревностно противоборствует протоиерей Туберозов святотатству, язычеству, безбожию. Вкупе с могучим богатырём-дьяконом Ахиллой Десницыным он сражается против дерзкого атеиста и богохульника Варнавы Препотенского – любителя закуривать «папироску у лампады» (IV, 111). Этот учитель математики, скорее похожий «на людоеда-дикаря, чем на человека, который занимается делом просвещения» (IV, 100), дал повод считать, что «здесь не училище, а разврат содомский» (IV, 73) – «за растление умов, за соблазн малых сих, за оскорбление честнейшего, кроткого и, можно сказать, примерного служителя алтаря» отца Захарии – сподвижника Туберозова. 
По мнению мерзавца Препотенского, религию в России надо заменить алкоголем: «Да ведь пить-то – это веселие Руси есть, это национальное, и водка всё-таки полезнее веры: она по крайней мере греет». Собеседник «возразил учителю, что он ошибается, и указал на то, что вера согревает лучше, чем водка, что все добрые дела наш мужик начинает, помолившись, а все худые, за которые в Сибирь ссылают, делает, водки напившись» (IV, 189). Однако Варнава глух к каким-либо увещеваниям – по пословице: «дураков учить всё равно что мёртвых лечить» (IV, 47). 
В довершение своих пакостных эксцентричных выходок «межеумок» (IV, 524) псевдопросветитель Препотенский – «глупый, но язвительный негодяй» (IV, 73) – сварил утопленника, а скелет выставил в окошке своего дома на всеобщее обозрение якобы для наглядного изучения анатомии и пропаганды естественных наук, да ещё запретил своей старой богобоязненной матери-просвирне молиться за покойника: «Не молитеся вы, пожалуйста, маменька, за него, он из жидов» (IV, 102). 
Ранний рассказ Лескова «Засуха» можно рассматривать как прелюдию к его поздней «рапсодии» «Юдоль» (1892), где автор ровно тридцать лет спустя показал такое же дикое невежество забитой крестьянской массы при сходных обстоятельствах (место действия – Орловская губерния, время – голод 1840-х годов и 1891-го года).

Несмотря на все предостережения отца Илиодора, нечестивый замысел крестьян был приведён в исполнение, совершилось кощунство, которое было расценено духовными и светскими властями как смертный грех и как уголовное преступление. И тут сельский священник становится действительно отцом и спасителем своим «малосмысленным» детям-прихожанам. Батюшка выступает за них ходатаем, спасая от каторги. 
В малоизвестной статье «Богословский телёнок» (1881) Лесков отмечал, что «русский простолюдин боголюбив и сердцем предан религии, но, к сожалению, его религиозность, вследствие его темноты и незнания Св. Писания, менее религиозна, чем суеверна» (4). Так, крестьянка, дабы умилостивить чудотворную икону, подносит лику Иоанна Богослова «телёночка». «Слова “милости хощу, а не жертвы” (Мф. 14: 13) простолюдину почти неизвестны, и он всё изловчается почтить Творца и Его угодников не столько “милостью”, сколько “жертвами”. Иногда он доходит до чистого язычества» (5). 
В цикле очерков «Мелочи архиерейской жизни (картинки с натуры)» (1878–1880) Лесков развенчал языческое «пустосвятство». Писатель представил впечатляющую зарисовку встречи преосвященного владыки В<арлаама> с духовенством и недуховными людьми, в поведении которых обличены отталкивающие черты бездумного фанатичного поклонения и крайнего раболепия: «особенно замечательны были две бабы. Одна из этих православных христианок всё подстилала под святителем полотенце, на которое тот и наступал для её удовольствия, а другая была ещё благочестивее и норовила сама лечь перед ним на дорогу, – вероятно, с тем, чтобы святитель по самой по ней прошёлся, но он ей этого удовольствия не сделал» (VI, 420). 

«О Господи! Сжалься над ним, – молится писатель о народе в финале рассказа «Импровизаторы», – да сошли и нам просвещающую веру вместо суеверия!» (IX, 339)
О пастырском служении: «учить, вразумлять, отклонять от всякого <…> вздора и суеверий» (1, 114), – размышлял первый лесковский герой отец Илиодор. Эти раздумья приобретают особую значимость в свете скорбного утверждения, которое Лесков впоследствии вложил в уста протоиерея Савелия Туберозова: «христианство ещё на Руси не проповедано»; «сие бесспорно, что мы во Христа крестимся, но еще во Христа не облекаемся» (IV, 59). 
Такое же суждение писатель не раз высказывал в публицистике. Например, в «Русских общественных заметках» (1869) он отмечал, что «в словах Луи Блана о том, что “две тысячи лет как Искупитель пришёл, а искупление ещё не совершилось”, нет ничего противного истине, так как две трети человеческого рода ещё не исповедуют Христа, да и из исповедующих его великое большинство исповедует христианство лишь одними устами, а сердцем отстоит от него далече» (X, 75).     
В то же время многие священники не исполняли своей обязанности пастырей духовных, высокое служение обращали в торговлю требами. «А вы бы этому алтарю-то повернее служили, а не оборачивали бы его в лавочку, так от вас бы и отпадений не было. А то вы ныне всё благодатью, как сукном, торгуете» (IV, 47), – делается замечание в «Соборянах». 
Эта тема озвучивается и в других художественных произведениях Лескова; он взволнованно пишет о ней во множестве очерков и публицистических статей: «О кресте Сергия Радонежского», «Бродяги духовного чина», «О сводных браках и других немощах», «Несколько слов по поводу записки высокопреосвященного митрополита Арсения о духоборческих и других сектах», «Патриаршие повадки», «Чудеса и знамения», «Турки под Петербургом», «Великопостный указ Петра Великого», «Церковные интриганы», «Праздник невежд», «Безбожные школы в России» – и многих других. 

В статье 3-го и 4-го номеров журнала «Гражданин» за 1875 год «О сводных браках и других немощах» писатель открыто поименовал “немощи” церковного духовенства, которое поселяет к себе «неуважение <...> своими доносами, нетерпеливостью, малосведущностью в Писаниях, так называемою “слабостью жизни”, любостяжанием и неумением чинно служить, что доходит у нас теперь до самых крайних пределов» (6). Особо выделено Лесковым неумение и нежелание церковников «чинно служить», что не может не отталкивать прихожан. На эту «немощь» указал также «высокопочтенный иеромонах Чудова монастыря отец Пафнутий». Высокий духовный авторитет «даровитого и горячего миссионера» (7) подкрепляет наблюдения и выводы Лескова: «О. Пафнутий писал в своём отчёте, что многие священники служат крайне спешно и небрежно, а “кучерявые дьяконы даже не умеют внятно читать”» (8). 
Всё это истребляет благообразие даже в общенациональных центрах духовной жизни, что отзывается в писателе и тревогой, и глубокой душевной болью: «Счастливого исключения в этом случае не являют даже ни Лавра, ни Михайловский монастырь, где перед мощами ежедневно отправляется множество молебнов и, Боже мой, как они отправляются!..» (9) 
Неуместную поспешность и торопливость в проведении церковной службы Лесков обозначил выразительным эмоционально-экспрессивным словом-образом «скорохват»: «Этого “киевского скорохвата” не стерпеть не только раскольникам, привыкшим к служению строгому, но даже не снесть его и нам, приученным ко всякому “скорохвату” <...> у нас худо служат <...> у нас слабо живут, и всё это, к сожалению, правда» (10), – подводит писатель безрадостные итоги. В письме И.С. Аксакову от 1 января 1875 года Лесков говорит, что в Киеве, куда «сходятся летом богомольцы со всей Руси <…>, небрежение в богослужении и наглость в обирательстве неописуемы. <…> они уже так изучились “скорохвату”, что не умеют служить лучше» (X, 374). 

Примечания

1. Школа молитвы. – М.: Изд. Московского подворья Свято-Троицой Сергиевой Лавры, 2009. – С. 16
2. Там же.
3. Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. – М.: Наука, 1978–1982. – Сочинения: В 12 т. – Т. 6. – С. 97.
4. Лесков Н.С. Богословский телёнок (маленький фельетон). – РГАЛИ. – Ф. 459. – Оп. 1. – Ед. хр. 2327.
5. Там же.
6. Лесков Н.С. О сводных браках и других немощах // Гражданин. – 1875. –  № 3. – С. 73.
7. Там же.
8. Там же.
9. Там же.
10.Там же.