Телеология в женском мире грёз, или Общество высокого сознания

Краткий обзор новой книги Светланы Храмовой «Ведьма». Москва. Изд-во T8 RUGRAM, 2022 г.

«Всё пустяки, живите и радуйтесь, 
пока с вами не произошло худшее из возможного».
Фраза из романа

Интересно, но похожих (как у Светланы) историй я могу напеть вам на ушко, дорогой читатель, сколь хошь. Ведь я тоже был оркестровым гастролирующим музыкантом. И всё, что рассказано в книге: антураж, фиоритуры-происшествия, «трескучие» артистические адюльтеры, в конце концов, — довольно близки мне своею яркостью, необычностью форм, жанров. 
Сценарные ходы. Импровизация. И приколы, и печали. Разорванная гастролями любовь с семьёю заодно: подобно сломанной цитре у гусляра. 
Шучу, бесспорно: у каждого творческого человека своя и только своя партитура  жизни: в нотной линии снов, слов... От увертюры до финала. От фортиссимо — до пианиссимо. 
Но приступим…

Когда уже взялся за работу над рецензией, автор написал(а) мне: «Игорь. Я только хочу одну деталь уточнить... Роман закончен в начале февраля 2022, до начала событий. И не знала, и не ведала. И в виду не имела. История сложилась и, в общем, захватила. А то вышла странная штука, будто я скоростно — а ну давай что-то такое писать, не-не…» — Чисто по-человечески Светлану понять можно. Ведь рассказывала она о себе. Ну, или о своих выстраданных персоналиях, пропуская их через себя. А — не о мировых катаклизмах.
Некоторые протагонисты повествования родом с Украины (что, конечно, ни о чём не говорит). И действие происходит в очень знакомом приморском городе N, построенном Екатериной Великой. И фамилия у главной героини — Запорожец. Родом с Полтавщины. 
Вряд ли то касается каким-либо краем политических перипетий современности. Так же как режиссёр Прилепкин вовсе не ассоциируется с кем-либо из окружающих публичных людей. 
Некие мизансцены (хочется назвать книгу пьесой) — романа — проистекают в том числе и в «западенском» Тернополе. Что ни о чём не говорит. И желание уехать из мест, где беспринципно наезжают на русский язык… Тоже… Ни о чём не.

Авторское селфи

Немедля поругаем. Во-первых, издателя. Абсолютно неотредактированная вещь! (Пунктуационно, добавлю.)
У Светланы добротный, плотный, интонационно сжатый (в смысле не размытый-растянутый, как у многих) стиль женской прозы. И вот досадная неувязка — слабая редакция. Точнее, её отсутствие… [В этих случаях ставят значок-предупреждение: «Авторская редакция». Но увы — и того нет.]
Сие, кстати, тотальная беда нынче. Хорошие корректоры стоят дорого. Да их просто нет, нема в наличии. Хороший же редактор, — увы, не корректор. Как изрекают философы, корреляция не коннотация: cum hoc ergo propter hoc. И как резюмирует сама Светлана: «Причины и следствия это бесконечная тема». — Ну, что ж… Деваться некуда. 
Идём дальше. 

Начавшись с детективщинки, роман стопро не разочаровал меня как читателя.
Чистая, прозрачная — женская, повторюсь, проза. С примесью мистификаторства — фэнтезийных струн: словно вытянутых из древнегреческих легенд про Артемиду.
По веянию обстоятельств Валентине достаётся центральная роль в опере. О чём она втайне мечтала. И что перевесило сонмы житейских, событийных неувязок: в отношениях с мужчинами, коллегами, в повседневности. Следом пошли другие роли — тоже знаковые, сложные. Значимые. 
Валентина — профессиональная оперная певица, артистка. Наверняка красивая, учитывая мужской рой внутри палитры текста о ней. Что накладывает на персонаж определённый флёр эмпатии.
Вообще литературная партитура овеяна облаком музыкальных сфер: синкопами c затактами, паузами перед a cappella, al agitato.
Хоровая, оркестровая жизнь, оперная: в гримёрке и на сцене. Жизнь, интонационно подчинённая овациям, репетициям: «Сцена тяжёлый труд!» — заявляет автор. — И артист должен дарить зрителю праздник и только праздник. Это — оболочка. Закулисье.
Насыщение же, ткань произведения, — собственно, модная (к тому же раскрученная в кинематографе) тема ведовства, предчувствий, откровений, раздумий и… чудесной сказки. В которую превращаются нетривиальные и порой чрезвычайно(!) опасные, острые ситуации главной героини. Попадающей, разумеется, в «сердешные» истории в первую очередь. И во всяческие неосмысленные, «неосознанные» приключения — во вторую. Навроде некоего «Общества высокого сознания» с сэнсэями-интеллектуалами — адвентистами седьмого дня. 

Дадим краткую эмпирическую «шпаргалку» романа: 

•    Одиночество вдвоём. Вечный женский вопрос: «Что это — любовь или ненависть?» — Счастье либо наоборот?
•    Семья — не семья. Тот момент, когда ощущаешь себя одиноким даже в присутствии партнёра.
•    Жизнь и сны Вали перемежаются — явь с былью. Боль с наслаждением: под вагнеровский аккомпанемент. 
•    Мятущаяся валькирия — в поисках зигфридского блаженства в отблесках северного сияния над Вальхаллой. Брунгильда, мечущаяся в урагане страстей.
•    Неудачное замужество достигает крайних рубежей, вплоть до насилия. Муки совести героини — кто виноват? Что делать?
•    Непреходящая тема: «Дочки-матери». — Непростая. Горькая тема из средневековой «Песни о Нибелунгах» о позабытом прошлом.

Отдельный сюжетный пласт — оркестровое бытие. Бушующее. Бьющее ввысь ключом. 
Колоколом звучащие страсти, иногда накрывающиеся медным тазом. Неспокойные будни. Неконтролируемые взрывы вулканических эмоций, затихающих до утра. 
Уставшие от переизбытка чувств люди… В преддверии завтрашнего дня, свежего всплеска ультрамарина.

Отвлёкшись, отмечу…

Понравилась (обобщённая) фактологическая подробность в книге, когда отечественные «композиторы»-ксилофонисты-трубачи тупо пьют: что вполне нормально-злободневно. И вечно.
Зарубежные в то время — клеятся к их женщинам. Тут же вершатся маленькие женские экспромты — «случайные» тайны. Всё очень обыденно и… цепко поймано автором, словно на фотоплёнку: непреложным элементом музыкантской эклектики. 
Щёлк-щёлк объектив. Жизнь как жизнь. Секс как жизнь. Жизнь как секс. Веселье-размолвки. Музыка-проза. Гром-крещендо. Пиано-пьяно… Поэзия наперекор похоронам. Уход ближнего — как венец крупной оркестровой пьесы. И — прелюдия чего-то нового, неизведанного. Того, что за гранью разума и человеческой воли: вроде душеспасительных диалогов с умершей матерью.

Под занавес и для примера дам несколько удачных, на мой взгляд, фраз из текста. Кои, естественно, далеко и далеко не единственные там:

«Скатившийся по горке вниз алкоголик». 
*
 «Финальная часть запросто пре¬образовывается в начальную. Спокойное модерато средней ча¬сти прерывается шумным скерцо с бойким ритмом скандалов. Потом вдруг запоздалые объятия и клятвы в верности, нена¬долго».
*
«Долгие споры супругов заканчиваются либо мордобоем, либо сексом».
*
«А ведь, не¬бось, крепко ссорились до того момента, когда она встала у двери намертво и заняла ожидания пост».
*
«Для меня нет секса отдельно от любви, я кондовая, так считается».
*
«Происходит ведь не то, что мы продумали и решили, главное — красота мо¬мента. В нужное время в нужном месте оказался — и сладилось».
*
«Нету родной музыки и неродной, есть хорошая и плохая. А ещё есть понятие масштаб дарования, оригинальность, самостоятельность твор¬ческая, а не слепое копирование западных принципов развития».
*
«Не семья, а вывеска, яму прикрывающая».

…И всё же злосчастная «политика» в кавычках нагнала героев книги под конец повествования. Ну, почти догнала: ненадолго. 
Так же как настигла их любовь. Большая любовь с прописной буквы — Любовь! Что славно. Великолепно. И — намного лучше, собственно, политики. Ведь проза-то — женская.