Александр Твардовский: «Ты это слышишь, друг-потомок?..»
Александр Твардовский: «Ты это слышишь, друг-потомок?..»
Когда Константина Симонова спросили про «высочайшие вершины» в военной литературе, он ответил: их только две – «Война и мир» Толстого, это вне конкуренции. И – «Теркин» Твардовского.
В августе 1941-го Александр Твардовский передал в фонд обороны Сталинскую премию, 50 000 рублей, которой был удостоен за поэму «Страна Муравия». А в январе 1946-го получил вторую Сталинскую. Уже за поэму «Василий Теркин». Вождь народов, как утверждают, лично внес поэму в лауреатский список. Даже стилистически далекий от Твардовского Пастернак, когда его спросили, какая лучшая вещь написана о войне, назвал «Теркина». А когда в зале кто-то на это хихикнул, поэт взорвался: «Я тут не шутки шутить пришел!»
Более развернутыми были впечатления Ивана Бунина. «Дорогой Николай Дмитриевич, – писал Бунин из Парижа Телешову, – я только что прочитал книгу А. Твардовского (“Василий Теркин”) и не могу удержаться – прошу тебя, если ты знаком и встречаешься с ним, передать ему при случае, что я (читатель, как ты знаешь, придирчивый, требовательный) совершенно восхищен его талантом, – это поистине редкая книга: какая свобода, какая чудесная удаль, какая меткость, точность во всем и какой необыкновенный народный, солдатский язык – ни сучка ни задоринки, ни единого фальшивого, готового, то есть литературно-пошлого слова. Возможно, что он останется автором только одной такой книги, начнет повторяться, писать хуже, но даже и это можно будет простить ему за “Теркина”».
Когда мне, автору этой статьи, было лет тринадцать, мы получили по подписке в Библиотеке Всемирной литературы (БВЛ, двухсоттомник) весомый том Александра Твардовского. Военная тема потрясала, конечно. Но, кроме того, поэма «Василий Теркин» сильно изменила мое представление о возможностях звука, ритма, лексики, интонации в поэзии. Строки сами врезались в память и оставались в ней неотменимо.
Эх, друг,
Кабы стук,
Кабы вдруг –
Мощеный круг!
Кабы валенки отбросить,
Подковаться на каблук,
Припечатать так, чтоб сразу
Каблуку тому – каюк!
А гармонь зовет куда-то,
Далеко, легко ведет...
Нет, какой вы все, ребята,
Удивительный народ.
Я запоминал «Теркина» целыми главами (конечно, исчитал и весь том, с довоенными и послевоенными сочинениями) и выступал с их чтением на уроках, вечерах, в пионерлагерях.
«Василий Теркин», «книга про бойца без начала и конца», – самое известное произведение Твардовского, завершенное в 1942–1945 гг., а начатое еще в 1939–1940 г., в ходе финской военной кампании, когда молодой поэт работал военным корреспондентом газеты Ленинградского военного округа «На страже Родины». Многие бойцы узнавали в Теркине себя. Читательские письма приходили мешками.
Ю. М. Непринцев. Отдых после боя. 1955 г. ГТГ.
Глава «Переправа» в советской школьной программе стала обязательной для выучивания на память:
Переправа, переправа!
Берег левый, берег правый,
Снег шершавый, кромка льда.
Кому память, кому слава,
Кому темная вода, –
Ни приметы, ни следа.
…
Из Рязани, из Казани,
Из Сибири, из Москвы –
Спят бойцы.
Свое сказали
И уже навек правы.
…
Переправа, переправа!
Пушки бьют в кромешной мгле.
Бой идет святой и правый.
Смертный бой не ради славы,
Ради жизни на земле.
Приведу одно из свидетельств народности стихов Твардовского – песню «Переправа» (мелодия, исполнение, идея видеоряда Владимира Азязова; редчайший случай конгениальности музыки тексту).
Прислушаемся ко мнению литературоведа Льва Аннинского: не важно, что «Василия Теркина» придумал для своих нужд неистощимый романист конца века Боборыкин, и еще косяк поэтов-юмористов примерялся к этому образу в 1941 году, – Твардовский реализовал в Теркине тот характер, который реализовался бы независимо от того, какие вожди красовались на знаменах. «Книга про бойца», писавшаяся четыре военных года (а если считать «незнаменитую» финскую, то все пять), – заносилась поначалу в военкоровские блокноты, в дождь под плащ-палаткой, в стужу, держа в зубах стянутую с руки перчатку, – это настоящая энциклопедия солдатской жизни, списанная прямо с натуры: «портянки да землянки»; герой с полуслова узнаваем, недаром со страниц поэмы он шагнул на театральные подмостки, на полотна живописцев, а уж о книжных иллюстрациях и говорить нечего – художники мгновенно сделали его всеобщим знакомцем. Как настоящий эпический герой он является «ниоткуда», а оказывается «всюду». Русский всечеловек, и вместе с тем – человек неподдельно, конкретно русский. Вездесущий. И неуловимый.
Памятник с цитатой из «Теркина» возле мемориала у Звонницы под Прохоровкой. Фото автора, 12.07.23 г.
Но прежде «Теркина» были у Твардовского такие мощные строки первого года Великой Отечественной:
Я б вовеки грабителям
Не простил бы твоим,
Что они тебя видели
Вражьим оком пустым;
Что земли твоей на ноги
Зацепили себе;
Что руками погаными
Прикоснулись к тебе;
Что уродливым именем
Заменили твое;
Что в Днепре твоем вымыли
Воровское тряпье...
Очень точен вывод литературоведа: «Нет, никто не пережил шок первых военных поражений так, как Твардовский, ни в ком ненависть не обрела такого прямого счета – око за око, зуб за зуб, удар за удар. И Сурков, и Симонов пережили что-то близкое, но им все-таки помогала “идеология”, а тут глухая народная ярость и народная же русская, тысячелетняя готовность гибелью оплатить победу. Гибель – лейтмотив».
Вот как доверительно, до слез автор читает главку из своего «Теркина»: «По дороге на Берлин».
Да, гибель «наших стриженых ребят» – и в Великой Отечественной, и в финской войне – не давала уняться боли поэта:
Среди большой войны жестокой,
С чего – ума не приложу, –
Мне жалко той судьбы далекой,
Как будто мертвый, одинокий,
Как будто это я лежу,
Примерзший, маленький, убитый
На той войне незнаменитой,
Забытый, маленький, лежу.
Сильную песню спустя десятилетия напишет бард Иван Карпов на одно из самых знаменитых, горьких стихотворений Твардовского.
Я убит подо Ржевом,
В безымянном болоте,
В пятой роте,
На левом,
При жестоком налете.
Я не слышал разрыва
И не видел той вспышки, –
Точно в пропасть с обрыва –
И ни дна, ни покрышки.
И во всем этом мире
До конца его дней –
Ни петлички,
Ни лычки
С гимнастерки моей.
Прочувствованно, трагично и нетривиально бард сегодня исполняет в своей версии это хрестоматийное стихотворение.
Мощно сказано, со внятным звукосмыслом: «Горевать горделиво, / Не клонясь головой, / Ликовать нехвастливо / В час Победы самой».
И эти строки, с мучительной для авторской совести темой, тоже вошли не только в антологии, но и в саму народную память:
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В том, что они – кто старше, кто моложе –
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, –
Речь не о том, но все же, все же, все же...
***
Родился Александр Трифонович Твардовский 21 (8 по ст. ст.) июня 1910 г. в Загорье, «хуторе пустоши Столпово» Смоленской губернии Российской империи. Землю, 12 десятин, купил его отец. Купил, кстати, у потомков адмирала Нахимова. Первое стихотворение было сочинено Сашей столь рано, что мальчик не мог его даже записать. Любовь к литературе привилась и проявилась с детства: отец будущего поэта Трифон Гордеевич любил читать дома вслух произведения Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Некрасова, Толстого и Никитина.
Саше приходилось на отцовском хуторе ранними утрами пасти скотину, а в школу бегать за несколько верст, сначала в одну, потом в другую, потом в третью, потому что в начале 1920-х годов они закрывались по немощи. Биограф поэта пишет: «В конопляных лаптях, а не лыковых, которые сам и вязал, “шкандыбал” каждый день по 9 километров в школу. В 11 прочел “Братьев Карамазовых”, а за “Трех мушкетеров” взялся, вообразите, только в 40 лет, уже трижды лауреатом и четырежды орденоносцем. В 12 хотел стать священником, а уже в 13 стал отчаянным атеистом. Пас скот, косил, плотничал (всю жизнь гордился, что мог с четырех ударов топором заострить кол)».
Действительно, незаурядные способности мальчика всеми были замечены быстро. Уже в 14 лет им было написано несколько поэм и стихотворений на злободневные темы.
Когда в стране проходили коллективизация и раскулачивание, поэт поддерживал коммунистические идеи – в поэмах «Путь к социализму» (1931) и «Страна Муравия» (1934–1936). Меж тем, все его семейство было отправлено в ссылку. Молодому поэту удалось вытащить родителей в Смоленск. Однако его братья были высланы как спецпереселенцы.
Их не били, не вязали,
Не пытали пытками,
Их везли, везли возами
С детьми и пожитками.
А кто сам не шел из хаты,
Кто кидался в обмороки, –
Милицейские ребята
Выводили под руки.
Так выселяли с хутора и семью Твардовских, об этом вспомнит в своей книге Иван Твардовский, который был на четыре года младше Александра. Брату довелось побывать и в финском плену, и потом сидеть в Лефортовской тюрьме, а позже отбывать большой срок в ЧукотЛаге. Самого же автора «Страны Муравии», снискавшего славу, чаша ссылок и лагерей миновала. Сталинская премия 2-й степени за поэму была вручена А. Твардовскому в начале 1941 г. К слову, «Теркин» удостоится в 1946 г. той же премии первой степени, а поэма «Дом у дороги» – через год – второй степени.
Твардовский пробивался в литературе и жизни, занимаясь интенсивным самообразованием. Есенин среди его поэтических учителей, по меткому замечанию пристального специалиста, «оттеснен Некрасовым, причем, Некрасовым без его заунывной музыки». В 1939 г. он, сам всесоюзно знаменитый, окончил уже ставший знаменитым ИФЛИ.
В том же году началась война с Финляндией, и А. Твардовский участвовал в соединении СССР и Западной Белоруссии. Затем оказался в Воронеже, в 1941–1942 гг. работал в газете Юго-Западного фронта «Красная Армия».
По мере написания «Теркина» главы публиковались в газете Западного фронта «Красноармейская правда» и были весьма в ходу у наших бойцов. В 1944 г. поэт за свое творчество (!) Военным советом 3-го Белорусского фронта был награжден орденом Отечественной войны 2-й степени, а в 1945-м – 1-й степени.
Военный корреспондент А. Твардовский
В послевоенные годы поэт многое переосмыслил, что отразилось и в его деятельности.
Большую работу он проводил, будучи главредом литературного журнала «Новый мир» – в 1950–1954 и 1958–1970 гг.
Назовем самые яркие имена опубликованных у Твардовского писателей – поэты Николай Заболоцкий, Борис Пастернак, Марина Цветаева, Анна Ахматова, Владимир Соколов, Александр Кушнер, прозаики Василий Шукшин, Борис Можаев, Константин Воробьев, Василь Быков, Федор Абрамов, Чингиз Айтматов, Юрий Домбровский, Александр Солженицын…
Под впечатлением от выступления Твардовского на XXII съезде КПСС Солженицын в 1961 г. передал ему свой рассказ «Щ-854» (позже названный «Один день Ивана Денисовича»). Редактор пригласил автора в Москву и добился разрешения Н. С. Хрущева на публикацию.
Биограф задается вопросом: почему Твардовский, с его крестьянскими корнями, русским национальным сознанием, оказался в связке не с «патриотами», а с «либералами»? В сущности, он был двойным заложником: среди либералов – заложником партии (в которую он вступил в 1940 г. и из которой вряд ли согласился бы выйти – по чувству собственного достоинства), среди партийцев – заложником вольномыслящей интеллигенции (от которой уже не мог отступиться из-за того же самолюбия). Его тянули в разные стороны, на разрыв. Поэма «За далью – даль», начатая в 1950 г. и законченная в 1960-м, принесла автору четвертую высшую государственную литературную премию страны, только теперь она называлась Ленинской.
«Птицы ловчие заклевали птиц певчих», – скажет, однако, поэт незадолго до смерти.
Литературовед, сценарист Вяч. Недошивин, некогда снявший для Первого канала ТВ фильм о поэте и тогда же написавший очерк «Третья война подполковника Твардовского», опубликовал его лишь в день 110-летия поэта, в соцсети. Цитируем: «Смотрите, в 1947-м его выдвинули в депутаты Верховного Совета РСФСР, через месяц ввели в редколлегию “Литературки”, и в том же году присудили третью Сталинскую премию, за поэму “Дом у дороги”. Даже картину “Отдых после боя” с его “Теркиным” в центре вешают в Кремле по личному распоряжению Сталина. Но одновременно, в 47-м и 48-м, в газетах и на собраниях идет ярая «проработка» его за книгу очерков «Родина и чужбина». Та же «Литературка», где он член редколлегии, публикует о нем ругательную статью «Фальшивая проза», а «Комсомолка» выходит с заголовком «"Малый мир" Александра Твардовского».
Он будет по-прежнему вставать на заре. В сапогах и в выгоревшем плаще гулять с Фомкой, ньюфаундлендом. Потом работать на участке, потом возиться с внуком.
При этом неоднократные нападки санкционированных критиков на книгу «Родина и чужбина» и поэму «Теркин на том свете», вышедшую после долгой отлежки на волне антисталинских разоблачений, а также публикации в журнале остропроблемных авторов привели к снятию Твардовского с поста главного редактора «Нового мира» в первый раз и «добровольно-принудительной» отставке с фактическим разгоном редакции в 1970 г. – во второй. В биографии Твардовского были и отказ одобрить судебный приговор писателям Синявскому и Даниэлю, и помощь в освобождении диссидента Ж. Медведева из «психушки», и многое другое.
Потому неудивительно, что его поэма «По праву памяти» легла, как говорится, «в могилу стола». Когда ее издал заграничный «Посев», поэту терять уже было нечего. От переживаний и борений он получил неизлечимую болезнь.
Он умер на даче в Пахре. 18 декабря 1971 г. «У меня, – говорил, – будет гармоничная старость». Не угадал. Дожил до дней, когда сначала не смог выходить из дома, потом на крыльцо, а позже – не смог даже сидеть – отнялась правая сторона. Инсульт. А следом – короткий рак легких. Любитель изысканных пионов поэт Александр Твардовский скончался на зеленом диване под репродукцией картины «Отдых после боя». К Дому литераторов, где стоял гроб, все подходы для тысяч читателей перекрыла милиция, вход разрешался лишь по спецпропускам. А к Новодевичьему кладбищу даже были подтянуты войска: оцепление, команды в морозном воздухе, давка толпы.
Кто-то гадает, почему у поэта почти нет стихов о любви. Он «сорок лет был женат на первой любви, на Маше Гореловой, смоляночке с синими глазами». Кто-то припомнит и мемуар поэта, как он однажды попал в вытрезвитель, напившись у Солженицына, и все твердил, что и его посадят, и пьяно хвастал: сам маршал Конев предлагал сделать его генерал-майором, да он отказался.
Однако именем знаменитого автора грандиозного «Теркина» названы улицы в Москве, Воронеже, Новосибирске, Смоленске. В его честь названа также школа, и в 2013 г. установлен памятник в Москве на Страстном бульваре, недалеко от памятника Пушкину.
Памятник А. Твардовскому в Москве. Фото автора.
Издательством «Молодая гвардия» в 2010 г. в серии «Жизнь замечательных людей» было выпущено одно из первых в новейшее время жизнеописаний А. Т. Твардовского, его автор – Андрей Турков (прежнее издание было в советское время).
Критик прав: остаются великие стихи – как великие потрясения и великие слезы, которыми оплачена судьба.
Мы слышим в вечности друг друга
И различаем голоса.
И как бы ни был провод тонок,
Между своими связь жива.
Ты это слышишь, друг-потомок?
Ты подтвердишь мои слова?..
