Как дружба с Россией помогла Эфиопии сделать итальянцев своими «данниками»

Военно-политическое сотрудничество двух стран, начавшееся в конце XIX века, быстро переросло в крепкую дружбу и помогло Эфиопии одержать победу над европейскими колонизаторами.

С началом эпохи великих географических открытий, начавшейся с середины XV века, Африка с каждым новым столетием становилась объектом всё более масштабной колонизации, достигшей апогея в XIX веке. Следствием этого процесса стало практическое исчезновение на Чёрном континенте независимых государств, к началу Первой мировой войны таковыми оставались лишь Либерия и Эфиопия. Причём, огромная роль в сохранении государственной независимости Эфиопии принадлежала именно нашей стране. 
Сам по себе этот факт показывает, насколько противоположными были подходы к дружественным государствам у России и остального, так называемого «цивилизованного», мира. Последний, в лице тех или иных империалистических хищников если и вступал иногда в схватку с хищниками одряхлевшими, поддерживая борьбу за независимость их колоний, то только для того, чтобы превратить их в свои колонии или марионеточные квазигосударства, но также под своим контролем. 
Однако Эфиопия предпочла иметь дело с теми, кого на «цивилизованном» Западе свысока считали «азиатскими варварами», и не прогадала. Хотя бы потому, что в России обитателей далёкого африканского региона отнюдь не считали какими-то «чернокожими варварами» и людьми второго сорта, но – настоящими братьями, в том числе и по вере.
У эфиопов (тогда их чаще называли абиссинцами) оснований считать себя цивилизованной нацией было больше, чем у тех же англичан, да и почти всех европейцев тоже. Поскольку история их культуры и государственности восходила к седой старине – временам легендарного израильского царя Соломона, автора нескольких книг Ветхого Завета, жившего в Х веке до Рождества Христова. В Деяниях Святых Апостолов также есть описание встречи апостола Филиппа с казначеем эфиопской царицы Кандакии, после беседы с учеником Христовым тут же принявшим Крещение. В IV веке Крещение приняли также элиты и большинство населения этого царства – приблизительно в тоже время, что и тогдашние Грузия с Арменией. 
В начале VI века влияние эфиопских властителей простиралось даже на часть Аравийского полуострова. Недаром византийский император Юстин (дядя и предшественник более знаменитого Юстиниана) всего лишь просил (но не приказывал) эфиопского царя вмешаться в ситуацию в Аравии, где иудействующий омиритский царь Дунаан подверг кровавым репрессиям христианское население крупного прибрежного города Награна. 
Эти события даже дали основание крупному немецкому философу Шпенглеру в его известной работе «Закат Европы» выдвинуть гипотезу о «развитии истории по спирали», на более раннем витке которой, по его мнению, как раз и происходили «крестовые походы» эфиопов – по аналогии с такими же походами европейских рыцарей XI-XIII веков.
Кстати, интересно заметить, что как раз в эпоху общеизвестных Крестовых походов Эфиопское царство находилось на пике централизации и могущества, в отличие от большинства стран Европы, пребывавших в то время на том или ином этапе феодальной раздробленности. Так что даже тогдашние эфиопские владыки вполне обосновано сменили свой титул с просто «негуса» (царя) на «негуса негести» (царя царей, то есть, аналога европейских императоров). И успешно противостояли экспансии и окрестных мусульманских владык, и жаждущих лёгкой наживы европейских колонизаторов.

Потом, правда, на фоне появления в Европе сначала «абсолютизма», а потом и череды буржуазных революций, в Эфиопской империи начался период «разброда и шатаний». Но даже в таком состоянии относительно разрозненные эфиопские племена представляли собой настолько грозную силу, что пытаться их поработить не рисковал практически никто.
Впрочем, в начале второй половины XIX века англичане такую попытку сделали – как раз, когда реальная эфиопская государственность вновь начала обретать второе дыхание. Однако, несмотря на формальную победу над эфиопской армией, рациональные джентльмены с Туманного Альбиона резонно решили, что «овчинка не стоит выделки». Богатств для потенциального грабежа этими «носителями бремени белого человека» (вспоминая Киплинга) в Эфиопии было намного меньше, чем, например, в Индии или той же Южной Африке с их богатейшими месторождениями золота и алмазов, а получить отпор даже от плохо вооружённых племенных ополчений можно было очень даже серьёзный.

Но англичане не были бы англичанами, если бы пустили дело на самотёк, допустив сохранение на уже почти полностью разобранном на колонии Чёрном континенте независимого, да ещё такого крупного государства. Не желая получать «неприемлемый ущерб» от непосредственного участия в войне против Эфиопии, британцы ловко подключили к этому неблагодарному делу итальянцев.
Те, как раз, незадолго до этого тоже смогли объединить свою прежде разрозненную страну (не в последнюю очередь и благодаря помощи русских добровольцев, воевавших в отрядах Гарибальди) и теперь вовсю старались побыстрее стать «полноценным европейским государством». Ну а какая может быть «полноценность» без наличия колоний?
Посему итальянское правительство тут же включилось в передел мира, пытаясь захватить те земли, до которых по каким-то причинам не дошли руки у колонизаторов-тяжеловесов – Англии и Франции. Объектами итальянской экспансии становились и Ливия, и западное побережье Красного моря.
Можно заметить, что Эритрею – прибрежную провинцию, принадлежавшую частично Египту, частично Эфиопии, Италии захватить в 1885 году всё же удалось. В первую очередь, потому, что ни египтяне, ни эфиопы её к тому времени реально не контролировали из-за доминирования там сторонников идей радикального ислама от самозваного «воплощения пророка» Махди, к тому времени уже захватившего власть почти во всём Судане. 

Но аппетиты итальянцев, возомнивших себе наследниками Древнего Рима и его непобедимых легионов, постоянно росли. В 1889 году император Эфиопии Менелик заключил с Италией Уччальский договор о дружбе и торговле. В нём содержалось положение и о том, что «император может вести переговоры с иностранными государствами через посредничество итальянского правительства». Однако в итальянском варианте договора ту же фразу перевели, как «согласен вести переговоры», а вскоре в Риме её стали интерпретировать исключительно в смысле «должен вести».
То есть, лингвистическая неточность стала трактоваться самозваными наследниками Римской империи в качестве обязательства Аддис-Абебы на классический вассалитет. Естественно, с таким наглым попранием собственного суверенитета эфиопские элиты согласиться не могли, и уже в 1893 году договор был фактически денонсирован.
Кстати, одним из моментов такого фактического денонсирования как раз и было демонстративное направление дипломатической миссии в Петербург с целью доказать всем, что Эфиопия именно что «может, но не обязательно должна» проводить внешнюю политику по согласованию с Римом.
В ответ «потомки древних римлян» стали готовиться к показательной порке непокорных эфиопов на радость потиравших руки британцев, как и во многих других случаях любивших загребать жар чужими руками.

На беду и тех, и других, потомки царя Соломона обратились за помощью не к таким «цивилизаторам»-колониалистам, как европейцы, а к тем, кого считали братьями по вере. Действительно, хотя формально Эфиопская церковь и являлась «монофизитской» (то есть, признавала лишь одно, Божественное естество в Богочеловеке Христе и только первые три из семи признаваемых в Православии Вселенских собора), но ближе к ХХ веку такие разночтения не казались уже столь существенными, чтобы мешать плодотворному сотрудничеству. 
В конце концов, Армянская апостольская церковь по вероучению тоже не слишком отличалась от Эфиопской, также будучи «монофизитской», но в Российской империи это никоим образом не являлось причиной даже для малейшей дискриминации армян.
Более того, немаловажным фактором сохранение курса на государственную поддержку Эфиопии в период передачи власти от умершего в 1894 году императора Александра III его сыну Николаю II была позиция очень влиятельного Обер-прокурора Синода Константина Победоносцева, ратовавшего за расширение церковного и государственного сотрудничества наших стран.

Так что помощь была оказана и весьма весомая. В частности, в Эфиопию было отправлено 30 тысяч винтовок и 5 миллионов патронов. В некоторых источниках это количество даже удваивается, из-за того что значительная часть груза была перехвачена по дороге итальянцами и англичанами. 
Ещё в Африку было отправлено из России 40 «горных пушек» – лёгких и скорострельных, специально приспособленных для перевозки с помощью вьюков на лошадях (в условиях африканской специфики – на верблюдах), что позволяло оперативно и быстро перебрасывать орудия даже в условиях бездорожья.
Но, главное, на помощь эфиопам отправился целый десант российских офицеров – знатоков тактики европейских армий, тут же занявших должности инструкторов и военных советников армии эфиопской.
Конечно, превращение последней, представлявшей собой на то время лишь фактическое сборное ополчение различных племён, в армию европейского образца за считанные месяцы было бы чудом. А сроки поджимали, боевые действия итальянские интервенты начали уже в декабре 1895 года.
Однако у российских друзей Эфиопии был и другой «туз в рукаве» – тактика растягивания коммуникаций противника при наступлении и широкомасштабных партизанских действий по образцу, например, действий Кутузова при отражении нашествия Наполеона. Её и применили против итальянских войск.
Результат превзошёл все ожидания – уже к 1 марта следующего, 1896 года, в ходе битвы при Адуа, 20-тысячное итальянское войско подошло с пушками, но без снарядов как раз из-за перерезанных партизанскими отрядами коммуникаций. А у эфиопских бойцов снаряды к четырём десяткам российских горных пушек были в количестве достаточном, как и патроны к российским же винтовкам Бердана, отправленных в России на склады в связи с перевооружением армии на «трёхлинейку» Мосина. Конечно, сыграл свою роль и фактор сражения за свободу своей Родины, в то время как противник сражался на чужой земле.
Итог для оккупантов был более чем печален – почти 12 тысяч только погибших, против вдвое меньших эфиопских потерь. Уцелевшим итальянцам едва удалось бежать, потеряв всю артиллерию, что привело к позорному увольнению итальянского командующего и очень скоро к отставке и назначившего его итальянского правительства. 
Преемники последнего ещё пытались что-то сделать, отправляя в Африку свежие части и занимая сотни миллионов лир на дальнейшее финансирование войны, но судьба кампании уже была решена. Начались переговоры, и при посредничестве России 26 октября 1896 года в Аддис-Абебе был подписан мирный договор, согласно которому Италия признавала полную независимость Эфиопии и её границы, в целом сохранившиеся до сего дня.
Более того, Италия согласилась выплатить Эфиопии репарации – уникальный случай в истории того времени, когда европейская страна делала такие выплаты стране африканской. 
Потом ещё долго европейские политики язвительно шутили над незадачливыми итальянскими коллегами – дескать, они стали данниками императора Менелика, что по сути недалеко отстоит от статуса вассала, в которого пытались превратить Эфиопию итальянцы. 

Стоит отметить, что эфиопская сторона тоже высоко ценила помощь своих русских друзей и рассматривала их именно в дружеском качестве, в отличие от просто «партнёров» или нанятых военных специалистов, как, например, французских офицеров.
Так, есаул (казачий сотник) Николай Леонтьев, приложивший основные усилия по реформированию местной армии по современному образцу, получил одно из самых высоких званий «дэджазмача» (аналог генерал-полковника) и командующего личной гвардией императора. Впоследствии он стал губернатором сразу двух экваториальных провинций страны.
Другой русский офицер, драгунский корнет (аналог армейского прапорщика) Иван Бабичев, также приехавший в Эфиопию на рубеже 90-х годов XIX века, дослужился до «фитаурари» (аналог генерал-майора), женился на свояченице императора и тоже стал губернатором одной из провинций, только уже на западе новой родины. Кстати, один из пятерых детей Бабичева, Виктор, стал первым командующим эфиопских ВВС в 30-х годах, а после окончания Второй мировой войны приехал в Москву в качестве дипломата. 
Конечно, эти два примера далеко не исчерпывают и героические, и карьерные свершения тысяч российских добровольцев. Но главный итог их деятельности никаким сомнениям не подлежит – Эфиопия в сложнейших условиях сохранила свою независимость и стала надёжным другом нашей страны.

Художник: Г. Седов.