Под бомбами демократии

30 лет расстрела Дома Советов России.
Продолжение очерка «Над Белым домом безоблачное небо».
 

Из записок очевидца.

Как ни суди, а бомба – демократка:
Одной бедой она равняет всех!

Дм.Кедрин

Свой предыдущий очерк «Над Белым домом безоблачное небо»  я закончил событиями вечера 21 сентября 1993 года. Тогда мы все на баррикадах у Дома Советов на Краснопреснеской набережной так и не дождались появления сил президентского спецназа для последующего штурма здания, где заседал Верховный Совет, только-только своим решением отрешивший президента Ельцина от власти за грубое попрание Конституции РФ. Государственный переворот по свержению власти Советов, провозглашённый «царём в Кремле», остался словно недоделанным, но решительные позиции, занятые обеими сторонами конфликта, делали призрачными всякие надежды на мирное его урегулирование. В этом противостоянии имелись как-бы три стороны. 
Во-первых, власть в Кремле во главе с самим «гарантом» (только теперь уже неизвестно чего, Конституция им была, по сути, уничтожена) и хунтой его приспешников, где самыми одиозными личностями были: «госсекретарь» Бурбулис (бывший преподаватель марксизма-ленинизма); первый заместитель главы правительства Черномырдина Егор Гайдар (в прошлом адепт коммунистического учения, редактор теоретического журнала ЦК КПСС «Коммунист», после ярый поборник «дикого рынка»). Сам Виктор Степанович Черномырдин (в прошлом «красный директор») старался оставаться в тени, не проявляя большого рвения в деле ликвидации Советской власти, потому Ельцин (бывший кандидат в члены Политбюро) постоянно выбирал из них двоих кого-то одного, отдавая должное Черномырдину как крепкому хозяйственнику, но в минуты запоя, недовольства и приступов подозрительности по отношению к своему окружению, любивший пригрозить: «А я вот вам сейчас Гайдара в премьеры поставлю, запоёте!» А Егор Тимурович со сладкой улыбочкой маньяка-убийцы из американского фильма про оборотней понимал, что премьером ему никогда не быть, ибо Ельцин, как бы он не был туп, не мог не знать, что после проведения и. о. премьера в начале 1992 года «обвала цен» и разорения абсолютного большинства населения страны, не было в России личности, более ненавидимой всем народом, чем этот мальчиш-плохиш из грозной сказки своего деда. К этой «несвятой троице» надо ещё непременно прибавить Моше Израилевича Чубайса (настоящее в данный момент имя этого ныне «иноагента», укрывающегося в Израиле), главного проводника «монетаристской» политики, придумавшего те самые знаменитые «ваучеры» с изображением Белого дома на лицевой стороне. После расстрела Дома Советов стала широко известной карикатура, где силуэт этого символа демократии на чубайсовском «приватизационном чеке» сгорал в клубах чёрного дыма. Благодаря массовой раздаче этих бумажек, а потом скупки их у нищего населения, недавно лишившегося своих накоплений в результате реформ Гайдара, по бросовым ценам, воротилам криминального бизнеса удалось «приватизировать» в свои карманы почти всю народную и государственную собственность России. Ну, кого ещё вспомнить из этой компании «рыцарей наживы»? Филатова, Шахрая, Шумейко... всё бывшие «народные депутаты», вовремя перебежавшие из парламентских в президентские апартаменты. Но главную скрипку в деле уничтожения Советской власти в сентябре-октябре 1993 года сыграли «исполнители» президентской воли – «силовые министры», командовавшие в то время и армией и карательными органами: министр обороны Павел Грачёв и министр внутренних дел Виктор Ерин. В особенности второй, без жёстких волевых усилий которого едва ли Ельцину удалось победить тогда.

А что представляла собой противостоящая сторона конфликта? Это депутаты Верховного Совета во главе со своим Председателем Русланом Имрановичем Хасбулатовым, его заместителем Ворониным и членами президиума Съезда народных депутатов – формально и по Конституции в то время высшая законодательная власть в стране. Но это была та самая структура, придуманная в своё время Горбачёвым для наилучшего развала СССР (первый Съезд народных депутатов СССР собрался в 1989 году, а в 1991 году СССР уже не было – более чем «успешная» деятельность «нардепов»!), что в ходе «борьбы с партократией» и привела к высшей власти Бориса Ельцина – истинного партократа, которого Горбачёв из рядового первого секретаря Свердловского обкома, где Ельцин прославился как ярый большевик, приказав снести «Дом Ипатьева», святыню русского православия – там была зверски расстреляна вся семья последнего русского императора, сделал первым секретарём Московского обкома и ввёл в Политбюро. Позже он поссорился с Горбачёвым и «ушёл в оппозицию», был замечен американскими спецслужбами, приглашён в поездку в США, где, как мы помним, восхитился сотней сортов колбасы в каком-то супермаркете, выпил на потеху американцам изрядное количество виски «Белая лошадь» и стал убеждённым сторонником «демократии». И вот этого-то одиозного типа народные депутаты сначала утвердили Председателем Верховного Совета России, а потом протолкнули и в Президенты. Они защитили его в стенах Дома Советов в дни ГКЧП, они проштамповали его преступные Беловежские соглашения, ликвидировавшие СССР, они не воспрепятствовали ограблению народа России в ходе гайдаровских реформ, а теперь получили «заслуженную» награду от своего «гаранта» – указ № 1400 от 21 сентября о ликвидации этого самого Съезда и Верховного Совета...
И вот тут-то в дело вступила третья сторона конфликта – этой стороной оказался простой народ России, русский народ в первую голову. Тот самый народ, который вдруг в новый 1992 год оказался разом и без своей Родины (великого Советского Союза) и без средств к существованию. Все полтора года, протекшие между январём 1992 и сентябрём 1993 годов шло постоянное нарастание противостояния народа и криминальной олигархии «прихватизаторов», копошащихся у трона «царя Бориса» – еврейских банкиров, продажных чиновников, разного рода «иноагентов», как сказали бы мы сейчас. За спиной новых «хозяев жизни» стояли силовые структуры США, стремившиеся разоружить Россию, лишить её суверенитета. В ельцинском окружении созрел проект новой конституции, основным положением которой стала статья о превалировании международных законов над российскими, то есть западные властные структуры, которые и определяют эти «международные» законы теперь могли контролировать всю законодательную и исполнительную власть в России. Вот проект этой воистину колониальной конституции (введённой в действие после расстрела Дома Советов, и по которой мы сейчас во многом ещё продолжаем жить) и стоял на кону того противостояния между Верховным Советом России (собственно и осуществлявшим суверенитет Законов России) и администрацией президента Ельцина, давно контролировавшейся «советниками» из США.

Характерное место я нашёл в воспоминаниях («На раскалённой сковороде», изд. «Голос», 1997) Рината Мухамадиева, члена президиума Верховного Совета, который в дни противостояния был послан вместе с ещё двумя депутатами руководством Верховного Совета для переговоров с тогдашним генеральным прокурором Валентином Степанковым, по поводу возбуждения уголовных дел против Ельцина и чиновников его команды, ведь они грубо попирали законы и Конституцию Российской Федерации, проводя государственный переворот. Степанков с болью в голосе им прямо сказал:
«Поймите вы, пожалуйста, если я решу возбудить уголовное дело, на это никто не обратит внимание. Разве вы не видите, никто не считается даже с Конституционным судом. Вот я только что вернулся из Совета безопасности, а там требуют, чтобы я возбудил уголовное дело против руководства Верховного Совета, требуют, стуча кулаком по столу...
Валентин Георгиевич почти за руку отвёл меня в угол кабинета, где стоял сейф.
– Тут будет спокойнее, Ринат, – сказал он и включил на полную громкость радио. – Если хочешь знать, мы все тут всего лишь пешки... И никто не обратит внимание, какой ход пешки делают. Течение событий не может изменить даже Ельцин. Он сам показался мне заложником. Значит, и ему так велено, так решено... В здании Верховного Совета прольётся кровь...»
Поразительная сценка! Генеральный прокурор Российской Федерации дрожит как осиновый лист, боится прослушки в собственном кабинете, утверждает, что и он, и даже сам Президент России Ельцин – заложники каких-то тёмных сил, которые велели (!) высшему руководству государства расстрелять свой собственный Парламент! Что это за силы такие можно было догадаться днём 4 октября любому самому наивному московскому обывателю, который стоя у Новоарбатского моста наблюдал издалека расстрел здания Верховного Совета. Там на набережной возвышался тогда огромный рекламный стенд «Свидание с Америкой»! Многие, верно, видели такие фото. К вечеру 4 октября 1993 года Российская Федерация превратилась в безгласную колонию США.
Но выполнение этого преступного замысла было возложено на силовые структуры российского МВД, коими управлял тогда Виктор Фёдорович Ерин, он и стал главным исполнителем расправы. Заметьте – именно он один был награждён Ельциным после кровавых расстрелов в Останкино и у Белого дома званием «Героя России»! И не стыдно было ему носить это звание? Даже генерал Аугусто Пиночет не давал звания героев тем своим подручным, что расстреливали президентский дворец «Ла Монеда» в Чили и убивали президента Альенде в сентябре 1973 года. Почти ровно за 20 лет до расстрелов в Москве... 

Да, именно день 27 сентября, когда в Кремле под председательством Ельцина состоялось заседание Совета безопасности, где и было принято решение о начале силовой расправы над защитниками Верховного Совета, стал поворотным пунктом в том противостоянии. Именно тогда окончательно замкнулось кольцо окружения вокруг Белого дома. Если до того туда ещё можно было проникнуть людям, приходящим почти каждый день на митинг на «Площадь Свободной России», как называлось это пространство перед зданием Верховного Совета, чтобы послушать выступления депутатов с трибуны Белого дома, то с 27 сентября это было строжайше запрещено под угрозой лютой расправы. Появилось огромное количество ОМОНа в белых касках, сил спецназа в зелёной броне своих БТРов, появились ряды машин-поливалок, загруженных химической пеной, устанавливались бетонные блоки заграждения, разматывались спирали Бруно – адской колючей проволоки, из которой невозможно вырваться. Начались избиения демонстрантов возле метро «Краснопресненская» и станции «Баррикадная». Чтобы не быть голословным, обращусь вновь к книге воспоминаний депутата Президиума Верховного Совета Рината Мухамадиева, который после встречи с Генпрокурором Степанковым оказался у метро «Краснопресненская» в тот самый день, когда силам МВД был отдан приказ о жёстком подавлении митингующих...
«В Краснопресненском парке было полно милиционеров и омоновцев. Они понаехали на 30–40 машинах и ждали только, когда разгорится митинг. Раздалась команда:
– Слезать с машин!
Мы не успели моргнуть, как они тремя-четырьмя шеренгами окружили митингующих с трёх сторон. Люди даже не успели заметить, как всё это произошло. Только что они слышали с трибуны митинга о "демократии" и "правах человека"...
Сидящий в крытой машине милицейский полковник громко приказал: "Окружить и теснить к станции метро!" От одновременной поступи тысяч сапог площадь словно застонала. И омоновцы начали наступать на людей, напирать на них металлическими щитами. А того, кто не успел отойти, тут же начали избивать резиновыми палками. Послышались женские крики, мужская ругань. Все пытаются протестовать, устыдить, убедить. В ответ – удары. У многих изо рта и носа течёт кровь. Если поднимешь руку, чтобы возразить, пиши пропало – тебя тут же ударят ребром металлического щита, растопчут и пойдут дальше... Вот какой-то старик пришёл со своим внуком. Всё лицо у него в крови, кажется, и нога сломана, не может шагнуть. Хочет вскочить на ноги, но падает, опять вскакивает, опять падает... Но внука не выпускает. Ребёнок просит помощи, плачет, кричит:
– Убивают дедулю, убивают!..»

Мне самому пришлось поучаствовать в одном таком столкновении там, у метро «Баррикадная», но всё-таки хочется вспомнить другое... Последний доступный народу митинг на «Площади Свободной России». Помню, ехал я на «Баррикадную» и уже в вагоне метро начались политические разборки. На старушку с самодельным Красным знаменем стал наскакивать какой-то весьма упитанный тип, обзывая её «красно-коричневой» и «большевичкой». Пришлось вмешаться и произнести целую лекцию, что к старым людям нужно относиться с уважением. А тот полез на меня с кулаками, метил ударить по горлу, опытный вояка, ничего не скажешь... Но мы со старушкой не отступили, вмешались другие пассажиры, и мы потом пошли вместе к Белому дому, развернув её маленькое Красное знамя... Прошли сквозь ряды заграждений из колючей спирали Бруно, мимо молодых ребят из внутренних войск, которые в полном боевом облачении, в касках и с автоматами (им, видимо, внушили, что здесь собираются отъявленные террористы и у каждого в кармане бомба) испуганно поглядывали на стариков и старушек, на молодёжь, молодёжи было немало там. Но были люди и средних лет, в основном – простой, обнищалый, судя по поношенной одежде, народ. Белый дом находится как бы в низине у набережной, когда спускаешься к нему со стороны «Краснопресненской», то открывается широкая панорама этой самой «Площади Свободной России». Теперь этой панорамы вы не увидите там, теперь площадь окружена фундаментальным металлическим забором, построенным после событий по распоряжению Виктора Степановича Черномырдина, не забором – "китайской стеной" с массивным КПП! А тогда всё было открыто. И вот что меня поразило тогда и сейчас стоит перед глазами: вся площадь была в дыму костров, устроенных перед палатками добровольных защитников Верховного Совета, а вокруг кольцом расположились позиции войск карателей. Дым поднимался к вечереющему небу, и казалось, что это какое-то древнее племя остановилось здесь, но его нагнало войско фараона, и сейчас поступит команда бить и уничтожать этот народ, непослушный воли владык...
...Митинг, на котором выступали и Руцкой, и Хасбулатов, шёл уже к концу, когда на балкон Белого дома поднялись девушки в русских народных костюмах и в сопровождении баяниста, видимо, руководителя ансамбля. Это приехал поддержать защитников Советской власти народный русский хор из Электростали или из Ногинска – к сожалению, точно не запомнил. Как же они пели под баян! Вся площадь подпевала им: «Распрягайте, хлопцы, коней, залягайте спочивать. А я выйду в сад зеленый, в сад криниченьку копать...» Песня украинская, но в то время никто и не думал, даже в страшном сне не мог представить, что через 30 лет русские и украинцы будут убивать друг друга... До чего же мы дошли за 30 лет «демократии», обмениваемся теперь ракетными ударами, посылаем друг на друга дроны с бомбами, а начиналось ведь всё это тогда, в Москве 1993 года, когда по воле этой «демократии» погибли последние защитники Советской власти. «Распрягайте, хлопцы, коней...»

После 27 сентября и того знаменитого заседания Совета безопасности в Кремле у президента, где и были приняты окончательные решения по расстрелу и разгрому защитников парламента, события покатились как под горку со всё возрастающим ожесточением. Каждый день только усиливал противостояние. Но тогда центр событий переместился от стен Дома советов, который окружала целая армия «генералиссимуса», как шутили тогда (такую он набрал силу), Ерина, на площади и проспекты Москвы. Ведь решения ельцинской камарильи о «силовом» решении вопроса стали известны и в Верховном Совете. Неудивительно, в ФСБ (бывшем КГБ) были люди, резко противостоящие МВД, ведь Виктор Ерин лелеял планы создания объединённого министерства силовых структур, т. н. «Министерства безопасности и внутренних дел» (МБВД), такого аналога ежовского НКВД, где главным лицом, естественно, должен был стать он. Верховный Совет вовремя пресёк эти поползновения главного охранника, и таковая структура не состоялась, но теперь Виктор Фёдорович решил, что пришло его время. Действительно, а на кого можно было опереться Ельцину в борьбе за власть с Верховным Советом – только на карателей. И карательные структуры Ерина старались вовсю! Побоища у метро «Баррикадная» и «Краснопресненская», на Пушкинской площади и, наконец, кульминация столкновений с демонстрантами – события на Смоленской площади 2 октября, где впервые демонстранты не стали покорно подставляться под дубинки ОМОНа, а дали жёсткий отпор «правоохранителям». Тогда впервые в рядах сторонников Верховного Совета помимо бабушек и дедушек с кастрюльками на головах (я и такое видел) и разномастной толпы московского народа, появились крепкие, бойцового типа молодые люди, одетые в плотные спортивные костюмы, не стесняющие движений, хорошо владеющие приёмами рукопашного боя, прекрасные специалисты в автотехнике. При первой возможности они захватывали автотранспорт ОМОНа и направляли грузовики на ряды правоохранителей. Кто были эти люди? До сих пор это неизвестно. Они как появились на московских площадях, где шли побоища, так и бесследно исчезли куда-то, когда обстоятельства переменились. В плен они не сдавались! Если бывали ранены, то быстро умирали, словно запрограммированные на несдачу в плен, а никаких документов при них не было. Омоновцы и милиция Ерина их особенно боялись и часто не выдерживали их сплочённого удара, несмотря на то, что у них не было никакого оружия! Говорили, что это какие-то боевики Руцкого, тайное подразделение Верховного Совета – но это гадание на кофейной гуще. Но вот уже в наше время, наблюдая действия и приёмы бойцов «Вагнера», я узнаю много похожего, хотя в те времена ни о каких ЧВК и слыхом никто не слыхивал. Но кто знает...
Во всяком случае к дню 4 октября, когда, как стало известно всем, должна была «силовым» путём разрешиться патовая ситуация вокруг Дома Советов, готовились обе стороны. И силы, защищающие Советскую власть, решили, видимо, действовать на опережение. А действовать было надо, ведь через своих людей в окружении Ельцина в Белом доме стало известно, что тот вызвал к себе «на ковёр» Павла Сергеевича Грачёва – министра обороны – и категорически приказал ему (на словах) ввести в Москву танки и быть готовым ударить из их орудий по высшему законодательному органу России! Грачёв не мог не подчиниться Верховному главнокомандующему Ельцину (ни дня не служившему в армии), но потребовал письменного приказа на эти действия. Грачёв прекрасно понимал, что потом всё свалят на него, Ельцин отречётся от чего и от кого угодно, а в тюрьму Павлу Сергеевичу не хотелось. Ельцин с ненавистью посмотрел на своего министра, но письменный приказ выдал. Однако и это не помогло – танкисты отказывались идти на преступление. Но надо вспомнить, что это были за времена. Офицерам ВС по месяцам не платили жалованье, те же танкисты вынуждены были подрабатывать грузчиками по ночам, чтобы прокормить семьи, нанимались в частные охранники к нуворишам. А тут им пообещали аж три тысячи долларов (бывший идеолог научного коммунизма Егорушка Гайдар постарался) за несколько выстрелов по «символу демократии» Белому дому, относительно которого танкисты были преисполнены отвращения, ведь они помнили, как опозорили Советскую армию под стенами этого дома в августе 1991 года. И кто опозорил? Да вот эти же депутаты Верховного Совета, тогда все как есть – ярые ельцинисты. Так что в этой стрельбе по Белому дому танкисты выкладывали своё злорадство, свою месть «демократам» за прежний позор. Грачёв сформировал шесть танковых экипажей из числа военнослужащих Кантемировской дивизии, но два экипажа в последний момент отказались, на боевые позиции на Новоарбатском мосту (под стенд «Свидание с Америкой») вышли всего четыре танка, причём активно стреляли всего два, которые расположились собственно на мосту, на самой удобной близкой позиции. Но и этого хватило...

Однако вернёмся к событиям 3 октября. И тут я хочу рассказать о своих собственных впечатлениях, вынесенных из тех дней. Мои впечатления были неполные, я многого не видел, не во всём участвовал, не мог предвидеть разворот событий, но это – мои впечатления, мои мысли, мои надежды и мои разочарования. Итак, в воскресенье 3 октября я отправился на Октябрьскую площадь, где «Трудовая Россия» Анпилова устраивала очередной митинг, названный «Всенародным вече». Ничего экстраординарного не предполагалось – ну «вече», так «вече»! Поговорим, покричим известный слоган тех дней: «Ельцин, пьяная свинья, убирайся из Кремля!» Так я это и на Красной площади кричал вместе со многими. Однако настроение у меня было хорошее. Погода была как на заказ – тёплая золотая осень, небо словно голубое блюдо, ярко, светло, солнечно! Заехал сначала на Ваганьковское кладбище, на могилу Есенина, там в этот день всегда читаются стихи – день рождения великого русского поэта, первого из русских национальных поэтов. Вспомнилось его: «Мы теперь уходим понемногу в ту страну, где тишь и благодать...» Да, как-то не верилось, что в этот и следующий день многие из русских людей уйдут в эти голубые небеса... На Октябрьской площади, сразу по выходе из метро, люди сталкивались со стеной ОМОНа. Ну это было привычно. «Митинг запрещён!» – хрипели громкоговорители стражей порядка. И, знаете, я не видел в первый момент какого-то большого ожесточения. Наоборот, толпа была настроена довольно мирно, стычек с милицией поначалу не было. Что ж, площадь оцеплена, к памятнику Ленину не подойдёшь, люди стали уходить в сторону площади Гагарина по Ленинскому проспекту – это всем памятный маршрут первомайской демонстрации, когда против населения своей «дорогой столицы» её мэром Лужковым была применена сила. Там на проспекте скопилась огромная масса людей, весь проспект был запружен, и я оказался в середине этого бурного потока. И вот тут произошло то, что запомнилось на всю жизнь. По проспекту со стороны площади Гагарина скорым шагом шла большая группа тех самых молодых людей в спортивных костюмах. Они поражали своим высоким ростом, боевым настроем. Эта группа увлекла за собой и всю толпу. И получился эффект оттянутой и спущенной пружины. Вся толпа сторонников Верховного Совета, увлекаемая этими чудо-богатырями (иного слова не подберу), ринулась со страшной силой на ряды ОМОНа со щитами. И я сам оказался в этом водовороте, и меня швырнуло на эти щиты. Но я был просто песчинкой в этом потоке. Тут у меня память отключилась, несколько минут своей тогдашней жизни я просто не помню. Дрался я там с кем, пробивался ли куда, но, оказавшись в центре побоища, я вертелся там, как волчок, и вдруг увидел, что омоновцев просто расшвыряло во все стороны со страшной силой. И всю площадь очень быстро заняли митингующие. Обалдевший, ничего не понимающий, я забрался на пьедестал памятника Ленину (впрочем, я там был не один) и, подчиняясь охватившему меня восторгу, сорвал с головы свою вязанную шапочку с вышитым на ней двуглавым российским орлом и начал неистово махать ею, приветствуя революционные массы. Это был миг победы! На какой-то миг мы разгромили части свирепого еринского ОМОНа и мне показалось тогда, что всё и закончилось, что теперь можно передохнуть. Честно скажу: у меня и в голове не было мыслей, что можно пойти на Крымский мост, прорваться сквозь ежи спирали Бруно, разгромить стоящие там части спецназа, потом пройти всю ту часть Садового кольца до Смоленской площади, а после и освободить от блокады Белый дом! Меня подвело то, что я там вертелся все эти дни, видел своими глазами, какие там возведены укрепления, сколько там военной техники, тысячи (блокаду Дома Советов осуществляло три тысячи бойцов спецназа – это я после прочитал) еринских головорезов... Я не мог себе представить, и сейчас не представляю, как это невооружённая гражданская толпа митингующих с Октябрьской площади добралась до Белого дома и сокрушила все укрепления спецназа, обороняемые солдатами внутренних войск, вооружёнными до зубов. Имевшими приказ стрелять на поражение... Не преуменьшая геройства демонстрантов, я всё-таки думаю, и не я один, что это была сознательно подстроенная ловушка, долженствующая завлечь всю основную массу сторонников Верховного Совета в этот мешок, зажатый между Белым домом, зданием Мэрии, гостиницей «Мир», американским посольством (да-да!) и Краснопресненским стадионом. Чтобы после и расстрелять здесь всех скопом. 

Но первый массовый расстрел был произведён вечером того дня, когда уже закатилось солнце, не у Белого дома, а в Останкино у телецентра. Но я там не был, ибо с Октябрьской площади поехал домой к себе в Подмосковье. Так как был твёрдо уверен, что события на этом в тот день и закончатся, что к Белому дому пробиться совершенно невозможно, нереально, не стоит и пытаться. Некоторое время я ещё сидел на скамейке в скверике за Октябрьской площадью, переживая всё случившиеся и посматривая на ряд щитов омоновцев, выстроившихся защищать своё министерство, расположенное неподалёку на Житной улице. Потом я купил бутылку какого-то отвратного портвейна в винном киоске, которых тогда было много везде, и... напился. Дело в том, что моя психика просто не выдержала того потрясения, когда я участвовал в стычке с ОМОНом на Октябрьской площади. В общем, я понял, что я совсем не боец... Не помню, как я добрался домой и лишь только поздно вечером, включив телевизор, я с потрясением узнал, что идёт штурм Останкино, увидел эту знаменитую табличку во весь экран: «Телетрансляция прервана, первый этаж телецентра захвачен вооружённой толпой». И это была полная ложь, так как никто телецентр не захватывал, там шёл обычный митинг, каких много было тогда, и лишь прибытие генерала Альберта Макашова с группой вооружённых людей от Белого дома обострило ситуацию, так как эта группа попыталась грузовиком протаранить стеклянные двери в здание телецентра, а в это время там раздался взрыв светошумовой гранаты. После чего спецназовцы из спецподразделения «Витязь», приняв всё это за начало штурма, начали бешеный расстрел безоружной, за редким исключением, толпы перед зданием телецентра... О событиях в «Останкино» много написано, но много и посейчас остаётся загадкой. Так нет ответа на главный вопрос: что это было – специально рассчитанная ловушка или трагическое непонимание ситуации со стороны силовых структур? Трудно представить себе, что особо элитное спецподразделение «Витязь», призванное захватывать объекты в тылу врага, сражаться с целыми полками спецназа противника, вдруг было послано расстреливать гражданский митинг... Хотя от ельцинской хунты всё можно было ожидать, конечно, а у страха глаза велики. Вдруг им представилось, что на Останкино идут целые полки вооружённых до зубов террористов? Всё может быть, события в Останкино требуют особого изучения, но это была первая большая кровь, пролитая в те дни.
Вот так и получилось, что я оказался у стен Белого дома только во второй половине следующего дня 4 октября. Мне удалось пробраться даже до Горбатого мостика, и я увидел разбитую баррикаду... А там уже шёл сплошной расстрел. Танки били с Новоарбатского моста. Своими глазами я видел, как снаряды влетают в широкие окна Дома Советов, и после каждого попадания из окна, как из печки, вырывается столб ярко-красного пламени, а потом клубы чёрного дыма уходят вверх, и мгновенно образуется на стенах угольно-чёрная полоса. И так – окно за окном, этаж за этажом... Кислый запах сгоревшей взрывчатки и сейчас преследует меня... Эта картина и сейчас у меня перед глазами. А ведь там были сотни людей, я это точно знаю, но от них остались только тени на стенах комнат. Рабочие турецких строительных фирм, которые были наняты для ремонта этого здания, потом признавались, что отказывались работать в иные моменты, так как везде была кровь, куски разорванных тел, полусожжённые останки людей. Тогда приезжала специальная военная команда в противогазах, очищала помещения. Мне рассказывали свидетели, что две недели после этих событий (а бои во внутренних помещениях Дома Советов продолжались ещё и 5 октября!) по ночам к набережной подплывала неизвестная баржа и туда грузили трупы. Сколько их было? Ничего точно неизвестно – от нескольких тысяч до сотен последних защитников Советской власти. Точно известны имена только 164 человек. Министр-палач Ерин нагло утверждал, что из Дома Советов вынесли лишь 46 трупов. Вот и судите...

Я вот думаю: мы много пролили слёз над судьбой сожжённых бандеровцами заживо русских патриотов в стенах Дома профсоюзов в Одессе. Правильно пролили, этому зверству нет оправдания. Но почему наши власти даже сейчас не хотят вспоминать о судьбе погибших защитников Верховного Совета? Поставить им памятник. Ведь они защищали Конституцию, как-никак! Почему их называют мятежниками, даже восставшими, а само событие Октябрьским восстанием в Москве. Мы не были никакими мятежниками или даже повстанцами. Мятежником и путчистом был Ельцин со своей камарильей, вот уж точно «игравшим услугами полулюдей», как сказал поэт. Мы были защитниками Конституции, пусть зарубят это на носу все. Пусть нынешнее государство окажет помощь тем защитникам, кто был ранен тогда, если они ещё живы, или их родственникам пусть будет выплачена компенсация. Ведь над Россией с этого дня 4 октября тяготит рок, карма, если хотите. Через год началась чеченская война, потом взрывы домов в Москве, потом Норд-Ост, теперь война на Украине. Список жертв открылся тогда – погожим днём 4 октября 1993 года, и первыми жертвами этого списка стали защитники Дома Советов. Мне не пришлось, положа руку на сердце, стать в их святые ряды, я так и остался лишь свидетелем всего произошедшего, но и только лишь как свидетель и очевидец я требую от государства и нынешних депутатов: сделайте день 4 октября Днём защитников Конституции. Воздайте должное жертвам политического террора, положившим головы за право и справедливость! За Россию...