Подружка

На чёрно-белом фото плохого качества незнакомое лицо, выражение отстранённое. Рядом со мной на снимке подружка Ленка. Барышни. 
Актовый зал школы, июль, вручение аттестатов, официальная часть. Потом будет общий школьный вечер, и в конце дня мы все соберёмся на квартире. Надо же, забыла, у кого из одноклассников будем отмечать окончание школы. Девочки накроют стол, ребята принесут сладкое красное вино для девочек, а сами будут пить водку.
Экзамены в 70-х сдавали весь июнь. Ночами честно зубрила билеты, днём консультации в школе, вечерами собирались в парке на танцплощадке, не помню, чтобы я днём отсыпалась. К концу месяца вид у меня был измученный, бледное лицо с запавшими глазами. 
В универмаге в те тощие годы хоть шаром покати, скучные модели унылых платьев, на вешалках в изобилии старушечьего цвета женские байковые халаты, в них только в больницу. Кто побогаче, ездили в Вильнюс на барахолку, привозили дорогие замшевые юбки с бахромой, кожаные сумки, венгерские батники, красные польские сапоги-чулки, туфли на цветной танкетке, джинсы по умопомрачительным ценам – 200 рублей.
Модные вещи доставались или по блату, или иди в ателье индивидуального пошива. Поэтому ещё в мае мама привела меня в ателье. Заказала белый шёлковый костюм, манжеты, воротник почти матроска, короткая юбка в мелкую складочку, сверху блуза с длинными рукавами, специально для выпускного и будущих экзаменов в университет. Через месяц пошла забирать обновку. 
Чуть сутулая, маленькая закройщица-хромоножка Галина Ивановна стала примерять на мне готовый летний костюмчик. Она ловко накинула на меня юбку, и та тотчас прошелестела сверху вниз по моей тонкой, почти бестелесной фигурке, приземлившись на полу тесной примерочной кабинки.
Закройщица нахмурилась, по ведомости она уже закрыла заказ, мне оставалось заплатить в кассе и уйти с костюмчиком из ателье.
– Придётся ушивать, – озабоченно сказала портниха и поджала тонкие губы. – Чего ж ты так слетела, худющая как вобла.
Я промолчала, из глубины высокого зеркала на меня смотрела незнакомая, хмурая барышня, на переносице недовольно сдвинуты темные брови. Галина Ивановна набрала полный рот булавок и на живую схватывала ими по шву юбку. Она спешила, несколько раз острые булавки задели мою кожу на спине и боку. Шёлковая блуза тоже болталась на мне, как на карандаше.
– Работы много, надо расточать швы, еще подрезать, а у меня заказов, – закройщица провела рукой по шее, – зашиваемся. Будет готов только через неделю.
Она сгребла мой костюмчик, утыканный булавками, и захромала в пошивочный цех. Мне так хотелось на выпускном похвастаться перед одноклассницами модным костюмчиком. Что же делать?

Ранней весной мама принесла из комиссионки кружевное белое платье на атласной подкладке, на её взгляд, очень красивое. Импортная вещь. Подруга-продавщица ей оставила платье с бирочкой «Made in GDR».
– Сорок рублей, – предупредила мама. – Себе такое не позволю. Дорого.
Я сразу заартачилась, надулась, но ослушаться маму не могла. Платье для меня совсем немодное, может, даже свадебное, с чужого плеча. А мне мечталось что-то своё, уже и фасончик присмотрела в журнале мод, и ткань выбрала, плотный шёлк. Неужели придётся тащиться в школу в невестином платье?
Пошла в парикмахерскую, раньше никогда не посещала такие женские заведения, обходилась легкомысленной чёлкой и хвостиками. Но только за ворота школы – волосы сразу распускала по плечам, ветер свободно трепал их и развевал. У витрин задерживала шаг, заглядывалась во все стеклянные отражения, сама себе нравилась, особенно волосы, они как хотели разлетались по плечам, никакие резинки не сдерживали их густые волны. 
Парикмахерская была в нашем дворе, в полуцокольном этаже соседнего дома. Парикмахерша, молодая женщина в синем халатике, непрерывно болтала, мне казалось, она задаёт вопросы сама себе, не нуждаясь в моих ответах.
– Так, так, радуйся, у меня сегодня записи нет – отпуска, кому в отпуска нужны сложные, художественные причёски? – осматривала она мою пушистую копну с завитками у виска. – Верх заберём назад, сзади поднимем, сбоку подкрутим…
На верхнем кармане её фирменного халата вышито красными буквами «Лилия Лях».
– Голову мыла? Бери шампунь, экономней… Вчера один пришёл подстричься, глянула, у него зверинец – вши прыгают. Я ему половину головы подстригла и отправила домой, пусть выведет вшей, а потом в приличное заведение приходит. То же, мне клиент. Иди к фену, сушись. 
Мне было всё равно, только бы побыстрей крутила на бигуди.
После сушки парикмахерша спросила. 
– Тебя как зовут?
– Таня, – соврала я.
– Зови меня по-простому – Лиля, сама недавно школу закончила, планы строила куда-нибудь уехать, от мачехи подальше. Не успела, замуж выскочила. Ты замуж не спеши, успеешь, дело нехитрое, помни – любовь быстро закончится. Работа, дом, опять работа, вечером в садик за дочкой, дома кухня, так каждый день.
Было раннее утро, Лилия Лях всё своё внимание переключила на меня. Она оценивала свои возможности, цокала языком, выражение её живого лица всё время менялось, оно то хмурилось, то светлело, наконец, она довольно хмыкнула и предложила:
– Может, красочкой пройдёмся, легонько, облондинимся, а чего, тебе пойдёт.
– Не надо облондиниться, – вставила свое слово я.
Парикмахерша Лилия присматривалась ко мне, заворачивала пряди волос то в одну сторону, то в другую.
– Слушай, а шиньончика у тебя нет? Можно такую высокую бабетту соорудить, а сверху веселенький шиньончик пристроить.
– Не надо.
– Не надо, не надо, – передразнила она меня.

В конце концов созрела для решительных действий, схватила расчёску, и стала быстро накручивать пряди влажных волос на крупные бигуди, чуть сбрызгивая лаком.
– Импортный лак, польский, знакомый привозит, – важно подчеркнула парикмахерша.
Закатав всю мою голову в два десятка бигудей, затем Лилия присела на стул и принялась листать журнальчик.
– Посиди так часок.
Время медленно тянулось. От скуки я глядела в окно, наблюдая, что происходит в нашем дворе. Но там было безлюдно, пыль успела прибить недавно ещё весеннюю зелёную траву, у подъезда голая площадка и две одинокие лавочки.
Лилия отложила в сторону журнальчик.
– Сегодня клиентов не будет, дыра, такой день между авансом и зарплатой… Я мигом сейчас пофантазирую, сочиню тебе причёску, закачаешься.
Её энтузиазм мне не понравился. Для неё моя прическа, скорее всего, объект её немногочисленной практики.
Лилия живо принялась за работу, она прядь за прядью ловко подхватывала мои длинные волосы, сбивая их в легкий пух, подкручивала в локоны и тут же обильно сбрызгивала лаком. Шпилек ушло две пачки, моих из дома не хватило, парикмахерша добавила свои. Голова моя тяжелела, затылком чувствовала, как что-то объёмное росло у меня и оттягивало шею. 
– Готово! – радостно объявила Лилия. – Можешь двигать домой, даю гарантию, неделю смело можешь спать, причёска не помнётся.
Она повернула боковые зеркала трюмо, чтобы мне было хорошо разглядеть результат её трудов. Объёмные формы причёски меня чуть смутили, мелькнула мысль – «Буфетчица». Сунула ей в карман трёшку и выскочила из зала.
Вечером примерила кружевное платье, новые туфли.
– Тебя не узнать, взрослая барышня, – отметил отец, увидев моё застывшее в зеркале унылое лицо. 
Мне показалось он тоже смущён моим взрослым видом.
Действительно, на причёске можно было спать, она слегка пружинила, я не чувствовала своих волос, они прочно были залиты импортным лаком.

На следующий день мы отправились в школу, отец шёл впереди, я медленно плелась за ним. Мне всё не нравилось, казалось чужим: длинные рукава нарядного платья, широкий крой кружевной юбки, холодок атласного нижнего белья.
Первой у школьных ворот встретила белобрысую Ленку. С учителями на уроках она дерзкая, может и поспорить, особенно по химии и математике. Достанет из портфеля дополнительный учебник для подготовки в вуз и доказывает какой-то особый вариант решения задачи. 
Школьную коричневую форму Ленка игнорировала, синюю юбку подворачивала выше колен, на белой блузке жилет крупной ручной вязки, сама связала на спицах, комсомольский значок не носила, огрызалась с комсоргом, с субботников убегала. Характер независимый, вольный. Как-то все смирились с её непокорностью. В дневнике отметка по поведению выше «удовлетворительное» не поднималась.
У неё с весны завязался роман со взрослым парнем, вернулся из армии, каждый вечер – свидание, ходили в кинотеатр на вечерний сеанс, в темноте последнего ряда с удовольствием обнимались и целовались. 
Ленка не учила билеты, опаздывала на экзамены, долго не могла отдышаться, стояла столбом перед классным Георгием Ивановиче, мимо ушей пропускала его строгие нотации. Всем было понятно: всё школьное ей давно безразлично, выезжала на крепкой памяти, и, вообще, у неё давно другая жизнь, переполненная любовными переживаниями и нечаянным счастьем. Экзамены Ленка сдавала удачливо, учителя между собой шептались, не одобряли её пухлые, зацелованные губы. Но выпускница ни на кого не обращала внимания, поглощённая собой, она сияла нездешним светом.
– Привет! – Ленка первой зацепила меня: – Ну ты, подруга, и выглядишь… 
Она не знала, что с ходу сказать, подбирала слова.
– И как же я выгляжу? – переспросила с раздражением. 
– Как невеста, – выпалила Ленка, – а я осенью за Сашку замуж выхожу, одолжишь платье? Мы быстро распишемся, без церемоний, только кольца купим, уедем на БАМ, не здесь же прозябать…
Она вдруг заморгала густо накрашенными ресницами, неужели подружка заплачет?
– Заштатный городишко. Один кинотеатр, одна библиотека, один ресторан, одна приличная улица с фонарями, – перечисляла Ленка, презрительно сожмурив свои голубые глаза – вечерами везде темно.

Её блеклые прежде глаза заиграли новой, насыщенной синевой. Среди одноклассниц она никогда не считалась красавицей, мечтательная, сама по себе, но в то лето расцвела. Ровный золотистый загар оттенял её яркие, почти белые волосы, изменился и её голос, она говорила со мной слишком громко, самоуверенно и почти высокомерно.
– Хоть завтра, бери, мне не жаль, – зло ответила ей.
Только теперь спокойно разглядела школьную подружку. Её выбеленные за июнь почти льняного цвета волосы свободно падали на голые плечи, никакого начёса и лака, но много косметики, смело подведённые чёрным карандашом брови, глаза, маминой розовой помадой губы. Подол простенького ситцевого платья выше колен, открытые загорелые плечи, всё так заурядно. Не то что у меня! Буфетчица!
Вечер для меня был испорчен. Мне хотелось исчезнуть, но я дождалась конца официального торжества, получила аттестат, передала отцу. Он был рад уйти из школы, рядом с ним уже крутился его давний дружок, дядя Лёня, отец Ленки.
– Доча, мы давно не виделись, то да сё, надо поговорить, – виновато оправдывался отец. 
Но я уже знала, давние друзья сговорились, жён рядом нет, направятся прямиком в привокзальный буфет, закажут пива, а может, чего-нибудь и покрепче.
Ко мне подошёл такой же белобрысый, как Ленка, простодушный дядя Лёня, его круглая лысина покраснела от волнения, он часто моргал редкими белёсыми ресницами.
– А дети-то наши выросли, твоя смотрится как невеста, хороша, – удивился дядя Лёня.
– Нет, доча моя обычная, ей вчера в парикмахерской такое накрутили, на себя не похожа, – оправдывался отец, а сам незаметно вложил мне в ладонь деньги. – Может, понадобятся.
К нам подошла сияющая Ленка, как будто вчера вернулась с южного пляжа, загорелая и красивая.
– Конечно, пригодятся, дядя Серёжа, детям на лимонад.
Ленка обняла отца.
– Не ждите сегодня меня с мамой, будем всем классом рассвет встречать, не приду.
Я-то знала, что Ленка не останется с нами, с классом, у неё другие планы. Так и случилось. После торжественных речей директора школы, заметила в дверях актового зала высокого парня, её Сашку. Она бросилась к нему на встречу, весело помахала всем рукой, резко тряхнула головой, и её выгорелые на летнем солнце до чистой белизны волосы, рассыпались широкой волной по голым плечам.
Рассвет мы встретили на новом мосту, стройка ещё не была закончена, но мы обошли ограждения, поднялись на высокую эстакаду, смотрели на город, на горячий, дрожащий шар солнца, он медленно поднимался из туманной зяби вверх. Наши ребята разливали шампанское в единственный стакан, он пошёл по кругу, мы пили по глотку, много шумели, пели, орали, даже курили, обнимались, плакали, обещали встречаться, не забывать друг друга.
Утром, усталая, добрела домой. Зашла сразу в ванную, открыла горячую воду и долго держала свою лакированную голову под краном. Долго смывала под водой твердую, похожую на валенок, прическу, из неё щедро сыпались шпильки.
Белое кружевное платье надолго спрятала в шкаф, чтобы глаза мои не видели это великолепие.
С того дня я Ленку никогда не видела. Осенью моё белое кружевное платье, видимо, ей не понадобилась, она и без него легко вышла замуж, уехала на стройку БАМа. Многие мои одноклассники разъехались из родного городка учиться, какие-то редкие новости доходили до меня. Но класс наш на деле оказался не дружным, встречи не поддерживались, вскоре и мы с мужем переехали в другой город. С годами всё само собой сошло на нет, забылось, отмерло, как и не было десяти наших общих лет.
Нарядное платье как-то попалось мне на глаза, вдруг посмотрела на него взрослыми глазами. Надо бы придумать что-то практичное, прикинула и взялась за дело. Как раз приближался новый год. Белое платье выкрасила в чёрный цвет, атласный чехол в алый. Получился новогодний наряд, почти Кармен.

…Белобрысая Ленка умерла в конце ноября ковидного года. Тогда многих подкосил злосчастный странный вирус. Ещё не старая, всего шестьдесят пять. У неё уже были внуки от единственного сына. Болел и Сашка, они даже лежали в одной палате, но муж выкарабкался из лап костлявой дамы. И какой он Сашка? Александр Петрович, солидный мужчина, главный инженер строительного треста.
Жизнь школьной подружки сложилась удачно, заочно училась с мужем в одном институте, она на экономическом, он на инженерном. Выросла до начальника планового управления. Рано поседела, прямые волосы слегка подкрашивала синькой в цвет голубых глаз. До последних дней никогда их не закалывала, с юности осталась привычка – волосы небрежно и свободно рассыпались у неё по плечам.

Художник: Р. Кудревич.