Верность (окончание)

(начало в № 169)

...Неожиданно Тоймас пропал и не показывался два дня. Хозяева пса, особенно Шохида, искали его, даже заглянули во двор к Коплону. Владельцы дорогого дома бродили меж рядами саженцев в саду и в поисках следа собаки обселедовали даже грязные канавы. 

Я тоже отправился на его поиски. А моё сердце между тем чувствовало что-то неладное. Но я был уверен, что смогу найти Тоймаса. Он был очень смелым псом. Без него и разговор с соседскими собаками был неинтересным, и пробежки были скучными. Было очень странно, что такой друг неожиданно пропал. 
В одном из дворов неподалёку ночами играли в азартные игры. Хозяин дома переехал в соседний кишлак, чтобы там заниматься сельским хозяйством, но время от времени наведывался в старый дом с такими же как он игроками, и тогда ночью можно было видеть огонь в очаге. 
Один раз я увидел человека, часто приезжавшего ночью в это место, он зашёл за дом в сад нашего соседа Атобоя, чтобы помочиться, и по пути всё глазел по сторонам. На следующую ночь я видел, как этот человек залез во двор к одинокому старику Тухтамату и стащил из клетки курицу. Хотя я и лаял громко, к этому человеку не рисковал приближаться. Вот если он попробует прикоснуться к нашему курятнику, тогда увидит, что будет. Несмотря на мой лай, человек, поняв, что я к нему не побегу, взял курицу под мышку и направился к дому игрока, спокойно, словно шёл в своём собственном дворе. В тот день мне показалось, что след Тоймаса ведёт к этому странному дому. Пробравшись во двор за старым тандиром, я увидел во дворе два дома, в освещённой комнате виднелись головы людей. В нос ударил запах жареного мяса, доносившийся из трубы дома, и от этого запаха я весь задрожал. Я подошёл к дому и заглянул в окно. Внутри люди, усевшись вкруг, играли, бросая в центр круга какие-то бумажки, рядом виднелись лепёшки и ляган с жареным мясом. Внезапно мне показалось, что Тоймас смотрит на меня изнутри. След повёл меня дальше к краю двора. И чем ближе я подходил к маленькому сараю рядом с туалетом, тем страннее было ощущение у меня в животе. От запаха у меня закружилась голова. Через лаз я пробрался на веранду, дверь которой была на замке. А внутри… Внутри лежала голова Тоймаса с застывшими чёрными глазами и не освежёванные лапы. Я взвыл. Был в ужасе от того, что сделали с моим сородичем. Внезапно глаза Тоймаса закрылись и как будто вновь открылись. Я попытался тащить своего друга, надеясь, что он сможет жить и без внутренностей, брошенных в стороне. Я дотащил его до лаза. Нет. И шкура, и ноги уже закоченели. И даже тогда его тело было тяжёлым. Как им удалось победить его? 
Не знаю, как долго я оставался там. Опустив голову, я поплёлся в сад Шохиды. 

Девушка, как обычно, была там. Коплон ходил по следам Шохиды, занятой делами в этом большом дворе. Хозяйка Коплона говорила, что Шохида похожа на ангела. Взглянув в дальний край двора, она словно увидела призрака собаки. 
– Тоймас, ты? – спросила она неуверенно. Поставив на землю вещи, что держала в руках, она поспешно пошла туда, где увидела образ собаки. Узнав его, она сказала: – А, Коплон, это ты, оказывается. Ищешь друга своего? И мы его ищем. Куда запропастился? Вроде бы про отстрел собак никто не говорил. И вроде никто не подкладывал яд или хлеб с иголками. Я очень скучаю, Коплон, – сказала она, погладила собаку по голове, а потом вынесла косточку и положила на бумагу. Но из глаз Коплона текли слёзы и на кость он не смотрел. Ведь только что перед ними были кости его друга. Не в силах наблюдать за работой Шохиды как прежде, он вернулся в свой дом. 
На следующий вечер люди в доме Коплона в большом смятении бегали из стороны в сторону.

Я гулял во дворе, и, хотя солнце уже село, мне казалось, что на наш дом с неба спускается луч света. Мне надо было быть на чеку. Почему-то мне казалось, что в такой момент я не должен пускать во двор незнакомцев и, конечно, не позволять лапам бессовестных кошек ступать на нашу землю. Прошло некоторое время, пока я позволил себе расслабиться. Затем из дома послышался незнакомый звук. Это был крик маленького человечка, такой славный и сладкий, что мне хотелось его слышать снова и снова. Я понял, что в нашей семье появился ещё один человек. Сам не понимая того, я стал лаять.
Чтобы взглянуть на новорождённого я тихонько взошёл на веранду и толкнул дверь. Она отворилась. Внутри была суматоха. Я увидел малыша, обёрнутого белой тканью. Он был очень маленьким и милым. Чтоб не обидеть хозяев, я тут же вернулся во двор. Решив, что я проголодался, они дали мне еды. Так что я словно оказался на празднике по случаю дня рождения малыша. 
Теперь я должен был опекать ещё одного ребёнка. 

Это была девочка.
Они назвали её Асила, все ластятся к ней и даже спорят, кто её будет держать на руках. 
Теперь хозяйка отводит детей в школу, а потом стирает бельё – вперёд малышкино, а потом уже всех остальных. Потом делает работу по дому. Затем Асила в синей коляске отправляется на воздух – спать под абрикосовым деревом. Это дерево невольно помогает вороватым кошкам, потому что его ветви опускались на крышу кухни. Кот, похожий на настоящую пантеру, прячась от глаз пса, по веткам урюка направлялся поохотиться на кухню.

Я лёг возле коляски, чтобы кошка не спрыгнула на неё с дерева и не напугала Асилу. И в то же время ещё наблюдаю за курятником. Хозяин на работе. Все очень радуются, когда он вечером возвращается домой. Теперь он тоже играется с малышкой и не ласкает меня, как прежде. Времени не хватает. Но мне достаточно и того, что он приголубит своих малышей. 
Вечером я пролез под натянутой бязью к соседям. В нашем дворе всё было спокойно. А мне надо было присматривать вместо Тоймаса за его двором. 

В этот раз Шохиду видно не было. Во дворе оказался её средний брат. Три её брата занимались тем, что доставали где-то фрукты и продавали их. К воротам часто приезжают высокие и длинные грузовые машины. Пока пёс, встав у крыльца, показывал своим видом диким кошкам, что эта земля находится под присмотром, мужчина, положив возле себя чёрную сумку, что-то считал на калькуляторе и затем вписывал в блокнот. 

Почувствовав призрака на крыше веранды, я с лаем бросился туда, чтобы отогнать его. Но в тот же момент камень ударил меня в ногу, и я взвыл от боли. Обернувшись, я увидел брата Шохиды, который искал на земле второй камень. Я отправился домой. Это меня очень оскорбило. При Шохиде он совершенно точно так бы не сделал. Она бы не подумала, что я пришёл что-то стащить. 
Долгое время не мог ступать на ушибленную лапу. Но вскоре всё же смог вернуться к своей работе. Одной ночью я закрыл глаза, и мне показалось, что Тоймас стоит возле меня. Он сказал: «Присматривай за Шохидой». Я открыл глаза, и видение исчезло. 
Мои мысли всё возвращались к соседскому двору. Я знал, что братья Шохиды уехали по своим делам в город. Я не чувствовал их запаха. 
По слышащемуся запаху духов было понятно, что Шохида занята чем-то во дворе. Мне хотелось, чтобы она похлопала меня по плечу, погладила по шее, и я решил снова заглянуть в соседский двор. Во дворе чувствовался запах девушки, но самой её видно не было. Зато со стороны ворот слышались шепчущие голоса. Пройдя по тенистой стороне двора, я подошёл к сторожке. Шохида разговаривала с рослым парнем. 
Ей было очень грустно. Мне хотелось побежать к незнакомцу, залаять, если потребуется броситься на него, но по лицу Шохиды можно было понять, что так делать не следует. Парень взял ладони девушки в свои руки и, смотря ей прямо в глаза, что-то сказал. Шохида опустила взгляд. Она сначала всхлипнула, затем вздохнула. 

– Мирзохид ака, не приходите больше. Мои домашние не дадут согласия. Братья твёрдо стоят на своём. Хотят выдать за одноклассника Баходира ака, – плакала Шохида.
Парень смотрел на неё сурово и с сожалением. 
– С чего это? Ведь когда тётя приходила свататься они сказали «посоветуемся». 
Девушка отвечала, не поднимая взгляда:
– Они вообще со мной нормально не говорят. Старший брат сказал, так сделаешь, даже на работу не позволю ходить. 
– Шохи, но к кому они придираются? Ко мне, к моей матери, к кому? Чем мы не подходим?
Шохида только с трудом сглотнула и ничего не ответила. 
– Вот, с работой у меня решился вопрос. Даст Бог, после свадьбы вас тоже переведём на работу в город. Поедем вместе. Как закончим строительство дома брата, возьмём машину. Будем рядышком. Я вас сделаю самой счастливой. Мы же пообещали друг другу, Шохида?
Шохида была самой красивой девушкой в махалле. Красивые длинные волосы, опускались на спину. Если этот красивый молодой человек не подходил ей, то и никто другой не подходил, в особенности одноклассник Баходира, регулярно выпивавший. 

Пока они разговаривали, я думал о красивом псе Буйноке. Я как-то увидел его. 
На самом деле мы, собаки, одного рода с волками. 

Волки однолюбы – живут со своей парой всю жизнь. Раньше и собаки так жили. Но люди разрушили это правило. Оно осталось неписаным законом. Если бы на Земле пища распределялась равномерно, если бы люди поверили, что для каждой божьей твари довольно пропитания, и если бы люди, пирующие за царскими столами, хотя бы малую часть давали собакам, у которых на роду написано служить людям, то сук из одного с Коплоном помёта не закапывали бы заживо. Даже о выжившей Малле не было хороших новостей. Когда Ильяс ходил в махаллю Курган, он рассказывал отцу, что видел, как дети забили камнями собаку. «Это была собака Назира», – добавил он. Лучше бедной Малле было умереть щенком, чем так страдать. Ночью, после того как Ильяс рассказал эту новость, Коплон жалобно выл, подняв морду к небу. 
Шахида склонила голову к плечу молодого человека.
– Да, Мирзохид ака, мы всегда будем вместе. Обещаю. Если они выдадут меня за кого-то другого, я не буду жить в этом мире!
– Не говорите так! Вы человек с высшим образованием! Мы будем счастливы. Со временем я заработаю много денег. Куплю вам всё, что захотите. Вот увидите. 
– Уходите, Мирзохид ака. Если выйдет мама, я пропала.
Парень крепко сжал ладони девушки и вышел за ворота. 

Я вслед за Шохидой зашёл в их двор. Она села на крыльце и горько заплакала. Её волосы спускались аж до самой земли. Я, не зная что делать, улёгся на землю рядом. Наконец она притихла, посмотрела на меня, стала гладить меня по плечам. 

– Коплон, я люблю Мирзохид ака. Мама говорит, в жизнь за него не выдам, они босяки. Но разве бедность – грех, Коплон? Мама говорит, меня сватают из многих богатых семей. И ещё говорит – ты выбери, а я выдам. Я же тоже человек в конце концов, Коплон!
Прижав к груди руки, сжатые в кулаки, она говорила уже сама себе:
– Думала, что любви не существует. Думала, люди за любовь принимают другие чувства. Иногда думала, что за любовь они принимают эгоизм. Но оказалось, что есть любовь! Она завладела мной. И оказалось, что жизнь наполнена красками. Без любви жизнь просто проходила мимо день за днём. А теперь… без него, без мысли о нём не могу прожить и мгновения. Возможно, все люди и созданы для того, чтобы посвятить свою жизнь своей единственной половинке. Да, действительно, для любви, для наслаждения её вкусом созданы люди, а не для поиска денег и не для того, чтобы вкусно есть и пить. А остальные блага лишь для того, чтобы люди делились ими со своими любимыми, близкими, наследниками. 
В это время дверь в дом открылась. Показалась рассерженная мать Шохиды. Девушка поспешно встала. Взяв кувшин, она направилась к арыку. А пёс, перейдя на теневую сторону, отправился домой. 

Я каждый день приносил новости из дома Тоймаса, и если братья были дома, то приходилось быть особо осторожным. Мирзохид приезжал ещё много раз. Иногда они разговаривали, иногда нет. 

После их последней встречи Шохида долго плакала. 
– Вы меня простите, Мирзохид ака. Оказалось, что я даже своей единственной жизни не хозяйка. Теперь я не буду уже выходить, – сказала она. 
Но и после этого разговора Мирзохид приходил каждый день. Ждал подолгу. 

Ночами мне было жалко видеть парня, стоящего перед воротами их дома. Позже, когда он проходил мимо нашего двора, я увидел, что он простудился и кашляет. Несмотря на это, он каждый день приходил к дому девушки и звал её поговорить. В это время Шохиду не выпускали из дома даже на работу. Я много раз подходил к бедняге, но помочь ничем не мог. Теперь Шохида не показывалась и во дворе. Я много раз пролазил к ним в сад, чтобы встретить её. Перед глазами у меня то и дело показывался Тоймас, и я не мог не сдержать данное обещание. 
Закончив свои дневные дела, я растянулся перед Асилой, которая только научилась сидеть и играла на расстеленном на земле паласе. Она сползла с паласа и направилась ко мне. Со смехом, она вцепилась в мою шерсть и стала тянуть. Сначала я терпел и молчал, но её ручки, пусть и маленькие, но очень сильные, так резко потянули, что я, гавкнув, попытался высвободиться. Тут с воплем прилетела хозяйка, подметавшая двор. Асила закричала от испуга и захныкала. Если бы хозяйка так не кричала, то и девочка не заплакала бы. Хозяйка схватила дочку на руки, а меня огрела палкой, валявшейся среди дров. Я взвыл и бросился наутёк. Через некоторое время во двор заехала машина хозяина. Я вышел к нему, чтобы расспросить о делах. 

Хозяйка тут же стала жаловаться ему, мол, собака одичала, Асилу напугала, чуть не покусала её, что из подвала каждый день гору картошки вытаскивает, только спит и никакой пользы не приносит. Хозяин даже не посмотрел на морду Коплона. Он расстроился. И даже не подумал, что эти слова могут быть неправдой. 
Люди такие – больше верят тому, что слышат, нежели тому, что видят. 

Хозяин с силой рванул мой ошейник. Неужели они верят, что я могу укусить ребёнка? В конце концов я мог уйти и не тронув руки Асилы, но не хотел мешать её веселью.
Совсем перестали обращать внимание на мою еду. Аппетит пропал, и я даже не доедал то, что наливали в миску. 
Следующей ночью я направился в сад Шохиды.

С тех пор как обвалилась стена, прошло уже много времени. За этот период дни дважды были очень жаркими, и дважды очень холодными, а грязная, рваная серая бязь всё ещё сидела посередине двора.
Хозяин не смог договориться со своим соседом о восстановлении стены.

По мере приближения ко второй стене сада, из двора Шохиды стали слышаться крики и шум. Я пролез через стену и заглянул во двор. Шохида с распущенными волосами сидела на коленях посреди расстеленного перед домом паласа и безостановочно плакала. Она придерживала своё правое запястье, словно после удара. Сидя там, она походила на фигурку принцессы в игрушках Ильёса. Ей это очень шло. Но прямо перед ней, упёршись в колени руками сидела мать и непрерывно кричала, по обе стороны молча стояли два брата. 

Мать понизила голос, чтобы её не было слышно соседям, но её тон был агрессивным:
– Я тебя что на учёбу отправляла, чтобы ты мужа искала? Будете вместе? А что после? С голоду не помрёшь? Чем тебе этот босяк голову вскружил? Проваливай! Лучше бы у меня собака родилась, чем ты! Что люди скажут? За что мне это, Боже? О горе мне, горе!
Состояние Шахиды было ужасным. Странно, что мать заявила, что готова была родить собаку вместо этой девушки. Было непонятно, чем перед ней провинились собаки. 
Старший брат тоже сказал очень строго:
– Ладно. Прекращайте, мама. Я сказал последнее слово. Завтра подготовься. Хлеб преломим, помолвку сделаем. Так и будете смотреть на неё? А воспротивится, сам зарежу! Всё. Давай, заходи в дом! Если увижу, что он придёт, а ты поплетёшься за ним, как собака, не надейся, что выживешь!

Такая красивая, чистая Шохида с трудом встала и, прихрамывая, заковыляла домой. Оказалось, что она была сильно избита. Пробравшись за стеной, с глазами, полными слёз, я направился домой. Из головы не уходил образ, как несчастная избитая Шохида брела домой. Кроме того, если я закрывал глаза, передо мной появлялся Тоймас и призывал быть начеку. 
Утром я заглянул в соседский сад из-под грязной занавески. 

Шохида с обвязанной поясницей прохромала на высокую веранду. 
Собака плакала, опустив голову на передние лапы на краю веранды. Подошла хозяйка и уставилась на собаку. Потом позвала мужа:
– Кажется у него глаза разболелись? Привезёшь Закира? 
– Мамуль, я нашёл одну классную собаку. Пусть побегает пару дней пока. Если получится, отдадим его кому-нибудь. 
В эти слова невозможно было поверить. Чем он провинился? Неужели его лишат этого дома, этих сладких детишек, всего остального, и задания охранять двор погибшего Тоймаса? Почему именно теперь? Какая собака сможет выполнить эту работу лучше него? Да и был ли он плохим псом до этого? Да, он брал из подвала или выкапывал в огороде картошку, когда его не кормили досыта, но справедливо ли избавиться от него из-за этого?

И вправду в обед на мотоцикле привезли чёрного щенка. Настроение у меня было плохим, а теперь и совсем испортилось. Я чувствовал себя униженным тем, с какой любовью хозяйка и дети возились с новым щенком. Наконец, рассмотрев щенка, все занялись своими делами, а он направился ко мне и стал лезть под лапы. Он словно просил меня о ласке. А я злился за то, что он посягал на мой дом, на моё место. Зарычав и громко залаяв, я прогнал его. В это время с улицы пришёл хозяин. Он погрозил мне пальцем. А я совсем расстроился. Выйдя на улицу, я улёгся в той стороне, где начали строить мельницу. Я стал большую часть времени проводить на улице под дверью мельницы. 
Через два дня меня отправили к старшему брату хозяйки. Пришёл его старший сын и, накинув мне на шею верёвку, повёл домой. 
Выхода не было, я пришёл в чужой двор. Он был настолько широк, что нужно было много сил, чтобы обойти его и тем более сторожить. Как я теперь буду жить? Целый день я просидел на цепи, думая о том, что не смогу забыть свой дом. Я ждал, когда хозяева дома отпустят меня. Если я буду обходить участок, займусь работой, то и забыться будет легче. Но у них не было такой цели. Оказалось, я должен был сидеть в ошейнике. Неволя меня совсем угнетала. Я потерял аппетит. И все пятеро жильцов моего нового дома решили, что это со мной из-за переезда. Сегодня я обнаружил, что мой ошейник привязан к цепи куском плотной ткани. Ночью я перегрыз эту ткань и убежал к себе домой. Когда я повернул на нашу улицу, радость переполняла меня. Ворота оказались закрыты. Постояв немного, я решил пробраться внутрь другим путём. 

Но перед этим то ли для того, чтобы узнать о состоянии Шохиды, то ли просто из любопытства, пёс подошёл к воротам соседского сада. На рассвете перед их дверью толпилось много людей. Они грузили что-то в машину. Изнутри слышались громкие возгласы «Свадьба! Свадьба!». Все попытки пса увидеть Шохиду, оказались безрезультатными. Однажды ему на глаза попалась мать Шохиды с перевязанной по причине высокого давления головой. 

Я вернулся к нашим воротам. Они до сих пор были заперты. Пройдя по соседней улице через дом, в котором собирались картёжники, я преодолел невысокий забор и оказался в своём дворе. Новый щенок ходил на веранде. Ходил там, куда я никогда не позволял себе подниматься, и даже если курицы залетали наверх, я оставался внизу и облаивал их, привлекая внимание. Я не мог этого стерпеть. Я крикнул ему, чтобы он спустился вниз и вернулся на своё место. Он в страхе побежал вниз. Спрятался под большим деревянным ящиком неподалёку. Похоже его приспособили щенку под будку. Почувствовав себя в безопасности под ящиком, он залился истошным лаем. 

Он оказался в очень смешном положении. 
Из дома вышли хозяйка и хозяин. Увидев Коплона, они и удивились, и обрадовались. Но пёс к ним не подходил. Он был обижен. Но хозяин всё равно подозвал его. 
– Что, Коплон, разорвал свою цепь? Соскучился, или там нормально не кормят?
Если бы у него только был язык объяснить всё хозяину. Но и хозяин тоже странный. В самом начале и сам ведь не знал, что этому алабаю недостаточно корма. Если бы он только знал, почему собака вернулась, почему не осталась жить там. Неужели любящий хозяин думает, что смысл жизни только в том, чтобы хорошо поесть-попить?

Утром во двор опять пришёл парень из моего нового дома. Хозяйка направилась ко мне, смотря мне в глаза. В этот раз она не сводила с меня глаз. Не дождавшись племянника, она сама схватила меня за ошейник. Я стоял молча. Ведь это была моя хозяйка, с рук которой я ел столько лет. Я беспрекословно выполнял её команды. А в противном случае это было бы тяжким оскорблением собачей чести. Если бы меня не взяли на поводок, я бы сам не последовал за этим молчаливым пареньком. Когда меня уводили, я заметил, как в глазах хозяйки блеснули слёзы. Я был счастлив и погрузился в приятные размышления. Ведь моя хозяйка понимала, что я лучше этого дешёвого щенка. 
И вот, меня опять уводили на привязи. Если опять посадят на цепь, на что я буду годен? Но теперь мне уже было всё равно. Вдруг, когда я ковылял, в конце нашей улицы показалась Шохида. Я рванулся к ней. Но ошейник тут же сдавил мне шею. 

Девушка с улыбкой говорила со своей подругой: решали какие-то важные вещи. Не верилось, что Шохида повиновалась своей судьбе. Почему-то она не выглядела расстроенной. Возможно, радовалась, что избавилась от докучавшего бедняка. От людей можно ожидать всего. Но Шохида…

Я снова уселся на то место, где успел поголодать несколько дней. Теперь всё стало сложнее. Стены этого огромного двора были лишь немного выше моего роста. Собаки и кошки бродили по двору, когда им хотелось, не обращая внимания на сторожа. Меня словно оторвали от жизни. Не понимал, зачем я живу, и дни тянулись совершенно бессмысленные. Но иногда ночами ко мне являлся образ Тоймаса, и он мотивировал меня к чему-то ещё. Потом я снова вспоминал Шохиду. И в эти моменты у меня перед глазами появляется моя любимая сестра Буйнок. Я видел её, бежавшую за моей хозяйкой, когда та однажды пошла относить еду соседским мастерам. 

Хозяйка поприветствовала мастеров, работающих во дворе, передала хозяину приготовленную на лягане еду, а потом, когда две женщины сели поговорить, вторая показала собаку, с которой дети играли под навесом за кладовкой. У неё было четверо щенков. Это и была Буйнок, чей окрас, похожий на ватное пальто хозяйки, только более блестящий, Коплон хорошо знал. Чтобы её увидеть, Коплон каждый раз следовал за хозяйкой, если та выходила на улицу. Но она его в соседский двор не пропускала. Он видел Буйнок всего трижды. Со времени их последней встречи она сильно подросла, и хотя по-прежнему ростом до Коплона не доставала, но заметно вытянулась. Как-то раз хозяйку позвала владелица Буйнок. Она была чем-то встревожена. Коплон последовал за ними. 
– Слышь, соседка, сейчас оказывается придут собаколовы. Собаки, мол, взбесились. Могут людям навредить. Говорят, что, если у вас на собаку нет паспорта, её всё равно пристрелят, – со смехом поведала женщина. 
Хозяйка, сказав, что у Коплона и паспорт есть, и все прививки необходимые, перешла на другую тему, как вдруг во двор вошло три человека с ружьями. А Коплон ещё даже не увиделся с Буйнок. Её хозяйка, как оказалось, спрятала на веранде. 
Незнакомцы объяснили, что хозяйка дома дала своё согласие на отстрел собак. Один из них уставился на гостью, намереваясь спросить о Коплоне. Словно почувствовав опасность, Коплон подошёл к ногам женщины, та нагнулась, взяла его за передние лапы и прижала к груди. Уйти она уже не могла. Ей было интересно, что будет дальше. Сначала собаку, а потом и щенков по одному вытащили с крыльца, и бросили под стену дома. При каждом выстреле Коплон пытался пробраться между руками хозяйки, присевшей на землю. Хозяйка тоже подпрыгивала при каждом хлопке, и, словно лишившись дара речи, вместо слов выдавала только «Ой, ооо». Последней вывели Буйнок. Коплон неотрывно смотрел на неё. Она была сильно напугана грохотом выстрелов, она вращала глазами и пыталась вырваться из рук человека, который её вывел. Оказалось, люди хотели на ней продемонстрировать своё умение стрелять. Один подбросил её в воздух, а второй в это время выстрелил в неё. Буйнок снова подлетела в воздух словно мяч, перевернулась и упала на землю. Из пасти сочилась кровь. 
Коплон резко рванулся в сторону вооружённых людей и начал безостановочно лаять. Хозяйка заторопилась. Она схватила Коплона за шкуру и вытащила на улицу. Когда до двери оставалось 3–4 шага, она подняла его в воздух. На улице, не выдержав, опустила на землю, но не выпускала, быстро довела до своего двора и заперла калитку. 
Все в махалле были в смятении. 
Ночью Коплон выл и жалобно скулил. 

Я потерял Буйнок. Она погибла от рук людей. 
По словам хозяйки, на отстрел сук владельцы сами давали разрешение. Потому, что если в доме держать суку, то кобели будут всё время крутиться вокруг. И якобы из дома уйдёт благословение. 

Теперь Коплон не мог видеть Шохиду, она жила в чужом доме. Чем дольше он был прикован цепью к одному месту, тем дальше, казалось, он отдалялся от жизни, и становилось понятно, что больше так продолжаться не может. Новая хозяйка дома бывала очень редко. Однажды она вошла в ворота, с кем-то попутно разговаривая.

***

Всё эти события произошли, когда Коплон ещё жил в своём доме. 

Мне казалось, что что-то вот-вот произойдет. Почему-то захотелось посмотреть в сторону улицы, казалось, оттуда должно прийти что-то хорошее. Взглянув, я увидел, что пришла моя любимая прежняя хозяйка. Я потянулся к ней, насколько позволяла цепь. Я был очень рад. Соскучился. Хотелось, чтобы хозяйка быстрее присела рядом, потрепала меня по шее, погладила по голове. От её прикосновений у меня прибавлялось сил, чувствовалась её любовь. Мне было тяжело без этого. 
Её племянник занёс с улицы деревянный ящик. Из него во двор выпустили уже знакомого мне щенка, которого люди звали Турткуз. Он заметно подрос. Я удивился, Турткуз свободно ходил по двору без поводка, словно дразнил меня, и тогда я стал лаять на него, чтобы он знал своё место и быстрее убирался отсюда. Мало того, что он завладел двором, который я столько лет так ревностно охранял, так теперь он является сюда, бахвалится, задрав нос. 

– Турткуз больше подходит для цепного содержания. Всё равно вы его не спускаете, – сказала прежняя хозяйка Коплона. – Он в дом шмыгает, чуть что. 
– Ладно, Ильёсбек, сначала отведи Коплона на цепи в машину, – согласилась женщина, – а потом уже привяжи этого. 
Хозяйке было неловко, что она забирает собаку, которую раньше отдала. 

Я вернулся домой. Дети меня встречали с радостью. Вот, я снова им нужен. И хозяин меня приласкал.

– Всё равно с Коплоном ни одна собака не сравниться, – сказал он. 

Я был горд. Как прежде, обошёл двор с высоко поднятой головой. Этим недалёким людям потребовалось много времени, чтобы понять, какой я. 
И теперь я снова охранял кур в любимом доме, где я знал каждый угол. 

Напротив дома безостановочно работала мельница. 
Там две комнаты. 

За мельницей я тоже приглядывал. В летние дни я больше проводил время, лёжа на улице, поглядывая, как люди приходят на мельницу и потом уходят. И вот однажды, наблюдая за мельницей, я увидел, как Шохида вместе с кем-то направляется к своему старому дому. Рядом был тот Мирзохид. Я побежал к ним. 

Оказалось, они были женаты. Но как согласилась мать? А братья?
Но если присмотреться, можно заметить, что Шохида похудела. Идёт молча, потупив взгляд. Муж едет на велосипеде. У него тоже бледное лицо. С Шохидой дома всё ещё никто нормально не разговаривает. В тот день мать не привечала дочку, хоть та и пришла вместе с мужем. Не зная, что делать, Шохида взяла веник и стала подметать двор, потом сама заварила чай, разложила на столе принесённые с собой угощения и позвала мать, потом посмотрела на Мирзохида и налила ему чай. Мать тем временем делала вид, что занята какой-то важной работой в дальнем углу сада. 

Весь тот день до вечера мне было не по себе, противно. Я стоял перед хозяином и смотрел, как мельники, закончившие работу, расходятся по домам, как открылись ворота соседского дома. Тогда я, вместо того, чтобы последовать за хозяином домой, пошёл к соседским воротам. На посёлок опускалась ночь, стемнело. Шохида с мужем, везшим велосипед, выходили на улицу. 

Шохида остановила мать, закрывавшую дверь. Та только вопросительно вздёрнула голову, мол, «что надо?».
– Мама, можно взять серый плащ? Вы мне его сами дали на третьем курсе. На работу бы носила. 
– А чё, твой богатей не купил плащ? Ты же ему свою зарплату отдаёшь?!
Сказав это, она возвела взгляд в небо и вернулась в дом. Вернулась она, держа в левой руке серый плащ. Шохида потянулась к нему, но мать подняла его выше. В другой руке у неё была зажигалка. Вспыхнул огонёк, и плащ начал гореть. 
– Мама. 
В голосе Шохиды слышались слёзы. Женщина швырнула горящий плащ в сетчатую корзинку велосипеда. Мирзохид вынул его, бросил на землю и затоптал огонь. Женщина тем временем зашла внутрь и с грохотом захлопнула дверь. 
Мирзохид поднял вещь и бережно повесил на столб. Они ушли. Мирзохид обнимал Шохиду за плечи, тихо рассказывая, что у него будет много денег, что купит ей всё, что пожелает, что на мать не надо обижаться, придёт время и всё встанет на своё место. 

Настроение моё было испорчено. Мать Шохиды я невзлюбил. Если зайдёт к нам, по-любому укушу её. 
Назавтра снова пошёл к воротам их дома. Неподалёку от кучи навоза на солнышке грелся бродячий пёс по кличке Юлбарс. Я подошёл к нему. Оказалось, он устроился на полусгоревшем плаще Шохиды. Я прогнал его. Взяв вещь в зубы, я оттащил её в сторону. 

Во время следующей страды хозяйка принесла ещё одного малыша. Это был мальчик. Он их полюбил всем сердцем, словно таких людей больше нигде нет, словно им подходит только Коплон. В тот год, когда выкопали посаженную во дворе картошку, договорились с соседкой и вместо рваной тряпки была возведена высокая стена. 

Теперь у меня не было возможности проводить время с друзьями по ночам, лишь иногда днём можно было походить по улицам с парой бродячих собак. Гараж снесли и на его месте построили школу, обнесённую высоким забором, через который было не пробраться. Хотя нас всех очень интересовало, как там всё устроено, и что там есть интересного. 
Я полюбил нашего младшенького. Он играл со мной больше всех. Возвратившись из детского сада, он давал мне конфеты, заставлял лечь, подняться на задние лапы, пролезть сквозь велосипедную шину, и это очень его забавляло, и меня, конечно, тоже. И мне казалось, что мы будем вместе всегда. 

Хозяин, ожидая, когда освободится хороший мастер, чтобы выстроил баню, отправился в горы за камнями, чтобы уже готовые лежали во дворе. Хозяйка, оставив двух детей в садике, отправилась на работу, но неожиданно быстро вернулась. Она быстро зашла в дом. Надев синюю рубашку с чёрным джемпером, махси с галошами и покрыв голову большим белым платком, вышла на улицу и стала звонить мужу:
– Дадаси ¹, вернётесь пораньше? Мужа Шохиды не стало… Да… Да… Белокровие, оказывается, я тоже слышала… Будут выносить в четыре. Не опаздывайте, ладно. 
Хозяйка села на крыльце и заплакала. Она любила Шохиду. Когда та только закончила учёбу, она думала про себя: «Эта девушка будет хорошей парой моему племяннику». 

Перед глазами у меня снова пронёсся страшный момент, когда раненая Буйнок, отскочив от земли, получила вторую пулю и упала, а из пасти у неё полилась кровь. Моё отражение застыло в её зрачках в ту минуту. 
Я завыл. Соседка крикнула «заткнись» и бросила камень к нам во двор, но я на это не обратил никакого внимания. 

И Коплон, и Шохида были счастливы. Они знали доброту и чистую любовь. 
Они были и несчастны. Любовь не вписывалась в их жизнь. 

Дни стояли жаркие. Хозяйка была в отпуске и каждый день готовила для мастера 2–3 блюда, и моя миска всё время была полная. Но внутри у меня отчего-то всё болело. Когда закрываю глаза, мне является Буйнак, потом умерший весной Зийрак, потом голова Тоймаса, лежащая в хлеву. Я начал понимать, что все когда-нибудь умрут. 
Когда хозяева взялись строить баню, часть задней стены снова была разобрана, и мне открылся путь в соседский сад. Моих прежних друзей осталось совсем немного, молодые собаки творили, что хотели, пробирались во дворы, где были сторожевые псы, чтобы стащить что-нибудь. Они не знали и не уважали собачьих законов. Ну а тех, кто знал, называли отжившими и устаревшими. 

Вернувшаяся домой худая как палка Шохида, пыталась, как и раньше что-то делать во дворе. По словам хозяйки, её ребёнок тоже умер при рождении. Два её брата сыграли свадьбы в один день и быстро переселились в центр, и теперь неженатым остался только самый младший брат. Их отец боялся жены больше смерти. Каждые два-три дня он крепко выпивал, возвращался домой покачиваясь и закатывал дома скандал. 

Несколько раз, когда Шохида была дома одна, я подходил к ней, но, увидев меня, она всё так же молчала, не говорила со мной, как раньше, не гладила и не давала косточек. Она была занята только выполнением домашней работы. И взгляд её был совершенно пустой. 
Однажды ночью мне явился Тоймас. Он позвал меня с другой стороны стены. Я подумал, что он зовёт меня в другой мир. Решив будь что будет, я перепрыгнул в сад через возведённую стену бани, которая была уже с мой рост. Тоймаса там не было. 

Он подошёл к дому Шохиды. Мать ругала девушку. 
– До смерти хочешь одной ходить? Давай! По-хорошему не понимаешь, по-плохому не понимаешь. Лучше бы я тебя придушила маленькой, когда у меня под ногами путалась. Не было бы столько бед. Что люди скажут? Не послушалась матери, боже мой… Вот, за моё материнское молоко… Боже мой, я тысячу раз пожалела!
Шохида стояла, оперевшись на столб. Мать зашла в дом. Девушка, уставившись в землю, последовала за ней, шаркая галошами. Снова послышался голос матери, но разобрать, что она говорит, было невозможно.

Вернулся домой. На крыше курятника показался призрак, я побежал туда, чтобы заявить о своём присутствии. 
Баня была готова. Хозяин, затем хозяйка и дети последовали за мастером с восторгом осматривать постройку. Потом на встрече с подругами хозяйка долго хвастала отремонтированным домом и выстроенной баней. 
Назавтра я увидел большую собаку, стоявшую за телегой, подъехавшей к мельнице. Не выйти вперёд для меня было бы позором. Он рявкнул на меня, чтобы я подобру-поздорову убирался к себе и не показывался. Но я заявил, что этот двор, улица и мельница – моя территория. Чужак оказался хвастуном, не признающим законов собачей чести. И мы с ним вступили в схватку. За спиной наши хозяева громко кричали, но теперь было не время их слушать. Он прокусил мне ухо. Я укусил в ответ. Он тоже не зевал. Завертевшись в схватке, мы скатились в канал. Хорошо воды было немного. Чуть поостыв, мы оба выплыли и выбрались на разные стороны арыка. 
Несколько дней я не мог ступить на лапу. 

Коплон уже почти поправился и дремал под верандой, на которой хозяева пили чай. 
Хозяйка говорила мужу:
– Шохиду отдают Махкаму. Завтра сыграют небольшую свадебку. 
– Что? Махкаму? Ты нормальная вообще? Шохиду?!
– Ага, «теперь Шохида прислушается к моим словам. Уже видели, что получилось, когда она по-своему сделала», сказала Тошби опа. 
Стены теперь были высоки, так что Коплон не только не видел Шохиду, но и не слышал новостей о ней. 
Он решил пробраться туда ночью.

Почему-то мне на ум всё идут мысли о Буйнок, сквозь зубы которой сочилась кровь. Я мысленно говорил с ней, развлекал её. Она ластилась ко мне, а потом словно звала меня пойти с ней на зелёные луга. 
У меня появилось одно чувство. Я посмотрел на небо. Было много звёзд, но уже надвигались иссиня-чёрные грозовые тучи. Желая увидеть Шохиду, я долго крутился под их забором. Пробраться внутрь не было возможности. 
Внезапно перед глазами у меня возник Тоймас. Взглянув на меня, он запрыгнул на тандир. А уже с него перебрался на другую сторону. Я понял. В тандире пекли хлеб, и когда я однажды вскочил на него, хозяйка расшумелась, поэтому больше у меня такой мысли не возникало. Я прошёл по пути, указанному духом Тоймаса. Шохида снова была во дворе. Одевшись в чёрный халат, она стояла у стены. Вдруг увидела меня. Протянула ко мне руки. Подошёл к ней. Правую лапу я положил ей в правую ладонь, поздоровался, значит. Она не улыбнулась. Наклонившись, она обняла меня за шею. А потом прошептала странным голосом:

– Коплон, я своё пожила. Теперь ухожу. К моему Мирзохид ака. К Тоймасу. Они меня в покое не оставят. У меня был мальчик. И он был живой, Коплон. И его не стало. Ему позволили умереть. Ты не знаешь, какие люди. Они дикие. Они кусаются. Они все взбесились, Коплон. Я не предам Мирзохид ака. Он меня просил заботиться о нашем ребёнке. А я не смогла, Коплооон.

Она говорила мне. Её состояние было ужасное. Я начал плакать. Её голос немного повысился:

– И всё же я счастливая, Коплончик. Меня любили. И я тоже любила. А ведь в мире есть люди, которые никогда не любили. Они ничем не отличаются от зверей. Они похожи на побиваемых животных, которым достаточно корма в стойле. Нет, не так сказала. Звери других не обижают. Не бьют. Не хоронят живьём. Они смотрят в глаза своим хозяевам и думают, любят ли меня, смотрят им на руки и думают, накормят ли меня. 
Шохида горько плакала. Её душил плач, полный отчаянья.
Она присела на минуту на край крыльца. Потом направилась в сарай. Оттуда она вернулась с верёвкой и маленьким стульчиком. 

Прошла вдоль стены. Я последовал за ней. Теперь я заметил, что она ходит босяком. 

В начале сада она набросила верёвку на большую яблоню и смастерила петлю. 

Такую петлю я видел в саду Атовой ака, в ней повесили его собаку, когда сказали, что у неё бешенство. Пёс Бурибосар долго мучился, прежде чем умер от удушья. 
Я потянул Шохиду за край халата, чтобы она вернулась из темноты домой. Но толку от этого не было. Она встала босыми ногами на стульчик, а руки потянула к петле. Я рванул к дому, подбежал к окну брата Шохиды, откуда доносилась музыка, и залаял, что было сил. Перед дверями стояли белые кроссовки. 

Из окна выглянул парень, наряженный в белый джемпер и белые брюки, погрозил псу кулаком и снова исчез. 
Я с силой толкнул дверь. Не помогло. Тогда я прыгнул к окну. Тогда Ихтиёр вышел на улицу. 

Несмотря на мой постоянный лай, он прежде посмотрел на дверь, откуда обычно выходила Шохида. Потом крикнул мне «Проваливай!» и бросил в меня старым ботинком. Отпрыгнув влево, я снова встал перед ним, лая. 

Он немного удивился, посмотрел в сторону двери и выдал: «Шохи, только посмотри на него. Приучила! Позорище! С голоду помирает что ли?» – и захлопнул дверь. 

Я ударил в дверь комнаты, где спали хозяева, а потом побежал к Шохиде. 

Верёвка была у неё на шее. Её тело непрестанно трепыхалось, правая рука обхватила верёвку немного повыше шеи, а из горла вырывался хрип от нестерпимой боли. Она словно повернулась к Коплону, ожидая от него помощи. И вот обе её руки безвольно опустились вниз. Они стали непроизвольно дёргать и рвать материю халата. Теперь они дрожали мелкой дрожью, а потом застыли, словно деревянные. Её глаза расширились и замерли, уставившись в одну точку – в глаза собаки. 

Я снова побежал в сторону дома. Отец Шохиды, выходил на улицу в лёгкой одежде, а теперь возвращался назад. Я хотел потащить его за одежду. А он, испугавшись попятился назад. Заскочил домой. 

Изнутри послышался его громкий голос: 
– На улицу не выходи. Собака доктора взбесилась. И Шохида чтобы не выходила!
– Что б он сдох! Кого волнует, что они собаку не кормят. Уже целый час он тут-а! Номер есть? Давай позвоним! Пусть придёт и заберёт сам. Что будет, если Ихтиёр выйдет? Укусит-же! 

Схватив в пасть тапочек Шохиды, оставленный перед дверью, я прыгнул к окну. Окно задребезжало от моих когтей. 

Изнутри послышался сначала испуганный крик, а потом проклятия женщины. 
Он также разобрал слова «Чтоб дети не выходили». 
И сад, и дом погрузились в черную тишину.

Я подошёл к Шохиде. Её тело покачивалось от сильного ночного ветра. Я разозлился, увидев, как ветер забавляется с ней. Он разметал её длинные волосы. Ветер был наглый и бессердечный. Я бегал из стороны в сторону. Гонялся за ветром, хотел его прогнать, словно это как-то поможет Шохиде. Я выл, я плакал. 

Все собаки почувствовали беду, так что на поляне, где сходились пять-шесть садов и где стены были низки, никто из них не показывался. 
Со стонами и всхлипываниями Шохиду опустили на землю. 

Я вышел через их ворота и еле-еле доковылял до нашего дома. Я лежал здесь до тех пор, пока хозяйка не вышла на улицу подметать. 

Коплон потерял Шохиду. 
Шохида была такой девушкой, смотря на которую Коплон со щенячих лап понимал, каким должен быть хороший человек. 
Собаки лучше всех знают людей; люди же могут обмануться, разделяя хорошее и плохое. 

Мой друг Тоймас тоже перестал приходить ко мне. 

Вся жизнь осталась позади.
Оказалось, что люди такие существа, которые сначала делают, что хотят, а потом сожалеют об этом всю жизнь. 
Не успокоятся, пока кого-то не доведут до греха. А когда согрешат, остаток жизни раскаиваются. У кого на лбу написано совершить грех, жизнь состоит из двух половин. До и после греха. До греха они видят сладость жизни только в нём. А после понимают, что настоящий вкус жизни, настоящее счастье были до их согрешения. 
Мир устроен так.
Собаки, родившись волками, живут собаками. 
Люди опасаются, что они расплодятся. Люди боятся, что всем места в мире не хватит и самим пропитания не останется.
Будучи самыми жадными существами, люди, желая обвинить кого-то в жадности ещё говорят «как собака на сене».

Странные эти существа, зовущиеся людьми. 
Но всю свою жизнь я посвятил им, стремился к ним, скучал по ним, ждал их. 
Лучшими моментами моей жизни были те, когда появлялись хозяева после того, как я ждал их день и ночь. 

***

Вот, вокруг меня летают, выпустив крылья, собаки – мои братья. Но если бы рядом оказался кто-то посторонний, то не услышал бы их голосов. Я знаю, их вижу только я, они прилетели сюда только для меня. Боль покидает моё тело. Да, как только я увидел моих приятелей, моё тело освободилось от мучительной боли. Видимо я должен быть меж двух миров.

Как-то давно хозяйка заметила про соседку: «Уходя из этого мира, она настрадалась, бедная. Похоже, не хотела оставлять своих детей». За несколько часов до этого разговора, когда старушка-соседка умирала, Коплон был очень неспокойный, непрерывно лаял. А когда покойницу несли перед их домом, он завыл, подняв морду к небу. 

Оказывается, находиться на середине непросто. Ведь я всё ещё вижу наш двор. Со стороны высокой стены идёт проныра – соседский кот. Но меня он не видит. Я даже не могу открыть пасть. Что теперь будет? Что будет с цыплятами без моей защиты? Снова заявится кошка, таскающая яйца. Собрав всего несколько яиц, хозяин удивится, будет искать по крышам и грядкам, потом наткнётся на горку пустой скорлупы и повздыхает. И понесёт детям всего пять-шесть штучек вместо полной миски. 
Во двор через дыру в заборе у маленькой кладовки пробрался бродячий пёс. Ходит своими грязными лапами по дорожкам на веранде, нагло суёт свой нос в каждую дверь. Дом, куда входят самые уважаемые гости, не запирается на замок. Если проберётся дальше, то пойдёт и по красивым коврам, там стащит со стола блюдца с сахаром, всё сожрёт, везде устроит беспорядок. Куры не оберегают своих цыплят, а только громко квохчут. Научившись воровать птенцов, скворцы не оставят ни одного, таская их и расправляясь потом с ними на соседском орехе. А через некоторое время на землю вместе с перьями падает только голова цыплёнка. Эх, бедные. Без меня сколько маленьких птенчиков погибнет.
И тот рыжий петух оказался очень задиристым. Даже я пострадал. Теперь он до крови расклевал гребешки молодых петушков. 
Мельники теперь вытряхивают скатерть курам, а те не могут закапывать большие куски, которые не могут съесть. Вот и гоняют хлеб по всему двору из стороны в сторону. 
Неужели этот двор оказался безлюдным и заброшенным?
Как-то хозяйка сказала, что умерших людей хоронят, повернув в сторону Киблы. 
Однажды хозяин молился, повернувшись лицом к клонящемуся к горизонту солнцу. 

Когда дул сильный ветер, умершая соседка тётя Майрам говорила: «Этот ветер пришёл со стороны Киблы. Ветер оттуда бывает очень крепкий. Однажды ветер поднялся такой сильный, что это был настоящий ураган. Он сорвал много крыш и повлёк массу разрушений». Потом она, вынув кукурузу из тарелки, стала постукивать по ней пальцами и с навернувшимися на глазах слезами затянула песню:

Ветер, что с Киблы веет,
Высушил мой райхон. 
Смерть, что пришла не вовремя,
Унесла мою любовь.

Собака, услышав эту песню, отчего-то стала медленно подвывать, а два соседа, увидев это, заулыбались. 

Вот, улетаю. Как легко, оказывается, лететь. В одно мгновение исчезли все боли и страдания. А тело осталось. Оно мне теперь кажется таким тяжёлым. А я, напротив, стал очень лёгким. Оказывается, достаточно покинуть тело, чтобы избавиться от боли. Когда я был жив, не подпускал к себе больших мух. Я не давал себя в обиду. Если бы меня где-то укусили, я тут же залаял бы. А сейчас, улетая, вижу, как вокруг моего тела появляется всё больше мух, которые кусают его, где хотят. Нет, теперь это уже не моё тело. Оно теперь – ничто. Его надо оставить там, на земле. Смотря на мух я понял, что приобретённое в этом мире, в нём и остаётся. 
Моё тело оказалось нужным для жизни множества других мелких существ на этом свете. Это неразрывные звенья в цепи мирового порядка. Теперь они похоронят моё тело. Пусть найдут его поскорее. Когда отравленный кот Мош, который меня часто забавлял, жалобно мяукая и прокляная тех, кто подсыпал ему яду, наконец издох, хозяин похоронил его тело в глубокой яме. Пусть бы и меня так же закопали. Вот только когда придёт хозяин? Не сегодня, наверное, завтра. До того времени уже запах пойдёт. Летом, когда одна курица сдохла под поленницей, запах был ужасный. Как бы то ни было, не оставит моё мёртвое тело. Наверное, хозяин заплачет надо мной. Пусть лучше не плачет. Если он расстроится... и мне будет плохо. 
Сколько уже времени прошло с того момента, как я покинул своё тело, но мои глаза видят. Да, да, продолжают смотреть и видеть. Ещё немного погляжу. Оказывается на земле ещё можно видеть, даже когда про тебя уже сказали «умер». 
Да, теперь я вижу всё только сверху. 
Я иду в другой мир. Туда, где нет боли. И вот среди крылатых собак за тремя-четырьмя величественными псами летит и моя мама, а после неё три моих сестры. А потом и крылатые щенки…
Те собаки, что летят перед моей мамой, они, видимо, тоже наши предки. И теперь, даже если я захочу вернуться назад, это уже невозможно. 
Прощай, родной двор. Прости. Прости за те дни, когда я спал, не охраняя тебя, за соседского мальчишку Мадамина, который забрался воровать и всё обшарил, а я, будучи на привязи, не мог его догнать, за мои прогулки с друзьями на улице, за то, что не смог сказать хозяевам, когда новый баран сломал дверь и съел столько корма, что его пришлось зарезать, что, нарушив обещание, после трёх дней голода без хозяев я зашёл в дом и ел старое толокно, оставленное на кухне, за всё. Я очень скучал по хозяйке, детишкам и хозяину. Я столько месяцев не слышал радостного смеха младшенького. В каком теперь доме он смеётся? 
По крайней мере, в мой последний день могли бы быть здесь, в своём доме. 
Страсти этого мира бывают такими сильными, а бывают и безжалостными. 
Прощай, жизнь. 
Вспомнились слова хозяйки: «Читала в книге, что верные псы попадают в рай». 
Я обязательно попаду в вечный добрый мир, который они называют раем. Я до сих пор вижу, каков этот рай. В раю люди не бросают своих собак. 
Не оставляют без воды, закрыв двери. Там будет много вкусной и свежей воды. Да, я знаю, я слышал однажды, как молилась больная женщина. «Да будет он благословен райскими водами». Там никто не пьёт воду из высыхающих на солнце луж. Там у меня будет дом, очень похожий на наш. Я встречусь с хозяевами, буду играть с младшеньким, прыгать. Буду узнавать, что он хочет сказать по его весёлым глазам, как и прежде. Буду слушать девчачий смех. Буду рядом с хозяином. Они хорошие люди. Им ещё долго жить, много дел надо переделать, но потом всё равно все окажутся в раю. И мы встретимся, мы там будем вместе. 
Вот! У меня появились крылья. 
Туда… зовут меня по имени?
Я… Коплон. 

На следующий день хозяин, подойдя с улицы, позвал Коплона. Собака не показывалась, и он поспешно вошёл во двор. Подойдя к псу, он заглянул в его открытые глаза и заплакал. Погладил по спине. И лишай не вызывал у него отвращения. «Бедный, как бы он был счастлив, если бы за эти месяцы я хотя бы раз подошёл и приласкал его», – подумал мужчина. 
Выкопав глубокую яму, он похоронил пса. Потом позвал родственников с мельницы. 
Пока они не пришли он так и плакал, отчего лицо его распухло. 
– Что скажешь? – спросили пришедшие парни. 
– Идите сюда, садитесь. Я читаю Коран. 
– С ума сошёл? Зачем собаке Коран? Нехорошо это. 
– Садись, я сказал тебе!
Младший из парней, собиравшийся уйти, вернулся. Сел рядом с братьями. Пока читали Коран, мельники едва сдерживали смех, прикусывая костяшки указательных пальцев. Сделав ритуальное омовение, они поспешно вставали и уходили, посмеиваясь.
Хозяин плакал не переставая. Теперь уже во дворе не было собаки, которая бы выбежала ему навстречу, подала бы лапу, если ей протянуть ладонь, охраняла бы имущество и выполняла ещё бесчисленные добрые дела, о которых хозяин и не догадывался. И ещё долго хозяину казалось, что сейчас пёс появится на крыльце, чердаке или выйдет из подвала. 
После этого мельники нашли несколько щенков и хотели приучить их к этому бесхозному двору. Но они плохо поддавались дрессировке и всех их быстро отдавали – кого в горы, кого обратно хозяевам или людям, которые могли о них позаботиться. 

 

Примечания:

¹ Дадаси – Папочка, узб. традиционное обращение к главе семьи в узбекских семьях.

 

Перевод с узбекского Артёма Горохова.

 

Художник: И. Крючкова.