Первая Конституция СССР – основа построения социализма

31 января 1924 года II Всесоюзный съезд Советов принял Конституцию образованного в декабре 1922 года Союза Советских Социалистических Республик. Принятый документ стал политической основой курса, намеченного народами страны, восстановившей свое единство.

Начало работы над Основным Законом страны началось сразу после подписания Союзного Договора и образования СССР, состоявшихся в ходе I Всесоюзного съезда Советов 30 декабря 1922 года. Собственно говоря, сам этот съезд был хотя и первым в истории новой страны, но был «учредительным», а с формальной точки зрения созывался еще вне общесоюзного законодательства, ввиду его отсутствия до вышеуказанной даты. 
Тем не менее уже на I съезде Советов СССР, на основе подписанного там представителями всех союзных республик Договора, были образованы первые общесоюзные органы власти. В том числе, и Всесоюзный Центральный Исполнительный Комитет (ВЦИК). Он же и начал законотворческую работу по подготовке Конституции Страны Советов.
Безусловно, предварительная работа велась прежде всего структурами правящей в СССР коммунистической партии, способной через своих представителей в органах государственной власти официально легитимизировать подобные решения. 26-27 июня 1923 года проект Конституции был обсужден и одобрен Пленумом ЦК РКП(б), 6 июля за него проголосовал и ВЦИК. А под конец января пришла очередь для рассмотрения судьбоносного документа и со стороны высшего органа Советского Союза – Всесоюзного съезда Советов.

Краткая информация о содержании новой Конституции обычно сообщает, что она состояла из двух разделов – Декларации об образовании СССР и Договора об образовании СССР. На самом деле, это не совсем так. 
Действительно, если Декларация вошла в текст нового Основного Закона практически без изменений, то вот специальная часть Договора хоть и именуется официально «Договором», однако, отличается от первоначальной версии, подписанной 30 декабря 1922 года. Начиная даже с количества конкретных статей – в изначальном Договоре их 26, а в Конституции – уже 72, почти втрое больше! 
Также многие положения поменяли свою нумерацию. Например, право на выход из Союза для союзной республики, в изначальном тексте Договора записанное в самом конце – в ст. 26, в документе от 31 января 1924 года переместилось к его началу, в ст. 4.

***

Хотя, конечно, в целом «дух» Договора 1922 года в Конституции был сохранен. И даже кое в чем был усилен в сравнении с первоначальным вариантом – например, в части появления в 1924 году во ВЦИК новых, не предусмотренных первым Договором структур – Совета Союза и Совета Национальностей, преобразованных после принятия новых советских Конституций, 1936 и 1977 годов, в соответствующие палаты Верховного Совета СССР.
По сути, речь шла о реформе прежнего «однопалатного» советского парламента в двухпалатный. Формальные принципы формирования палат которого, в целом, напоминали таковые и в других странах – практикующий сходный тип структуры законодательной власти. Когда «нижняя» палата формируется за счет депутатов, избранных от равного числа избирателей по всей стране в целом (как, например, в Думе РФ), а «верхняя» комплектуется равным числом членов от каждой из провинций, независимо от численности населения (как в российский Сенат). 
Впрочем, политический процесс во ВЦИК все же отличался от практики буржуазного парламентаризма. С одной стороны, даже формального разделения на «верхнюю» и «нижнюю» палаты не было – любой закон должен был одинаково рассматриваться и получить большинство в обеих палатах. Разделения их компетенций на первичную разработку закона и его утверждение (часто без возможности влиять на процесс на начальном этапе) не предусматривалось.
При этом, правда, исключался и вариант, когда в принципиальных вопросах депутаты Совета Национальностей от союзных республик (по 5 от каждой, плюс по одному от автономных республик и областей), находящиеся в этой палате в большинстве относительно коллег из РСФСР, могли бы полностью блокировать не нравящееся им решение. Пусть даже тогда субъектов Союза было не 15, как после войны, а всего 4 (РСФСР, Белоруссия, Украина и Закавказская Федерация). Подобно тому, как сплошь и рядом оппозиционное по отношению к Палате Представителей большинство Сената США может «зарубить» закон, принятый конгрессменами.

Статьи же 23 и 24 Конституции 1924 года в случае возникновения разногласий между Советом Союза и Советом Национальностей ВЦИК предписывала вначале передавать вопрос на согласительную комиссию. При отсутствии положительного решения – на совместное заседание обеих палат. 
Но если и там большинством каждой из них закон не одобрялся, вопрос выносился на рассмотрение очередного или чрезвычайного Всесоюзного Съезда Советов. В структуре которого разделения на отдельные палаты уже не было, то есть решения принимались простым большинством голосов депутатов. Большая часть депутатов – в связи с наибольшим количеством жителей – избирались в округах Российской Советской Федеративной Социалистической Республики.
Разумеется, этот механизм больше напоминал «предохранитель», который при хорошо налаженной работе системы и не требовался. Если власть в стране принадлежит правящей партии, отличающейся единством своих рядов, состоящей из представителей политических элит всех союзных республик, то и разногласий между депутатами в высшем органе Советской власти тоже просто не могло быть по определению. 
А потому, как правило, все законы принимались практически единогласно. Но тем не менее формальный механизм предупреждения ситуации, когда «национальные элиты» смогли бы навязывать свою волю «становому хребту», системообразующей республике СССР, в советскую Конституцию был заложен.

***

Конституция, принятая в 1924 года, в отличии от более поздних ее вариантов представляет собой, пожалуй, самый «политический» документ. В том смысле, что в ней наиболее скрупулезно прописаны именно моменты работы и разделения полномочий политических структур Союза и входящих в него республик. 
А вот, например, почти никакой конкретики даже по вопросам собственности – на землю, промышленные предприятия, другие средства производства – в ней не прослеживается. Разве что в довольно расплывчатых формулировках ст. 1 о полномочиях союзных органов: «установление основ и общего плана всего народного хозяйства Союза, определение отраслей промышленности и отдельных промышленных предприятий, имеющих общесоюзное значение, заключение концессионных договоров, как общесоюзных, так и от имени союзных республик». 
Конечно, Конституции отдельных союзных республик, не исключая и РСФСР, рассматривали подобные вопросы куда более конкретно – и с точки зрения общенародной, собственно социалистической, собственности на средства производства. Но все же, отчего те же положения четко и ясно не были прописаны и в первой Конституции СССР?
Думается, ответ может заключаться в «открытом» характере структуры нового государства. Не зря же в первый раздел Основного Закона – Декларации об образовании Союза Советских Социалистических Республик – завершался словами:

«…Доступ в Союз открыт всем социалистическим советским республикам как существующим, так и имеющим возникнуть в будущем, что новое союзное государство явится достойным увенчанием заложенных еще в октябре 1917 года основ мирного сожительства и братского сотрудничества народов, что оно послужит верным оплотом против мирового капитализма и новым решительным шагом по пути объединения трудящихся всех стран в Мировую Социалистическую Советскую Республику».

В 1924 году даже в СССР пока еще не окончательно определились с тем, как относиться к уже введенному НЭПу – временному отступлению или вполне желательному элементу советского хозяйствования? И массовая коллективизация пока еще не была задумана даже в планах…
Так что, действительно, в некотором смысле Конституция 1924 года представляла собой «открытый лист» с возможностью внесения туда тех или иных изменений и дополнений, вызванных текущей обстановкой и сложившимся в отношении ее консенсусом в среде политической элиты. Неудивительно, что до принятия в 1936 году нового Основного Закона, прежний текст подвергался поправкам целых 5 раз – в 1925, 27, 29, 31 и 35 годах!
Правки, кстати, не всегда были «косметическими». Например, к середине 30-х в СССР, наконец, появился общесоюзный Наркомат Внутренних Дел. А ведь по Конституции 1924 года Москва напрямую контролировала лишь ОГПУ (преемник ВЧК), при том что милиция находилась в ведении исключительно союзных республик. Также, кстати, как и образование, здравоохранение и социальное обеспечение.

***

Логичным выглядит и отсутствие в документе 1924 года четких общесоюзных социальных гарантий, характерных для «Конституции победившего социализма» – на труд, образование, пенсионное обеспечение и проч. Нет, в союзных республиках все это начиналось делаться с первых же дней победы революции! Просто возможности для идеального обеспечения того же «права на труд» (в условиях еще не изжитой разрухи, рыночных отношений НЭПа и не закрытых «бирж труда») в стране пока еще не было. Давать «бумажные обещания» (вроде заверений Хрущева в начале 60-х, что в 80-м году мы будем жить при коммунизме) тогдашние руководители СССР не любили, ибо куда больше дорожили авторитетом – и собственным, и представляемого ими государства…
Вообще, исключительной компетенции органов центральной власти СССР подлежали сферы деятельности лишь пяти Наркоматов: иностранных дел, военных и морских дел, внешней торговли, путей сообщения, почт и телеграфов. 
Еще столько же считались объединенными (то есть союзно-республиканскими) сферами деятельности: высший совет народного хозяйства, продовольствия, труда, финансов и рабоче-крестьянской инспекции. 
Все остальное входило в компетенцию органов власти союзных республик. Даже привычный по «позднему СССР» полновластный Верховный Суд тогда больше походил на «юридическое управление» современных парламентов – ведь с исками туда мог обращаться лишь ВЦИК СССР, его Президиум, Прокуроры СССР и союзных республик. Да и компетенция тогда еще даже не «Генерального», а всего лишь «Прокурора Верховного Суда» тоже не напоминала привычную общесоюзную «прокурорскую вертикаль», принятую с 30-х годов. Отдельные республики формировали ее самостоятельно. 
Что ж, хотя с высоты нашего «послезнания» Конституция, принятая 31 января 1924 года, и может показаться в чем-то несовершенной и незавершенной, тем не менее именно она сделала возможным начало строительства действительно мощной социалистической сверхдержавы на уже почти изолировавшихся осколках распавшейся Российской империи. Не будь ее, не было бы и подвига первых пятилеток; и Конституции 1936 года, констатировавшей построение в СССР социализма и переход от «диктатуры пролетариата» к социалистической демократии.

Художник: В. Ефимов.