Гордость маленького человека

Туленков Даниил. Шторм Z. У вас нет других нас / Даниил Туленков. — Москва: «Яуза-каталог», 2024. — 224 с.

Даниил Туленков родился 24 февраля 1979 года в Свердловске. В 2005 году написал роман «Последний осенний цветок», его действие происходит в канун Первой мировой войны, в 2019-м роман вышел книгой. С 2009 по 2019 год Туленков руководил фирмой, поставлявшей строительную и сельскохозяйственную технику.

С 2019 года находился под судом по искам клиентов. В 2022 году был приговорён к семи годам колонии общего режима по статье о мошенничестве. Летом 2023 ушёл из мест заключения на СВО. В январе 2024-го помилован и демобилизован. В феврале вышла книга Туленкова, написанная ещё во время службы в войсках и тогда же частями опубликованная в блогах.
Вряд ли Даниил Туленков сам себя считает маленьким человеком, хоть и весу в нём всего шестьдесят три килограмма. Он даже на зоне числился элитарием, принадлежал там к «закрытому клубу сто пятьдесят девятой статьи» (вход от части третьей и выше), да к тому же кропал в свободное от работы на швейке время историко-философские записи. На войне пользовался авторитетом, несколько раз спас, благодаря своему изворотливому уму, жизни товарищей, в итоге был взят на штабную работу. В телеграмме сходу набрал десятки тысяч подписчиков. Но собственное положение Туленков оценивает объективно — как заключённый и как солдат он служил даже не шестерёнкой, а лишь каплей смазки в колёсах бездушных машин УФСИН и МО. Тем не менее книгу он написал о выборе и о гордости, которая первична, потому что именно она всякий серьёзный выбор определяет. У него там много разных персонажей, и каждый из них выбирает своё.
В книге нет ни побед, ни геройства. За несколько выходов на линию боевого соприкосновения те группы, в которые входил Туленков, ни разу не выполнили поставленные им задачи. Он сам никогда вблизи не видел противника, в лучшем случае — стрелял в его сторону, а чаще прятался и убегал. Большая часть его боевых историй состоит из сидения рассказчика в ненадёжном укрытии и вслушивания в приближающиеся разрывы без возможности что-либо предпринять.

«Мой рассказ, он, собственно, не про батальные сцены. Меня вообще не тянет на описание перестрелок, перебежек, взрывов там всяких, этого убило, того разорвало, а того хохла мы разъ…али с двух стволов. У этого всего, мне кажется, будет много певцов и без меня. Ярких, красочных, со смаком и натурализмом.
Мне больше интересен внутренний мир людей, шагающих в бездну. Переживания, ощущения, мысли, эмоции. Проявление низменного и высокого. И более того, особо важным мне кажется рассказать и раскрыть механизм поведения особой категории участников СВО».

​

Книга мозаична, лоскутна. Многие истории начинаются с конца, пазлы перемешаны. Общая картина создаётся далеко не сразу, даже не после второго прочтения. Это, с одной стороны, следствие публикации в блоге в виде постов. С другой — специфика памяти. Сначала всплывает самое яркое, потом подтягиваются детали и обстоятельства. И понятно, что если бы автор рассказывал свою эпопею последовательно, событие за событием, то легко мог скатиться в унылое «бу-бу-бу». Есть и другой смысл подобного устройства текста — внутренняя логика нарратива. К некоторым эпизодам автор вновь и вновь возвращается, показывая эти моменты с разных сторон и всякий раз углубляя их понимание. Часто повествование ходит по кругу, точнее, по спирали, забегая вперёд, возвращаясь назад, ломая всякую линейность, превращаясь в лабиринт воспоминаний и соображений. Немаловажно, что такое устройство книги обеспечивает её многократное перечитывание.

Книга начинается с нескольких боевых сцен, и в них на удивление мало брутальности. Туленков, понимает, что простой читатель ждёт шокирующих картин и пронзительных откровений, поэтому, как умный человек, не даёт ожидаемого. Представленные им моменты выходов на ЛБС под Работино лишены пугающих подробностей и полны лирики. Автору, вообще-то, свойственно некоторое книжное щегольство, которое он сдерживает самоиронией. Так вспомнит разок, что почувствовал себя персонажем фильма Спилберга, или заметит, что «внутренний Хэмингуэй был удовлетворён», или ввернёт стихотворение Киплинга, но и только. Язык свободен от красот, прост и функционален, за что многие искушённые читатели отказывают ему в литературных достоинствах. Советую им сравнить с военной прозой Германа Садулаева, опубликованной в шестом номере «Сибирских огней» за прошлый год и удостоенной премии журнала. Вот уж где с избытком изощрённых приёмов и всяческой красоты. Но всё это сделано очевидным образом и вызывает мало доверия. Туленкову же — доверяешь.
Впрочем, о войне потом, сначала попробуем хронологически выстроить фрагменты, предшествующие фронту. Художественные свойства текста в данном случае дело третье. Поскольку автор подаёт себя как человека, который говорит одну лишь правду, интересно вычленить именно ту правду, которая сказана только в этой книге и нигде больше.
Выясняется, например, что уйти из колонии воевать — дело не самое лёгкое. Автору приходится неделями обивать порог оперчасти, пока его не вносят в списки на следующую отправку. Его товарища, бывшего офицера и хозяйственника с той же 159-й статьёй, снимают с отправки в последний момент. Тот уходит в армию уже с другой партией, по новым правилам (не помилование, а условное освобождение с годичным контрактом, продлеваемым до конца СВО). Успев попасть на полгода, Туленков вскочил на подножку последнего поезда. Тут в первый раз проявилась его везучесть, которая (вместе с интуицией) потом спасает рассказчика во всех передрягах.
Только во второй половине книги у автора доходят руки написать об учебке на территории ДНР. Учёба продолжалась две недели, и никто на неё никого силком не гнал. Некоторые прибывшие сходили несколько раз, а всё остальное время слонялись по лагерю. «Шторм Z» числился добровольным формированием «в интересах МО», командиры были назначены из собственного спецконтингента, чем и объяснялись многие наблюдаемые автором чудеса. По новым правилам такого уже нет, а осенью 23-го ещё было.
Автор изредка касается специфики отношения к «зэкам». «Все мы уже на берегу были помечены как "допустимо возвращение в общество" и "возвращение из зоны СВО нежелательно"», — предполагает он. В учебке прибывших сразу разделили на две роты, и все «расписные» оказались зачислены в первую, которую отправили на передок раньше. В результате первого же боя от ста десяти человек первой роты осталось в живых одиннадцать.
После первого боевого крещения (так и не увидев украинского солдата воочию) и последующей командировки в эвакуационную группу морпехов рассказчик возвращается в город, в расположение своей роты, где не был уже больше двух недель. За это время рота поучаствовала в боях, понесла большие потери и теперь предаётся пьянству, мародёрству и поножовщине в отсутствие командиров, занятых распродажей армейского имущества. Автор с несколькими товарищами сразу отселился подальше, при первой возможности перешёл в другое подразделение и как в воду глядел. 

«Через несколько дней после того, как мы уехали, в расположение заявилась военная полиция, все обитатели "синей ямы" были частично возвращены обратно в исправительные учреждения с добавкой по новым статьям, а частично отправлены на особо сложные участки фронта, где и сложили свои головы».

Сам Туленков постарался взять от учебки всё возможное. Две недели инструктора учили их штурму окопов, основы которого удалось с горем пополам усвоить, для остальных наук, вроде штурма жилой застройки, времени не хватило. Но они и не понадобились впоследствии. А окопы понадобились. И только на этом моменте со страницы сто пятьдесят мы начинаем понимать смысл эпизода, изложенного на двадцатой странице. Там семерых «штормовцев» отправляют выбить врагов, захвативших часть нашей траншеи. Двое сваливают по дороге, один сдуру бросается в простреливаемую часть и погибает. (Его портрет и личные особенности, приведшие к такому концу, подробно расписаны автором несколькими главами дальше.) Оставшиеся четверо не могут выполнить задачу по изгнанию хохлов с опорника, потому что тактика просто не предусматривает такого количества штурмующих: для грамотной, усвоенной схемы штурма тупо не хватает людей. При всём том в противоположной части окопа сидит рота мобилизованных и не пытается выбить противника. Более того, рассказчик уверен, что они даже удержать свой окоп не смогут, хотя все здоровенные мужики, прошедшие срочную службу. Это не их дело, они надеются только на нескольких тщедушных зэков с двухнедельной подготовкой («нам сказали, придёт "шторм зет" и всё сделает»). К счастью, установленные начальством правила не особенно людоедские. Если состав группы уменьшился до критического, можно запросить разрешение на отход и получить его. Правда, лично для рассказчика отход растягивается на несколько суток.

Таких последовательностей в книге полно: 

1) изначально кажущаяся невыполнимой смертоубийственная задача; 
2) невольное, мало-помалу, принятие её неизбежности; 
3) бешеные соображения, что можно сделать; 
4) полный крах всех планов; 
5) чудесное избавление с мучительным выходом и последствиями.

Отчаяние от полученного приказа, подразумевающего верную смерть, — один из главных повторяющихся мотивов, наряду с изображением видимой идиотической бессмысленности происходящего, у которой задним числом обнаруживается скрытая разумная подоплёка. В числе самых ярких эпизодов есть рассказ о походе автора к линии фронта в компании с четырьмя спутниками, один из которых тяжело пьян, а двое других потенциальные дезертиры (один прохвост и барыга, другой наркоман), притом что их командир уже сбежал по дороге под предлогом болезни. Группа ни к чему не способна, и у самого вменяемого её участника, то есть рассказчика, есть возможность поступить правильно: «Связаться с ротным и доложить ситуацию. Нас было шесть человек, осталось трое. Один из нас пьяный». «Но тогда я не нашёл в себе силы так сделать». Договорившись со своей совестью, рассказчик решает повернуть обратно, прихватив в качестве доказательства, что они были на передовой, два найденных в лесополосе бесхозных пулемёта. Но оказывается, что у пулемётов их уже ждут, и дело принимает совсем дурной оборот.

«Берш был известной персоной. Как детей пугают бабайками, так "штормов Z" в нашем полку пугали Бершем… Он имел дело исключительно с рафинированной, конченой мразью, проявившей себя во всей красе здесь, в зоне проведения СВО. Он не знал других "зетовцев", ибо не имел с ними дел. У Берша было своё основное подразделение. А "псы войны", стоящие у него за спиной — это его костяк из условных айтишников Жень из Волгограда, женатых, с двумя детьми. Задачей Берша было сделать так, чтобы доверенные ему операции выполнялись на отлично, а количество Жень, расфасованных по черным полиэтиленовым мешкам, стремительно неслось к нулю. И у него не было никаких сомнений, что формулу эту можно вывести, только имея ресурс дешёвого мяса, не представляющего абсолютно никакой ценности».

Этот страшный человек быстро связывается с командованием группы, сообщает, что бывшие зэки «по ходу запятисотились» и получает их в своё полное распоряжение. Бедолаги понимают, что смерть в лице нового командира как никогда близка и с мольбой смотрят на свою единственную надежду — на Туленкова. И тот чудом изменяет ситуацию, включив знакомый ему режим переговорщика на стрелке с бандитами. Он доказывает, что группа не готова выполнять задачи, потому что двое контужены, а двое готовы сбежать. И тогда людоед Берш их отпускает, оставив дело на рассмотрение непосредственного начальства. А перед начальством они после смогли оправдаться, ухитрившись сдав двоих в госпиталь. Остальное замял вернувшийся неведомо откуда старший группы.

Этот случай особенно характерен своим неприглядным внешним видом и абсолютной человеческой ясностью.

«Когда я начинал свои заметки, я был твёрдо намерен выкинуть из цикла этот мерзопакостный эпизод. Слишком мразотной сыростью веет от этой истории… Но позже я осознал, что такой шаг убивает сам принцип правды. Это как в описании запахов войны стыдливо избежать запах говна. Сказать пафосно, что война пахнет трупами и порохом».

В книге много портретов людей на войне, часто заставляющих вспомнить галерею шукшинских чудиков. Но среди прочих персонажей выделяется один, изображённый со злым сарказмом и даже ненавистью. Это восточного вида человек, мелкий военный чин, отвечающий за отправку людей на передовую. Он весь — воплощение маскулинности и мачизма, носитель настоящего воинского духа, обладатель лучшей амуниции, стального характера, воли, презрения к опасностям и смерти.

«Он имел только один небольшой недостаток. Мистер Басмач никогда не был на передке. И не было такой силы, которая могла бы его туда затащить. Командир роты ходил с нами на передок. Кадровый офицер из штаба полка, курирующий работу со "Штормом Z", ходил с нами на передок. В трудные периоды даже дедушка-банщик ходил с нами на передок. Все ходили на передок. На передок не ходил только кот, живущий в штабе, и мистер Басмач. Но кот ловил мышей, грызущих провода и портящих военное имущество, а мистер Басмач только провожал боевые группы на выход и давал им отеческие напутствия». 

Возможно, автор много чего не знает про персонажа. Может быть, автор предвзят. Но у него есть серьёзные основания подозревать «Басмача» в вольном распоряжении имуществом погибших, которым тот заведовал по собственной инициативе. В пользовании их телефонами, в снятии денег с их карточек. После того, как БТР с рассказчиком на броне влетел в ров (это начало одной из важных историй), идеальный штабной воин Басмач был отстранён от планирования операций и отправлен на ЛБС. Сделал это боевой офицер Н., который сутками сидел на передке и которому нужны были конкретные результаты, а не бессмысленная гибель бойцов.
Вообще надо сказать, что пересказывать сюжеты Туленкова — дело неблагодарное. Пропадает масса точных деталей и, главное, живое авторское отношение. Надо видеть, с какой теплотой он рассказывает о своих товарищах, людях непутёвых, неказистых, с судимостями и без каких бы то ни было перспектив, но — настоящих. Потому что естественный отбор. «На этой войне первыми гибнут дураки и трусы».
В книге находится место и пафосу, ему отведены специальные главы, в которых автор присягает русской имперской идее и говорит, что началось всё не в 14-м и не в 22-м. Началось в 99-м бомбёжками Югославии, а закончится не завтра и не здесь. Закончится или в Лиссабоне, или во Владивостоке, без полутонов. Но суть книги совсем не пафосна, она не в восхищении войной, не в проклятиях ей и не в самопрезентации автора. Суть – в экзистенции, которая противопоставляет яркость войны тотальной серости тюрьмы. Тюрьма — анабиоз, убийство времени. (Многие и на свободе всю жизнь проводят в подобном анабиозе.) Война — фонтан эмоций, обострение всех форм человеческих чувств.

«Нет ничего, ни одного фактора, которые могли бы как-то уровнять эти два мира, вывести какую-то формулу их схожести. Кроме того, что тебя нет дома».

Прежде всего книга Даниила Туленкова интересна двумя особыми обстоятельствами. Во-первых, авторским опытом, полученным в самых безнадёжных ситуациях. Во-вторых, уникальным авторским взглядом, обусловленным как личной историей, так и условиями пребывания на фронте. Для автора всё произошло слишком быстро. Несколько месяцев — не год, за это время он не успел растерять удивления и остроты глаз. И как бы ни сложилась дальше его писательская судьба, увиденное им не пропало.

​