Наша Память с нами. Гродно. Беларусь

«Война сложна, темна и густа, как непроходимый лес. 
Она не похожа на ее описания, она и проще, и сложнее. 
Ее чувствуют, но не всегда понимают ее участники. 
Ее понимают, но не чувствуют позднейшие исследователи». 
Илья Эренбург

Более сорока лет живу в Гродно — старинный город Беларуси, его еще называют королевским или музеем под открытым небом. 
Музеи, выставочные залы и галереи, дома с историей, площади и скверы, где рядом уживаются памятники, бюсты, мемориальные доски, названия улиц представителей разных эпох: король Речи Посполитой Стефан Баторий, великий князь Давыд Городенский, меценат и староста Антоний Тызенгауз, польский поэт Адам Мицкевич, государственный деятель Петр Столыпин, комдив Красной армии Василий Чапаев, Ленин, Дзержинский, поэт Максим Богданович, маршал Советского Союза Василий Соколовский, революционер времён Западной Беларуси Сергей Притыцкий, певец Чеслав Неман, генерал-лейтенант Дмитрий Карбышев, генерал-майор Лев Доватор, командарм Великой Отечественной войны Иван Болдин, сквер Памяти Воинов-Афганцев… 
Военное кладбище в Гродно — одно из самых старых в городе. Здесь находятся могилы солдат, убитых в Первую мировую, в Великую Отечественную войны, захоронения солдат польского войска и немецких солдат. Всего в братских и индивидуальных могилах военного кладбища захоронено свыше 8000 человек. 
На мемориал воинов-пограничников деньги собирали всем миром, помогали из стран ближнего зарубежья: Казахстана, России, Молдовы и Киргизии. На постаменте надпись «Погибшим, но не побеждённым воинам Белорусского пограничного округа»
А еще на въезде в город высится Курган Славы, есть памятник узникам шталага № 324, памятник-танк в честь освобождения Гродно в 1944-м году. Памятник Памяти Узников Гетто, погибло более 20 тысяч евреев.
Всех памятников и мемориалов в одной статье и не перечислить.

Последние десять лет занимаюсь партизанской темой. Встречалась со многими живыми свидетелями военных лет, записывала воспоминания старых партизан, ветераны делились со мной документами и фотографиями из домашних архивов. 
На западе Беларуси густые леса и непроходимые болота Налибокской пущи. До наших дней события последней войны местные люди называют партизанкой. Когда-то меня непривычно резануло это очень женское название. Потом привыкла. Еще поразили несправедливые и злые отзывы о партизанах местных стариков, в годы войны они были детьми, но помнят, как партизаны угнали их корову, взяли мешок муки или бутлю самогона. Известно, партизаны командира Митьки давали расписки, не забирали из хлева последнюю корову, а самогон нужен был для раненых госпиталя.
Одна сторона горячо защищала партизан, другая не стеснялась в выражениях. Знакомый представитель власти пообещал мне: не дадим в обиду наших красных командиров, и скоро пригласил на круглый стол в библиотеку. Там организованно собрались явные ястребы новой волны, они и подняли громкий вой вокруг имени легендарного партизанского командира 1-й Белорусской кавалерийской бригады Митьки, Дмитрия Анисимовича Денисенко (1917—1988). 
Литературно-исторический журнал «Камертон» публиковал отрывки из моей будущей книги.
В горячей дискуссии меня пытались заклевать и оклеветать (от одного слова), дескать, писательница обеляет прошлое. Подготовленные люди из оппозиции меня провокационно перебивали, демонстративно шумели, выкрикивая в мой адрес унизительные словечки. Уезжала из городка Налибокской пущи сильно разочарованная. Районная газета так и не опубликовала репортаж с того круглого стола образца 2015 года. Как мне объяснил тот же руководитель — мы не хотим конфронтации, поэтому и публикации не будет. Начала разбираться. 
Стыдные в советское время темы коллаборантов с точки зрения их детей и внуков, расстрельные ямы с евреями, сгоревшие деревни с замученными мирными жителями, как-то незаметно переформатировались, зазвучали новые голоса: партизаны-«забойцы», не было б партизан, люди бы жили спокойно, и немец никого не тронул. Полицаи после многих лет отсидки в Сибири вернулись домой, отстроились, жили за глухими заборами, но прислушивались, делали вид, что искупили свои давние грехи, пора давно всё забыть.

И наоборот, дети и внуки бывших партизан, на домах которых висели таблички с красной звездочкой «Семья партизана», стали всё больше помалкивать, отводить глаза, сторониться журналистов. 
В те годы на моем горизонте возник известный «краевед», прораб на пенсии, не буду называть фамилии. Он живо почувствовал послабление в обществе, равнодушие молодого поколения потребителей, в воздухе запахли перемены с гнильцой. На глазах соседей он стал раздуваться от своей значительности и «секретных знаний» как та мерзкая жаба-ропуха. Нагло открывал ногой кабинеты власти, наезжал на мелких чиновников, яростно и злобно давал интервью оппозиционным газетам. Сама читала те грязные пасквили.
Власть не особенно хотела ввязываться в драку, команды сверху не поступило, молодые идеологи думали как-то переждать, пересидеть, хотя уже были свиты многочисленные осиные гнёзда, крупные шершни открыто навязывали молодым свои ядовитые догмы. Пока не грянул 2020 год. Противостояние расставило всё по своим местам.
В советское время знали: погиб каждый четвертый белорус, в наши дни пересмотрели те ужасающие цифры — каждый третий белорус. 
Генеральная прокуратура пару лет назад взялась за пересмотр геноцида белорусского народа в годы Великой Отечественной войны. Установлено, что в годы нацистской оккупации на территории Беларуси: убито не менее 3 миллионов мирных граждан и военнопленных; в немецкое рабство угнали более 380 тысяч человек. Массовый характер носил и угон на принудительные работы детей, их использовали в качестве доноров крови; разрушено свыше 200 городов, в том числе Минск, Гомель, Витебск, Полоцк, Орша, Борисов, Слуцк; сожжено более 11 тысяч сел и деревень. В геноциде мирного населения принимали участие не только немецко-фашистские захватчики, но и их европейские союзники из Италии, Румынии, Венгрии, Франции, Словакии и Финляндии, а также пособники из числа украинских, польских, литовских, латвийских, эстонских и других коллаборационистских и националистических формирований. 
Вернусь немного в прошлое. Дети моего советского поколения выросли в летних пионерских лагерях, мы играли в военно-спортивную игру «Зарница», в каждом классе на нас смотрели со стендов фотографии Лёни Голикова, Зины Портновой, Вали Котик и других героев-пионеров. Мы не сомневались, что фашисты — наши заклятые враги, бойцы Красной Армии и партизаны наши защитники. Победа за нами! И не потому, что учителя вбивали нам какие-то надоевшие истины в голову. Мы чувствовали Время, понимали подвиги его героев, и хотели подражать победителям.

«…Моё поколение родилось в первые десять лет после войны. Мы жили рядом с фронтовиками, слышали от них другие истории о войне, чем те, что доносились из радиоприемника или публиковались в газетах. Рассказы эти были простыми, без налёта героизма, какие-то слишком обыкновенные и незамысловатые. Наше детское, легкомысленное отношение к боёвым наградам, званиям, ранениям, солдатским будням, не было насыщено особенным пиететом. 
Во дворе, дома — атмосфера обыденности, привычки, а малышне забава поиграть с орденами и медалями. Отцы-фронтовики старших подруг не очень любили вспоминать о войне. Другое дело — за кружкой пива, за столиком в привокзальном буфете, здесь былые победы приправлялась крепким солёным словцом, а детям разрешалось глотнуть лёгкой кисловатой пены… 
Мальчишки крутились возле столиков в надежде вытянуть у отцов копейки на мороженое, прислушивались к мужским разговорам. Давно знакомые пересказы, поднадоевшие, когда речь заходила о налётах «мессеров», танковой мощи Т-34, затяжных артобстрелах, сидении в болотах, застрявших в спине осколках («такая ж немецкая сволочь — как на дождь, так начинают под позвоночником шевелиться»), проникали в наше сознание естественно, как теплый майский воздух, насыщенный концентратом душной сирени. 
Вот по улице спотыкаясь, тащится отец Витьки Ефимова. Худой, сутулый, ноги заплетаются — опять пьяный. Все знали, отец Витьки вернулся из немецкого концлагеря. Бабы во дворе жалели мать Витьки. Женщина на двух работах надрывалась, а муж — работник никакой, только и умеет детей строгать — уже четверо у них. 
Отец Наташки Устиновой — старый машинист паровоза. Всю войну вывозил раненых на санитарном поезде. Мать Галки и Ларисы Зинаида Васильевна Волынцева — врач, войну прошла с прифронтовым госпиталем. Это потом, дети в нашем дворе знали её как несменяемого детского врача. 
В школе всё по-другому. В актовом зале на майской линейке торжественные речёвки, песни, стихи, в глазах рябит от алых пионерских галстуков. Вынос знамени, чествование ветеранов, на кителях, гражданских пиджаках и гимнастёрках сверкают на солнце боевые награды, у старых партизан смущённые лица.
Герой Советского Союза, партизан Андрей Волынец не мастер был говорить громкие слова, собьётся на полуслове, замолчит, побледнеет. Пионервожатая тут же бодрым голосом подхватит, и пошла трещать, перечислять заслуги скромного на вид, застенчивого человека. Он стоит рядом, на нем серая рубашка без галстука, совсем не похож на героя…». (Из документально-художественной книги «Командир».)

Сохраним историю

Сегодня в Беларуси организуется много общественных проектов и акций. 
У нас более 40 тысяч мест памяти, связанных с Великой Отечественной войной. Недаром в советские время страна называлась республикой-партизанкой. В рамках проекта «Сохраним историю» планируется оцифровать все памятные места, посвящённые событиям самой трагической и кровопролитной войны на нашей земле.
В 2020 году стартовал сбор советских монет и средств на создание всенародного монумента подвигу героев «В БЛАГОДАРНОСТЬ ГЕРОИЧЕСКИМ ПРАДЕДАМ».
Во многих городах установили стеклянные прозрачные колбы, люди приносят монеты советских времен. Они станут единым сплавом в памятном знаке. В Гродно специальную колбу для сбора монет на памятник героям Великой Отечественной войны установили в Новом замке. 
Организаторы общественного проекта задумали установить три одинаковых памятных знака. Первый поставили в Минске в июле 2022 года, второй запланировали к 80-летию освобождения Беларуси от немецко-фашистских захватчиков рядом с Брестской крепость. Памятный знак в Москве станет третьим по счету. Бронзовый монумент установят в юбилей Победы в 2025 году на Поклонной горе.

Большая партизанская семья Кремко

​

«В начале ХХ века в деревне Бережно в крестьянской семье Змитрука Кремко было пять сыновей и одна дочь — Иван, Петр, Владимир, Илья, Александр и Елена. Их род издавна проживал на этих землях, отсюда мужчины уходили на войны, уцелевшие возвращались к родному порогу, заводили семьи, ставили крепкие хаты из столетних сосновых бревен, крестьянствовали на земле…
Во время Великой Отечественной войны мужчины из рода Кремко — родные, двоюродные, троюродные братья и дальние родственники, земляки, одни из первых создали в деревне подполье, летом-осенью 1942 года уходили в лес, вскоре сторона эта стала партизанской.
Кажется, мужчины из рода Кремко выкроены по одной матрице. Есть у них еще одно общее — легкая восточная примесь, матовая смугловатость кожи. В корне белорусской фамилии Крамко (Крэмко) угадывается что-то от кремня, твердого камня, высекающего огонь». (Из документально-художественной книги «Командир».)

Отряд Д. Денисенко начал свои боевые действия из Бережно, из его воспоминаний:

«…Молодежь деревень Синявская Слобода, Бережно имела огромный склад оружия и боеприпасов, оставленных одной воинской частью в период отступления. В 1941 г. в лесу Берштаны этим оружием молодежь вооружила отряд им. Сталина, им. Чапаева и нас всех».

Наша историческая память продолжается на деревенских кладбищах, куда на весеннюю Радоницу после Пасхи белорусы едут поклониться родным могилам, прибирают скромные памятники после зимы, в старых отцовских хатах встречается многочисленная родня, за столом поминают дедов и прадедов.
На днях ездила с семьёй Кремко в деревню Бережно. От Гродно более 200 км, через Березовку, Новогрудок, Кореличи, потом просёлочной дорогой через лес, проехали опасно хлипкий мосток через речушку и до самой деревни. Как раз по мокрому жёлтому песку машина грейдировала дорогу.
Поехала за новыми сведениями про большую партизанскую семью Героя Беларуси Виталия Ильича Кремко (1942—2009). Деревня живая, цветут сады, алеют тюльпаны, готовы грядки, крыши перекрыты новым шифером, бревенчатые тёмные дома крепкие, окна покрашены. На высоком холме при старинной церкви Казанской иконы Божией Матери старое кладбище. Храм построен в виде креста во второй половине XIX века из кирпича и бутового камня. К 2003 году храм был восстановлен и освящён.
На надгробных замшелых камнях выбиты знакомые фамилии, они повторяются и повторяются. Из Бережно, что стоит много столетий на краю Налибокской пущи, многие земляки ушли когда-то в большой мир и потом вернулись в родную землю: Кремко, Сачуки, Плюта, Коваленко, Дрыки, Хиневичи, Рудаковские, Смолянко, Лойки, Комаровские, Марченко…
Тёплый солнечный день, тишина, Неман далеко разлился, почти до самых огородов. В принеманских деревнях на столбах, высоких деревьях много старых и новых гнёзд аистов, у семейных пар начался брачный сезон, по всей деревне слышится громкий барабанный звук, это белые птицы нетерпеливо стучат половинками клюва.
Зашли в старую хату к Марии Петровне Кремко, она дочка Пéтрыка. Бабе Мане скоро 93 года, голубые глаза не потухшие, озорные, купила по весне десяток ярко-цветных молодых несушек. Во дворе за ними ходит красавец петух. Баба Маня не унывает, каждое утро выпивает свежее яйцо с мёдом — дай бог ей здоровья, память отличная, всё помнит, обо всём подробно расскажет. Кто кому и кем по родне доводится.
Андрей Кремко, старший сын В. И. Кремко расспрашивает бабу Маню — почему его деда Илью Кремко (1911—1943), по-деревенски Гальяш, расстреляли, почему он не спасся.

​

— Наша вёска была партызанская. У Беражна не было паліцаяў. Прыехалі чужыя, ім потым у вочы родных забітых не глядзець. Камендант паліцыі, кат Серафімовіч шмат іншых паліў вёсак, і к нам прыехалі паліцаі. Я пасвіла авечак на лузе, — паказвае ў бок лесу, — тата паехаў на млын, хлопцы Панцік і Нікодзік былі на гумне, сястра карову пагнала, а мама пайшла да гумна. Паліцая прыставілі да гумна, яна братам гавора — бяжыце праз вакно, так яны выратаваліся, а я авечак загнала да хроснага таты, а сама ў жыта да братоў, ляжалі да вечара. А Гальяш не ўцякаў, хату пабудаваў, малы сынок на руках, вакна паб’юць… Забілі Гальяша недалёка, у Мокрай бэлькі, у ракі. Многа людзей забілі. Дзве хаты ў нашай вёскі спалілі, паліцаі-бобікі пьяныя былі, самагонку пілі… Крамчыха і другая радня потым прыбеглі да берага, маці Гальяша бедная галасіла пахавалі тут, на могілках… Маіх братоў Панцялея і Нікадзіма пасля вызвалення вёскі Беражна прызвалі на фронт. Нікадзіка забілі ў траўні 1945 года… Захавала на памяць пра Нікадзіка пять яго лістоў з фронту. Панцялей пад Кенінгсбергам зімой 1945 быў цяжка паранены, у сцягне, назе засталося шмат аскепкаў, памёр ад ран пасля вайны. Дзеці засталіся сіротамі).

Перевод с белорусского: 

— Наша деревня была партизанская. В Бережно не было полицаев. Приехали чужие, им потом в глаза родных убитых не смотреть. Комендант полиции Серафимович много других сжигал деревень, и к нам приехали полицаи. Я пасла овец на лугу, — показывает в сторону леса, — папа поехал на мельницу, хлопцы Пантик и Никодик были на гумне, сестра корову погнала, а мама пошла к гумну. Полицая приставили к гумну, она братьям говорит — бегите через окно, так они спаслись, а я овец загнала к крёстному отцу, а сама в рожь к братьям, лежали до вечера. А Гальяш не убегал, дом построил, маленький сынок на руках, окна побьют..., убили Гальяша недалеко, у Мокрой балки, у реки. Много людей убили. Два дома в нашей деревни сожгли, полицаи-бобики пьяные были, самогонку пили... Крамчиха и другая родня потом прибежала к берегу, мать Ильи, бедная рыдала, похоронили здесь, на кладбище… Моих братьев Пантелея и Никодима после освобождения деревни Бережно призвали на фронт. Никодика убили в мае 1945 года… Храню на память о Никодике пять его писем с фронта. Пантелей под Кёнингсбергом зимой 1945 был тяжело ранен, в бедре, ноге осталось много осколков, умер от ран после войны. Дети остались сиротами.

Все начинается в семье. Хочется верить — живая связь поколений в Беларуси не угаснет. Главное, чтобы государственные интересы совпадали с настроением общества, тогда образуется прочный фундамент, из живой цепи поколений не выпадут связующие звенья.

Примечание:

На обложке: белорусские советские партизаны на фотографии из ГА РФ (1943).