Толстый голубь Никита

От редакции

Очерк Владимира Крупина об освободителе бандеровцев и жонглере полуостровом Крым — давний. Но как говорят: «Ни убавить, ни прибавить»… — Хотя нет. Крупин пишет: «Сын Хрущева приполз в США просить гражданства, а про дочку ничего не знаю». — Но за эти годы на сем древе вырос ещё «плод» — внучка (или правнучка — это одна из занятных семейных тайн) Хрущева — Нина. Русофобию она может преподавать и самому Каспарову.

Поразительное семейство. Воевал он с генетикой, воевал… а вышло-то вон оно как. Живи сейчас Георг Мендель — можно было бы вместо его монастырских горошин — всё семейство сдать на изучение устойчивости генных признаков.

Игорь Шумейко

​

Позорно и трусливо сдал Хрущев Украину. Преступно уничтожал армию и православные храмы. А всё свалил на Сталина. Видимо, мстил за то, что тот называл его «Толстый голубь Никита» и однажды заставил плясать за сушку к чаю. Ему потом голубь жестоко отомстил. Всю кровь, все беззакония, все свои неудачи свалил на Сталина. И вот интересно: уже много лет надрываются демократы, обливая грязью Сталина и обеливая Никиту. Ничего не выходит, ибо Сталин собирал страну и укреплял, а Никита как был Никитой, так и остаётся. Страну разрушал и разбазаривал.
О любой личности можно смело судить по её детям. Про дочь Хрущева ничего не знаю, но сын его пошел дальше папаши — на животе уполз просить американское гражданство. Демократы обрадовались, граждан мира прибавилось, но все нормальные люди оценили поступок как предательство. Это закономерный финал отцовских подлостей.
Хотя мне лично сердиться на Н.С. Хрущева не за что. Более того, я ему благодарен, из его рук получил отпуск на родину осенью 1962-го. Теперь об этом можно рассказать. Долгое время все связанное с ракетными войсками было засекречено. А как раз в них я и служил. Был командиром стартового расчета, когда нас откомандировали из нашего учебного центра «Кубинка» в Чапаевку, где на аэродроме готовилась выставка авиационной и ракетной военной техники. Все красилось и мазалось. Моему расчету было доверено провести показательный перевод ракеты из транспортного положения в боевое. На это отводилось две минуты. Тренируясь круглосуточно, мы сбавили время до минуты сорока секунд. Ох, и орлы были мои парни: первый номер Мыкола Гончар, второй Ваня Падалко, третий Венька Малых, а водитель, о, водитель — Леха Чертовских. Где вы, парни? Где ты наш боевой комбат Шелестюк?.. 
На смотр техники Хрущев привез огромное количество иностранцев. Комбат ворчал, мы слышали, что это свинство — показывать врагам секреты. Он подошел к нам, видно было, как он волновался. Мы меньше, потому что нам надо было работать, а не смотреть со стороны. Показ техники начался с самолетов. Они взлетали (тогда я впервые видел вертикальный взлет. Иностранцы хлопались от страха в обморок: русские не будут тратиться на взлетные полосы), самолеты уносились вдаль, мгновенно возвращались после разворота и именно над нами переходили звуковой барьер. Гости глохли. Мы ликовали. Было на что поглядеть.
Подошли и к нам. Надо сказать, что в последнее перед показом утро Шелестюк, пряча глаза, велел (не могу сказать — приказал) подготовить ТЗМ, транспортно-заряжающую машину, в просторечии тэзээмку, то есть заранее отстегнуть стяжки, вынуть чуть не до конца дуги, на которые натягивался укрывающий ракету брезент, открутить чуть ли не до конца винты скрепов, это сокращало, конечно, время на операцию, но, конечно, было обманом. Шелестюк посмотрел на расстегнутый ворот Лехи, но все-таки смолчал. Этот Леха был такой разгильдяй, что командир части пообещал ему демобилизовать его только 31 декабря в одиннадцать часов вечера. Но как водитель Леха был лучшим в части.
Дали команду на перевод ракеты в боевое положение. Леха рванул тэзээмку, по-моему, с четвертой скорости, влетел на стартовую площадку и замер перед пусковой установкой с точностью до миллиметра. Потом сержанты говорили, что нам начали хлопать именно с этого Лехиного рывка. Я ничего не слышал. Тогда я понял, что такое — одно дыхание и одна воля. Все было в одно касание. Я был глух для всего, только слышал летящее ко мне: «Первый готов! Второй готов! Третий готов!» — Команды мои были помимо меня, я был частью того, что вместе с ракетой вздымалось; поворачивалось, ложилось на направляющие установки, неслось к газоотражателю, ложилось на курс. Последнее, что я обязан был сделать — схватить телефон батарейной связи и доложить командиру батареи о готовности. Этого не потребовалось, помешал Хрущев и маршал Гречко. Они подошли первыми. Мы стояли у готовой к пуску ракеты. Когда Леха угнал пустую тэзээмку, я не видел. Хрущев сказал:
 — Кто первый, второй год — тому отпуск. Кто третий — досрочный дембель. — Так и сказал по-солдатски — дембель. Наш мужик! Ох, мы с ним покажем всем кузькину мать! Недаром мы знали частушку: «Подрастает год от года сила молодецкая. По всему земному шару будет власть советская». — Тут к ним подошел еще один маршал и что-то сообщил. Хрущев вспыхнул и гневно закричал:
 — Как это не верят? Какая подтасовка? Какая липа? Повторить!

Мы поняли, что иностранные наблюдатели не верят, что так быстро можно перевести ракету из походного в боевое положение. Еще бы: подъехать, расчехлить, заправить окислителем, развернуть ракету, сравнять с направляющими рельсиками пусковой установки, загнать по ним ракету на установку, выйти на угол слежения... и все это за минуту?
Нам приказали повторить все сначала. О, здесь за нами следили сто глаз, особенно зырили иностранцы в высоких фуражках. Может, привыкли: что в их армиях их тоже обманывают? Всё у нас проверили: все винты, все ремни. Один длинный даже противогаз у Гончара проверил, может, думал, воздухоочиститель вырван. А как он мог быть вырван, окислитель же был настоящим. Пролейся он, будь Мыкола без противогаза, остались бы Мыколины тато и мамо без внуков.
Дали команду приготовиться. Леха поехал на исходную позицию. Хорошо помню тот азарт, то четкое, почти озорное напряжение, с которым мы радостно и рьяно переводили ракету и первый, и второй раз. А ведь во второй предстояла операция посложнее первой: уже все было без обмана. Затянуто до предела. Пошла сигнальная ракета, я услышал крик Шелестюка: «К бою!» — и махнул Лехе Чертовских. Леха рванул и через секунду, опять же с точностью до миллиметра, поставил ТЗМ около установки. Выскочил из кабины помогать. Это уставом не запрещалось. Парни мои, парни! Пишу сейчас, и слезы проступили, золотые мои парни, стартовый наш расчет. Что, Мыкола и Иван, неужели мы с Лехой и Ванькой для вас — кляты москали, кацапня собачья, а? Так вам ваши кащеи бессмертные, по-украински чахлики номерующие, внушают, так? Нет, не верю, седые мои однополчане. Как верил в вас тогда, на аэродроме в Чапаевке.
Итак, нам были даны отпуска на родину, капитан Шелестюк стал майором. А куда же делся дембель Леха Чертовских? Обманули Леху наши командиры, не послушались главу государства. Мы уже снаряжали Лехе почетный дембельский рюкзак. Обшитый тряпками с названиями городов Рио-де-Жанейро, Токио, Лондон, Париж, уже достали ему через макаронников (сверхсрочников) форму ПШ — полушерстяную, а дембеля все не было. И не только досрочного, срочного. «Октябрь уж наступил», уже старики-третьегодники поехали, Леха сидел. Сам бы он ни в жизнь никуда не пошел права качать пошли мы за него. Пошли к замполиту.
Мы напомнили ему о приказе Хрущева досрочно демобилизовать водителя ТЗМ Чертовских. Замполит обещал помочь. Но помог своеобразно. Лехе вышел приказ — вырыть самостоятельно огромную яму для общего туалета на сорок посадочных мест, по двадцать с каждой стороны. Помогать ему запрещалось. Леха молча начал рыть. Когда он ел, когда спал, никто не видел. Он провел в котлован свет и рыл ночью. Да, учил нас Леха любить свободу. А уезжал, разревелся как мальчишка, бестолково и неловко тыкался губами к нашим щекам.
Вот куда увело меня воспоминание о Хрущеве, а к нему привело сообщение о том, что сын его — теперь гражданин США. Что он обязан стоя петь гимн Америки «Звездное знамя». Что обязан знать историю новой для него, этой, страны. По телевидению сообщили, что он сдавал комиссии экзамен и в одном ответе ошибся. Его спрашивают: какая форма правления в США, он отвечает: президент и кабинет. Неправильно. Надо отвечать просто: демократическая. Ну, хоть не на пятерку, а сдал. Волновался сильно — вдруг не зачтут, вдруг переэкзаменовка. Зачли. От радости повесил в доме полосатый звездный флаг, и днем, проходя мимо него, отдает честь. А ночами воет на полосы и звезды. Питается хорошо, о здоровье печется, потому можно смело сказать — таких ночей у него будет много.

​