Рождение Айсиньгёро Пуи

Синдбад-мореход был китайцем, и звали его Синбао, а само понятие — «Син» было для Азии 17 века названием целой страны за океаном, в значительной мере закрытой для посторонних.
Однако «Син» — это вовсе не название, это значит — «Цин», а «Цин» — это всего лишь фамилия императорской династии. Живший в глубокой древности Сым Цянь, историограф Ханьской династии, называл Китай Страной восьми гор — поэтично, не правда ли? Но на самом деле у Китая не было самоназвания.

Кому Китай служит?

Есть такой сорт людей, которых сложно считать людьми. По облику и психотипу — это обслуживающий персонал. Это как бы клерки и менеджеры. Их легко покупают и продают за деньги и «блага жизни», и они прислуживают практически любой власти. Но они сложнее клерков и менеджеров. Вы их кормите, и поэтому они будут рядом с вами, но — как только вы перестанете это делать, то они изменят к вам своё отношение. Вы станете врагом. И даже если вы кормите их с ладони, то всё равно никогда не узнаете, что они замышляют и что думают. Вчера они — волки, завтра — овцы, позавчера были баранами, а послезавтра станут верблюдами. Ваше хорошее к ним отношение может стать вашим же и приговором, а секреты, которыми вы делились с ними, будут вынесены на всеобщее обсуждение. Однако — нет, они вас не свергнут! Зачем?!? Вы же их кормите, так ведь? Но этих людей характеризуют ложь и беспринципность. Они всегда в «игре», а вас они могут из «игры» удалить. Для них есть дружба и есть родственные связи, но ты — вовсе не друг и не родственник, если дружить с вами им больше не выгодно.
Это называется «трайбалистическое сообщество», и как с ним бороться, знает только сама жизнь. А жизнь — мудра. В известных ситуациях лучше сразу сказать «нет», чем кормить этих людей и называть каждого из них своим другом. И не надо страдать и беситься, замечая зло и измену! Вовсе не надо! Ты сам нажил этих паразитов. И лучше сказать «нет» этой публике и убрать от них все «блага» жизни. Пусть попрыгают. В конце концов, вас они не боятся, тогда как друг-друга они боятся гораздо больше, чем это может вам показаться. Но они могут предпринять попытку порвать вас на части — да, могут! Соберутся в стаю и нападут. Запросто! Но куда лучше получить удар в лицо, чем в спину. Лучше один раз с ними сразиться, чем и дальше жить в иллюзиях «мира» и «согласия» и пребывать в страхе, едва прикрытым «официальной частью» протокола. Как говорят на Востоке, «лучше тысяча врагов за стенами дома, чем один враг внутри».

Император Пу И был совсем маленький, и он не был готов сразиться со всей придворной нечистью Пекина. Международные дела ему зачитывал с листа бумаги какой-то толстый евнух с совершенно лысым и хитрым «рылом» вместо физиономии. Ребёнок слушал какие-то сказки в его исполнении и ничего не понимал. «Его величество хочет спать», — говорила няня, и евнух медленно почтительно удалялся прочь. Династия Цин правила Китаем двести пятьдесят лет, а теперь императору всего три годика... «Что станет со страной?» — спрашивали граждане, любуясь государем. Последний правитель манчжурской династии был возведён на престол в 1908 году, и теперь всё зависело только от него — от маленького пупса в национальном китайском костюме. И от его взрослых придворных дам, в любую погоду тепло одетых, и от евнухов, многие из которых были жестокими и коварными интриганами и коррупционерами. Но при дворе соблюдался строгий государственный протокол — да, он соблюдался! Люди жили по принципу — «Мы шагаем, как надо, говорим, что надо, а делаем — чего хотим». — Всё было создано для того, чтобы жизнь в Запретном городе не зависела от общественно-политической обстановки. В Китае и вокруг Китая могут кипеть какие угодно войны или революции, но император знать об этом не обязан. А зачем? Он — бог! Боги не участвуют в революциях. Бога катают, как чучело, и он смотрит на своих подчинённых и подданных через толстые стёкла купленного в США белого автомобиля. 
Но что мог сказать маленький бог своим подчинённым и подданным? Он мог сказать только одно — люди, уберите от меня эту толпу чиновников, евнухов и проституток! Они кормятся с моего стола, они мне кланяются, но меня же и продают, как дрова, на каждом шагу. Вы только посмотрите, что происходит, — откройте глаза и тогда сами всё увидите! Что он мог сделать, совсем маленький?

Прижизненный портрет императора Гуансюя. Иллюстрация

В правление отца этого трёхлетнего пупса — злого и лживого императора Гуансюя многие приморские территории Китая были колонизированы европейцами, а во всех крупных городах, кроме, пожалуй, Пекина, появились так называемые «сеттльменты» — европейские кварталы, в которых жили только Они, европейцы. Все китайцы, даже знатных родов, могли быть в этих кварталах только прислугой. А в 1889 году адмирал Амадей Курбе и три генерала — Оскар де Негрие, Лоран Джованнинелли и Луи Бриер де Лилль оттянули в пользу Франции северный Вьетнам, притом китайцам не помог никто на свете, — даже талантливый генерал Тан Цзинсун. Некоторое время он вёл бои с французской армией практически «на равных», в сражении у Бумажного моста он нанёс поражение морякам под начальством капитана флота Анри Ривьера, притом Анри Ривьер погиб. Но основной военной силой китайцев в этом регионе были полупартизанские формирования под названием «чёрные флаги». Эти люди больше напоминали разбойников из китайских народных сказок, чем солдат и офицеров. Галантные французы сначала не знали, что с ними делать, а потом научились их уничтожать. Китайцы погибали тысячами. 

Солдат удачи, командир армии "чёрного знамени" Лю 

А командовал «чёрными флагами» смелый человек, настоящий «солдат удачи» по имени Лю Юнфу, — поскольку этот китаец носил какие-то удивительные шляпы, французы дали ему прозвище «шевалье». Вот так они вдвоём — генерал Тан Цзинсун и «шевалье» Лю Унфу пытались спасти Китай от окончательного колониального унижения. Увы, у них не получилось. Во Франции временные неудачи привели к правительственному кризису, а Китай потерял Вьетнам и Тайвань, притом на Тайване некоторое время существовала... республика под руководством тех же самых Тан Цзинсуна и «шевалье» Лю Унфу: по договору с Францией Китай должен был передать остров под юрисдикцию Японии, что обещало Китаю много неприятностей, но Китай, согласившись с условиями, поступил по-своему — «шевалье» Лю Унфу заявил о... государственной независимости Тайваня, а цинский генерал Тан Цзинсун заявил, что он ничего не может с этим сделать... Типа — а я тут при чём? Вот такой получился политический «фельетон» с большим международным значением. Получается, что хитрости у китайцев ещё хватало.
Но «фельетон» привёл к началу Японо-китайской войны 1894—1895 годов, и вот тут китайцам никакая хитрость уже не помогла: Китай потерял не только остров Тайвань, но и Корею. Многовековое влияние китайцев на государство Чосон сменилось японской оккупацией, а следствием оккупации стала Русско-японская война. Спросите — почему? Тайвань запирает «ворота» в юго-восточную Азию с запада, а Корея — с востока, но не с севера. Владение Тайванем и страной Чосон (Кореей) означает возможность захвата всего центрального Китая и полного устранения Китая как противника в регионе, но при этом сохраняется возможность влияния на Китай со стороны России — через Монголию, например. Таким образом, Россия — это игрок, равный только Японии... И только Россия могла что-то гарантировать Китаю в условиях тотального контроля Японии над всем регионом Жёлтого моря. Но как гарантировать? 
Вот именно поэтому царское правительство договаривается с Китаем о передачи русскому флоту Порт-Артура, а сама начинает влезать в Маньчжурию, устанавливая добрососедские отношения со знатными маньчжурскими фамилиями из так называемой «Армии восьми знамён». Когда-то Маньчжурия была отдельным государством, которым правили династии, носившие название Цин, а потом манчьжурские князья сформировали вот эту самую армию из восьми конных корпусов-туменов и начали войну с китайской династией Мин за право владения всем Китаем, а не только его частью. У них это неплохо получилось, и маньчжуры стали управлять Поднебесной, а маньчжурское государство навсегда исчезло. Но княжеские фамилии и вообще — знатные маньчжуры — сохранили значительную автономию своих владений, к тому же — они обладали огромным влиянием во всём Китае: они главные в армии, они же — и в торговле ... Поэтому кто с ними дружит, тому Китай служит. А кто не дружит, тому надо приезжать на бронепоезде.

***

Именно оттуда, из этого узкого сообщества маньчжурских князей и явился в начале 17 века знатный клан по фамилии Тун, более известный под названием «Айсинь Гьоро», что переводится как «Золотая фамилия». Изначально они правили в долине реки Суксухэ-бира, в городе Суцзыхэ. Маленький был город, и пограничный с владениями китайских князей в провинции Ляодун, но байлэ (князя) Нурхацы из рода Тун это не беспокоило. Знатный человек и талантливый правитель, он смог собрать вокруг себя маньчжурских князей, хотя лично его многие воспринимали как авантюриста. Китайцы вообще не обращали на него внимания, пока он не начал войну против соседей — китайских князей. Тогда Китай захотел с ним примириться — император Ваньли даже назначил его своим придворным, однако Нурхацы объявил себя ваном (князем) всех маньчжуров, а также «сыном неба». В 1618 году князь выпустил манифест под названием «Семь больших обид», в котором были перечислены все, как вы понимаете, большие обиды, нанесённые китайцами как лично князю Нурхацы, так и всему маньчжурскому народу. Примерно тогда же в русском языке появилось понятие «Китайская грамота»: у императора Ваньли побывали русские казаки во главе с уроженцем Томска Иваном Петелиным, который видел в Пекине этот самый манифест и ничего из него не понял (а ещё он привёз в Москву грамоту от китайского императора, тоже непонятную). А потом началась война, в которой «больно умные» и коррумпированные военноначальники дома Мин семь раз проигрывали сражения маньчжурским войскам под начальством «глубоко обиженного» князя Нурхацы (на самом деле — свирепого агрессора), и вопрос налаживания отношений с династией Мин стал для Москвы неактуальным. Ну, а когда повесился, загнанный в угол мятежниками, младший внук Ваньли — император Чжу Юцзянь, это стало концом всей династии. 

   
Основатель маньчжурской империи — Нурхаци. Тринадцатый император Китая династии Мин — Ваньли

Следующий хозяин Китая Абахай (он же Хунтай-цзы) был сыном Нурхацы и первым императором из династии Цин. Пройдёт время, и уже в 20-м веке на территории бывших его владений в долине реки Суксухэ-бира будет создана подконтрольная японскому командованию «империя» Маньчжоу-Го, во главе которой встанет последний из рода князей Тун, который хоть где-нибудь правил, и звали его Пу И. Но то, что он оказался последним, — не только заслуга его родни и высокого пекинского двора, густо населённого людьми, не достойными доверия. Колониальные соседи Пекина тоже очень постарались.

***

В конце 19-го века в Пекин на бронепоезде въезжали две державы — Россия и Япония. Притом в какой-то момент их интересы значительно сблизились. На Пекине ставили крест — да кому он нужен, этот бывший «хозяин» юго-восточной Азии?! Он устарел, он отстал от жизни. У него отобрали Тайвань и Корею, и теперь он беззащитен — так посчитали японцы. Но с севера строили КВЖД русские рабочие под начальством Александра Юговича, выпускника Лондонской королевской технической академии. Югович — это был не только шикарный немолодой джентльмен в цилиндре! Он собрал команду русских инженеров с иностранными дипломами и пошёл быстро ставить рельсы — Чита, Цицикар, Харбин, а вот и столица современных манчжуров — Мукден, и дальше — в Порт-Артур и одна ветка в Корею. Это более сотни станций и объектов инфраструктуры. С невероятной по тем временам скоростью возводилась интегрированная в Трансиб Южная ветка железной дороги, и вдоль ветки строились новые города. А что делать с тем, что Маньчжурия больше напоминала окраины империи Чингисхана, чем цивилизованный мир того времени?! Ничего не делать — только строиться! Огромную роль в строительстве сыграл Сергей Свиягин, потомственный русский дворянин (Югович был, скорее, поляком) и один из основателей современного Харбина.

Инженер, расстёгнут ворот,
Фляжка, карабин:
«Здесь заложим новый город,
Назовём — Харбин».
А.Несмелов (1889—1945)

Харбин, мост через реку Сунгари. Российская открытка начала XX в.

Китайские власти смотрели на это строительство с интересом и определённой завистью, используя русские инициативы то в целях достижения «паритета сил» (например, прикармливали концессионеров из США, из Англии и даже Австро-Венгрии, а потом любовались конфликтами между русским бизнесом и иностранными консулами в Пекине) — или же использовали в целях разрядки внутренних отношений. Китай буквально задыхался от всяких «шевалье» — китайские банды наводили ужас на цинских чиновников и офицеров, нередко неграмотных и коррумпированных. Чем всё закончилось? Целым рядом народных восстаний и больших выступлений местного криминалитета, одно из которых очень больно ударило по строительству. Здесь нам придётся вспомнить двух несчастных героев блестящей русской колонизации Маньчжурии: один похоронен в Порт-Артуре, а отрезанная бандитами голова второго героя является самым странным предметом захоронения за всю историю московских кладбищ. Все прочие части тела, как вы понимаете, найдены не были, да и голову вернули в Россию с очень большим трудом.

Итак!..

Простой русский офицер Пётр Валевский родился 13 января 1875 года в Казани в семье дворянина Варшавской губернии Яна-Юзефа Валевского и уроженки сибирского города Кузнецка Татьяны Андреевны, урождённой Расцветовой, дочери тамошнего священника. Ничего особенного в них не было, кроме того обстоятельства, что их дальним родственником был министр иностранных дел Франции — граф Александр Валевский, а он был, в свою очередь, сыном Наполеона Бонапарта и графини Марии Валевской. Вот такие интересные люди жили в Казани — дворяне! Но отставной майор Валевский графом не был. Его предком был пан Ларион Валевский, уроженец Чернобыля, который не имел титулов, зато от него пошло много мелких шляхетских родов Польши и России — многодетный был папаша этот пан Ларион Ольгердович. С родственной ветвью из герба Колонна ветвь Лариона Валевского больше никогда не пересекалась — одни жили в Варшаве, а другие стали жителями Москвы, Минска или Киева. А через много лет даже появилось мнение, что никакие они не родственники, а только однофамильцы, и относятся они к гербу Амадей. Но герб Амадей — это и есть тот шляхтецкий герб, который в древности таскали все паны Валевские независимо от титулов и места проживания. Всё берёт начало с Ленчицкого подкоморчия (судьи по делам Украины) Ольгерда Валевского и его украинской супруги пани Елены Тарновской из известного гетманского герба и рода. Это потом польская ветвь фамилии выдумала себе родство с древними итальянскими рыцарями, а свой герб с типично литовской колонной объявили происходящим от древних итальянских графов Колонна. Ну, чтоб себя возвысить и больше не родниться со всякой сволочью из Москвы и Киева, понятно? 
А «сволочь», между прочим, весьма процветала: многие потомки Лариона носили боярские шапки в западных русских городах или служили при Алексее Михайловиче стольниками на Москве, а потом были камергерами при Екатерине и Николае Первом. Но чаще они были, конечно, простыми чиновниками или офицерами в провинции. Один из потомоков подкоморчия — Пётр Валевский — окончил Сибирский кадетский корпус в Омске и Александровское военное училище в Москве. Он был типичным сибирским офицером в лохматой папахе. Некотрое время служил в Азербайджане, потом в Средней Азии, в туркестанских стрелках, откуда перевёлся поручиком Охранной стражи КВЖД, был врио командира 8-й сотни и командиром отряда, охранявшим участок строительства Порт-Артурской линии. 27 июня 1900 года — в сорока километрах от города Ляоляна — он и его подчинённые подверглись нападению китайских бандитов. Отряд охраны путей (а они относились к железнодорожным войскам), а также русские и китайские рабочие держали оборону в деревне Тиенгантунь. Но удержать деревню и вахтовый посёлок не удалось:

«...Печальнее всех была судьба инженера Бориса Алексеевича Верховского и поручика Валевского, бывшего офицера 2 Закаспийского стрелкового батальона, которые спасались из Мукдена с 84 солдатами-охранниками, служащими и двумя русскими женщинами. Это было трагическое, но геройское отступление горсти русских людей, брошенных в жертву самой жестокой китайской ярости и дикости, забытых всеми в те ужасные дни, но не забывших своего долга друг перед другом. 23 июня китайские войска (на самом деле — отряд крестьян и солдат-дезертиров из военных формирований местного князя) и боксёры (так называли участников восстания) одновременно произвели нападение на все русские посты вдоль линии железной дороги. Такое же нападение было сделано и на пост поручика Валевского. Китайцы стреляли весь день и к вечеру поставили перед русским постом 2 конных эскадрона и 8 орудий. В ночь на 24 июня Валевский и Верховский бежали на юг со своим отрядом, почти не имея припасов. По пути они направились к станции Суетунь, чтобы выручить осажденных здесь 12 солдат с ефрейтором и 5 мастеровых. Валевский разогнал китайцев и взял сожжённую станцию, но русских не нашел: все были вырезаны китайцами, кроме 3 солдат и 2 мастеровых, которым удалось бежать и найти помощь.

Китайские войска погнались из Мукдена за Валевским, но юный герой во главе своего ничтожного отряда отбился от них и ушел в Янтай, потеряв 15 раненых и убитых. Но в Янтае его встретили китайские войска, высланные из Ляояна. Отряд Валевского два раза отбивался от них и добрался до реки Тайцзы и ночью 26 июня укрылся в роще перед Ляояном. Инженер Верховский и 4 охранника прокрались незаметно мимо китайских аванпостов к железнодорожным зданиям, чтобы узнать, не находится ли здесь вооружённый русский отряд. Но они увидели только уголь, обгорелые камни и обезглавленные и изуродованные трупы русских рабочих и железнодорожников. Отряд казаков и драгунов генерала Мищенко накануне ушел из Ляояна. Несчастный отряд Валевского и Верховского оказался обречен на произвол судьбы. Помощи ему было ждать неоткуда. 
Утром 27 июня отряд пошел вдоль реки Тайцзы на восток. Валевский настаивал, чтобы отряд никоим образом не разделялся, уходил на восток, в места более спокойные и спасался в Корею. Верховский советовал спасаться в Инкоу, на запад, укрываясь в зарослях реки Ляохэ и разбиться всем на отдельные кучки, чтобы быть менее заметными китайцам. Днем отряд наткнулся на китайские войска и бандитов и имел с ними перестрелку. Вечером, когда отряд расположился биваком на отдых, китайцы неожиданно снова открыли огонь, и одна пуля разбила Валевскому грудь... Умирая, этот доблестный юноша дал приказ “спасаться в Корею”». [Его Имя занесено на чёрные мраморные доски Александровского училища.]

По приказанию умиравшего Валевского команду над отрядом принял унтер-офицер Пилипенко. Ночью инженер Верховский, большинство служащих и 14 солдат отделились от Пилипенко. Утром 28 июня Пилипенко и 50 русских двинулись на восток и пробились в Корею. Корейцы приняли русских и оказали им помощь. Унтер-офицер Пилипенко, принявший 27 июня 1900 года командование отрядом по приказу умиравшего от ран поручика Валевского, был награжден Георгиевским крестом 3-й степени. Русский посланник в Корее Павлов отправил их на пароходе в Порт-Артур.
Другая партия, состоявшая из младшего техника, телеграфиста с женою, жены машиниста, 6 солдат и столько же рабочих, тоже спаслись в Корее. Но инженер Верховский был схвачен китайцами и торжественно казнен в Мукдене в присутствии высших мукденских властей. Вместе с ним были казнены солдаты, русские телеграфисты и железнодорожные служащие. Голова погибшего инженера была вывешена в клетке на крепостной стене Ляояна. Когда Ляоян был взят русскими казаками генерала Мищенко, голова была с почестями погребена на Пятницком кладбище Москвы. Для этого в Китай приехал брат покойного — Глеб. «Здесь погребена голова инженера путей сообщения Бориса Алексеевича Верховского, казненного китайцами-боксерами в Маньчжурии в городе Ляоян в июле 1900 года», — гласит надпись на высокой стеле черного мрамора.

Из русских железнодорожников и охранников, взятых в плен китайцами, только пять в ужасном виде были возвращены русским властям в Инкоу, когда русские уже предприняли поход на Мукден. Все остальные были зверски замучены и казнены. Все истязания и казни производились боксерами с ведома или по приказанию высших мукденских или ляоянских властей. Несчастные русские содержались в китайской казённой тюрьме. В недавно вышедшей книге капитана Кушакова, одного из главных деятелей Охранной стражи, — «Южно-Маньчжурские беспорядки в 1900 году» — подробно описаны все эти печальные события и те истязания, которым китайские власти подвергали русских.
Охрана КВЖД выдержала удар. С потерями, но выдержала. Смогли отстоять город Харбин — «Восточную Москву», как его называли китайцы. Оборону города возглавил начальник охраны КВЖД полковник Александр Гернгросс. А приведённый здесь текст взят из книги «Очерк участия Охранной стражи Китайской Восточной железной дороги в событиях 1900 года в Маньчжурии» под редакцией генерал-лейтенанта Н.М. Чичагова, генерал-майора Н.Г Володченко, при содействии полковника Н.М. Переверзева, составил капитан князь В.В. Голицын. Харбин, типо-литография штаба Заамурского округа, 1910 год» и частично из заметок «У стен недвижного Китая. Дневник корреспондента “Нового края” на театре военных действий в Китае в 1900 г. Дмитрия Янчевецкого. С-Петербург—Порт-Артур, 1903 г.». 

***

Кто такой Дмитрий Янчевецкий? Журналист, свидетель и участник событий, и брат другого журналиста, а ещё писателя Василия Яна. Уже потом, работая спецкорреспондентом русских газет в Вене, он «привлекался» австрийскими властями как лицо, занимающееся сбором информации разведовательного характера, и был за это выслан в Россию. А во время восстания ихэтуаней (боксёров) 1900—1901 года он, журналист выходившей в Порт-Артуре газеты «Новый Край», присоединился в качестве рядового стрелка (и корреспондента) сначала ко 2-му, а потом к 10-му Восточно-Сибирскому стрелковому полку и стал очевидцем всех основных боевых событий русского похода на Пекин. Он активно штурмовал Восточные Тунмынские ворота китайской столицы в составе отряда генерал-майора Николая Василевского и, к сожалению, он стрелял в китайцев. Даже бомбы бросал (которыми взорвали ворота). Не исключено, что даже из пулемёта стрелял по солдатам генерала Джун Лу и геннералиссимуса Дун Фусяна. Что уж тут поделать? На этой войне не было деятелей «свободной прессы» — только солдаты! 

Солдаты штыка или солдаты слова... А слово — это тоже штык. 

Бои в Пекине стали историческим финалом существования китайской империи: войска европейских держав (а Пекин штурмовали не только русские, но даже австрийцы и американцы) занимали государственные учреждения Пекина, изгоняя отовсюду вышедших из повиновения мандаринов, солдат и даже генералов умиравшей китайской монархии. Императора Пу И ещё не было на свете, императором был его отец Гуансюй, но именно тогда решилось, будет он править или не будет... нет, не будет! Он может быть одетым в богатый национальный костюм маленьким пупсом на заднем сидении красивого белого «Линкольна», но императором и хозяином Китая — уже никогда! Кульминацией всей его личной истории и истории всех его предков стало взятие Пекина в 1900 году, о чём русский журналист Янчевецкий писал: «Пекин был взят кровью и потом двух верных союзников — русских и японцев, с которыми мы впервые, огнём и ядрами, испытали братство по оружию».
Каковы из японцев союзники, русские узнали немного позже. Мы это до сих пор переживаем. А пока немногочисленные верные присяге китайские солдаты и офицеры, кто в форме нового европейского образца, кто — в китайском национальном костюме, — все как один обороняли от европейцев императорскую резиденцию — Запретный город. В Запретный город активно лезли японские морские пехотинцы, которые вообще ненавидели китайцев и зверски их резали при любой возможности, и совали нос любопытные американцы генерала Чаффи, другие «союзники» русского контингента войск, но командующий генерал Линевич распорядился снять с резиденции осаду, выставить караул из казаков и никого туда не пускать.

Запретный город, рисунок эпохи династии Мин

Прошлое и будущее

Каково быть первым, это многие могли бы рассказать, а, каково последним — это знают только избранные. Но прежде чем ты станешь «последним», кто-то должен очень постараться, правильно? Ведь проблемы сами собой не появляются. У каждой проблемы есть имя, отчество и даже фамилия. Например, так называемое «восстание боксёров», как потоп захлестнувшее половину Китая, представляло собой не только и не столько бунт крестьян и провинциальных феодалов, но и результат плодотворной деятельности придворных «сил» китайского двора.
У этого «восстания» несомненно был «заказчик», и это было не какое-то случайное лицо. Это был кто-то «свой». Измена не зародилась в Маньчжурии — она выползла из Запретного города. Маньчжурское завоевание твёрдо законсервировало социальное неравенство в обществе и навсегда утвердило власть крупных феодалов, но двор Золотых царей, как у нас традиционно называли верховных правителей Китая, всегда был местом обитания всяких выскочек и жестоких азиатских олигархов, кормившихся, прежде всего, с торговли и бизнеса, а не с феодальных отношений. А ещё они хорошо богатели, благодаря вторжению на китайскую землю иностранных войск и всякого «корпоративного» бизнеса. У американцев, например, не всегда получались деловые отношения со злыми японцами, зато добрые китайские торгаши с удовольствием отдавали пришельцам свои землю и собственность, людей и рынки — отдавали за взятки, за благосклонную улыбку, за фотокарточку с видом первых небоскрёбов Нью-Йорка, за пиво и манильские сигары, за «огненную воду и мелкую бижутерию». Китай — древняя страна с неповторимой культурой, но китайцы сильны только в сфере финансов и торговой экспансии. Это так называемые «евреи Азии». Как торговцы они покорили весь им доступный мир 17—18 веков — везде, где мог появиться Синбад-мореход, тут же начинал трудиться китайский бизнес. Но это продолжалось до того момента, пока всюду не влезли колонизаторы из Европы.

Сначала португальцы вытеснили китайцев с юга Индии и взяли под «крышу» китайский бизнес в Японии, а потом в регион пришли англичане и вообще всех взяли под «крышу» — вместе с португальцами. А дело в том, что Китай это такая страна, которая не выиграла ни одной войны в своей истории. Китаец — это слабак. Он может продавать оружие, и он может производить оружие, но победить Вас в войне он не может. Люди, которые воевали с китайцами (главным образом — японцы и англичане), даже заметили некую основную особенность китайской военной психологии: с ними как со степняками — если ты выдержишь первый натиск, значит, ты их уже победил. У китайцев воинственный вид, и не дай бог оказаться в китайском плену, это хуже смерти, но если ты непреклонен и если ты способен найти с ними компромисс, тогда китайцы встанут в очередь за подарками. За фотокарточками с видом небоскрёбов Нью-Йорка.
Вот так они и встали в эту очередь, когда в Китай пришли немцы, англичане и американцы. Не получилось только с японцами, но для китайцев японцы никогда не были «высшими существами» — так, дикари всякие, соседи по региону, такие же нищие. И не очень у них получалось с русскими: русские зашли в Маньчжурию, а Маньчжурия — это в прошлом другое государство, притом такое же, как Япония. Китайцы как бы потеряли «обратную связь» с русским правительством. А ещё — зависть, зависть, зависть! И ещё желание что-то выиграть на русских противоречиях с японцами. Чего они там выиграли, один Конфуций знает... Однако одна из главных причин столкновения между японцами и русскими заключалась в том, что японцы тоже захотели контролировать Корею и Маньчжурию, притом Маньчжурия им очень сильно понравилась. А кто с маньчжурами дружит, тому весь Китай служит. Россия хотела сделать из Маньчжурии «Желтороссию» с сохранением местного населения, а японцы видели в Маньчжурии свой регион под названием «Ман-Мо» (Маньчжурия-Монголия), а ещё существовал термин «монкан мондай», что означает «манчьжурско-корейский вопрос». 
Дело в том, что в отдельных случаях японцы желали бы воспринимать Корею и Маньчжурию как одно государство. В конце концов, Маньчжурия даже без Кореи — это практически 1 200 тысяч кв. км территории, что в четыре раза больше самой Японии, это три провинции, из которых только она — Хэйлунцзян (столица — Харбин) была хорошо занята русскими, и это прекрасная ресурсная база для быстро растущей японской экономики. А кто там мешает, кроме русских? Ах да, мешает официальный Пекин, который только и делает, что хитрит и строит козни. В 1904 году началась война с Россией, в которой японцам помогали США и Великобритания, а потом японцы открыто вторглись в Маньчжурию и переселили туда полмиллиона своих крестьян и лояльных официальному Токио корейцев. О маньчжурах японцы тоже позаботились — они напечатали для них огромное количество патриотических плакатов с древними маньчжурскими воинами в фас и в профиль, но на этом все их заботы как бы и закончились. Если Россия хотела включить маньчжуров в круг своих интересов (вместе с монголами), то Япония вешала на каждого маньчжура номерок, как в морге, и отправляла воевать за свои интересы. А во главе подконтрольного японцам правительства в Синцзине (другое название — Чаньчунь, бывший японский сеттльмент и «свободная экономическая зона» для японцев и европейцев) был поставлен несчастный хитрец Пу И, последний император Китая.

Принц Пу И родился 8 февраля 1906 года в Пекине в резиденции своего деда И Хуаня, носившего титул князя Чуня. Резиденция носила название Дворец подводного дракона, а дед маленького пупса считался исключительно мудрым человеком. Отец пупса, молодой вельможа Цзай Фэн был пятым сыном князя. Вообще детей у мудрого господина И Хуаня было десять штук, и только определённая близость с авторитетной дамой по имени Сяодэ Линьхуа, что значит «маленькая орхидея», она же — Цыси, и тот факт, что мистера Цзай Фэна хорошо знали в Европе, предопределили, что кто-то из его сыновей или внуков может стать главной государства. И конечно, астрологи двора Запретного города, коих там по штату пребывало десять штук, тут же составили гороскоп новорожденного принца династии Цин. По стандартному европейскому гороскопу Пу И оказался Водолеем, а по китайскому гороскопу он был Лошадью. 
Но оба гороскопа были правы — Пу И рос очень лёгким в общении и немного лукавым и симпатичным человечком, которого если что-то и портило, так это двойственность мыслей и действия. Ведь он был Водолеем, а главная их черта — это скрытый консерватизм при демонстрации революционных настроений. Однако не бывает революционеров среди Водолеев, никогда не бывает, — это такое правило! Зато они умеют ходить «лошадью» — примеров много. И ещё: не царский это знак, Водолеи, вовсе не царский. Женщины этого знака знамениты тем, что они традиционно выходят замуж за сильных мужчин, а мужчины этого знака — они в основном одиночки. И в гороскопе принца Пу И китайские астрологи сразу нашли «оппозицию» Луны с Меркурием. По звёздам маленький принц должен был потерять всё на свете, кроме самого себя. Его «злой рок» - это было «замешательство и неприятности в общении с людьми». Ну, то есть ему на роду было написано хорошо смотреть по сторонам.

А люди вокруг семьи претендентов на престол и правда были такие, что с ними можно было не только поругаться, но даже и подраться. Вдовствующая императрица Цыси когда-то в молодости, ещё будучи наложницей императора, стала близкой подругой императрицы Цыань благодаря тому, что раскрыла интригу придворных и даже «распознала отраву» в поданном императрице напитке. Цыань была международно признанным правителем-консортом Китайской империи (это титул такой), а Цыси стала её конфиденткой по всем делам, а потом и соправительницей. Их объединяли в том числе некоторые женские тайны. Рождение принца и будущего императора Цзай-Чуня было окружено такими злобными сплетнями, что впору было вообще отстранить его от права на престол в Китае. Например, никто не мог понять, кто является настоящей матерью ребёнка. Самая распространённая версия — служанка Чуин... 
Дело в том, что благородные красивые дамы китайского двора детей не рожали — они молодость берегли, — а пузатыми вместо них ходили служанки или наложницы, которым под страхом смерти запрещалось претендовать на что-нибудь существенное. Простолюдинка Чуин, к примеру, получила за свои услуги ранг наложницы самого нижнего уровня, и это была очень большая карьера для неё. Чуин стала обеспеченной женщиной, она даже поместье купила. А когда выяснилось, что императрица и ближняя дама императрицы типа «царя подменили», вот тут и началась интрига с попыткой отправить Цыань на кладбище. Но Цыань, понятное дело, на кладбище не отправилась. Зато Цыси, «маленькая орхидея», осталась её лучшей подругой на долгие годы. Впрочем, отношения между женщинами были далеко не безоблачными. Ведь уже невозможно «как прежде» дружить, если между вами появилась какая-то большая тайна, правильно?

Кстати, а как там император?

Маленький император Пу И, ещё даже не повзрослев, уже успешно пользовался обстоятельствами. После какой-то эпидемии в Запретном городе, тяжко заболели злой император Гуансюй и бывшая императрица Западного дворца Цыси, многими ненавидимая. Люди, хорошо её знавшие, говорили, что её мозгов хватает, чтобы «рулить» в женском сообществе, но для государственных функций её ум маловат. Дед маленького пупса был сыном императора Маньнина и его наложницы Чжуаньджунь из очень важного в Маньчжурии рода У Яши племени чжурчжэней — это так называемая «семья Бабай», весьма знатная и богатая. В правление того императора, зверски многодетного, в Китае зародилась самая настоящая наркомафия и, в частности, всем известные китайские «Триады», а страна так обнищала, что подданные императора стали бродягами и наркоманами. Распространение опия в Китае уже никакими границами не ограничивалось — народ принимал наркотики и валялся вповалку на улицах рядом с жаровнями, на которых готовились блюда из крыс и кузнечиков. Именно в правление Маньмина Китай проиграл англичанам в двух навязанных ему Опийных войнах, а знатные фамилии принялись насаждать в обществе светлые идеалы самого древнего и жестокого китайского средневековья.
Гуансюй пытался что-то изменить, но его изолировали, и принцу Пу И просто на роду было написано пережить и Цыси, и Гуансюя. Однако была и совсем другая сторона жизни. Мудрый князь Чунь считается создателем современного китайского флота и авиации. А его сын — Цзай Фэн занимал геральдическую должность командующего Жёлтым корпусом китайской армии, и под его начальством служили офицеры не только старого, но и нового Китая. Эти офицеры не носили каждый день мечи-цзянь, похожие на офицерские мечи «син-гунто» в Японии, — мечи им полагались только на парадах. В повседневной жизни они носили сильно приталенные европейские мундиры с эполетами или витыми погонами как в германской армии, фуражки с китайскими звёздами и одинаковые серые ботинки с длинными белыми обмотками. А вместо мечей им полагались сабли европейского образца — с китайскими украшениями, разумеется. 

Простые люди с ужасом смотрели на этих «европейцев».

Речь идёт, как вы понимаете, о так называемой Бэйянской армии. Всего дивизий «нового строя» было изначально только шесть, и все они являлись будущим Китая. Остальные войска Китая представляли собой зрелище довольно старинное. Они могли быть только прошлым. Но они-то всё и решали — увы! Все вопросы решали одетые в национальные костюмы китайские чиновники-мандарины с длинными маньчжурскими косами. От них не исходило никакой угрозы, они были лояльны императору, а многие из них были настоящими патриотами, но правительство понимало, что в этой среде разговаривать практически не с кем... Это люди традиционные и поэтому глухие от рождения.
По традиции, если у императора нет официальных наследников, значит власть переходит близким родственникам. Поэтому после смерти Гуансюя (последние годы жившего под домашним арестом в Новом Запретном городе — в резиденции Чжуннаньхай) власть как бы сама наша претендента, а солдаты в европейских мундирах взяли претендента под охрану. У ворот Запретного города появились солдаты не с алебардами «лазурный дракон цзы», а с винтовками «Ханьян-88» (она же «Маузер» образца 1888 года), и офицеры с очень модными в то время «Маузерами С-96» в полированных коробках. Воины «тигровой стражи» и прочие зрелища из китайской истории теперь появлялись в основном на праздниках. Руководил новой охраной дворца бригадный генерал Джун Лу, прожжённый интриган и царедворец, но человек, которому можно было доверять. Ведь он, во-первых, добросовестно оборонял Пекин от войск европейской коалиции в 1900 году, во-вторых, он рекомендовал Юань Шикая, а в-третьих, он дружил с главным евнухом китайского двора. Ну а как же?!
В тот момент абрикосовый паланкин князя Чуня практически не покидал Запретного города. Управлявший придворными евнухами господин Ли Ляньин, фактический глава государства, тоже крепко стоял на страже каких-то интересов, но в основном — своих собственных. Его полем действия была — борьба, драка, свара, коррупция, конкуренция. В юности Ли Ляньин, выходец из простонародья, состоял в какой-то банде и даже сидел срок за кражу лодок и незаконный ввоз запрещённых веществ, а потом был сапожником и тачал обувь для чиновников Запретного города. Его другом детства был коварный евнух по имени Шай. Его все боялись. В 1869 году впал в немилость и был казнён главный евнух двора Ань Дэхай и вот тогда настал «звёздный час» Ли Ляньина. Был ли Ли Ляньин на самом деле евнухом, мы этого не знаем. Считается, что в поздние времена Поднебесной вполне было достаточно просто принести справку от врача. Вот он и принёс — три справки!

Влияние Ли Ляньина было огромным, потому что он доставлял симпатичных мальчиков лично императрице Цыси и всем её развратным любовникам, и поэтому с ним надо было считаться. И князь Чунь — считался. Он с ним обо всём договорился. Однако сразу после смерти Цыси и императора Гуансюя во власть был посажен Пу И, а не какой-то другой претендент из семьи князя Чуня, а Ли Ляньин был из власти высажен как из парадного лимузина. Далее его торжественно отправили на пенсию, и он вроде бы никаким репрессиям не подвергался — жил себе спокойно в своём домике на природе и гулял только в своём садике и даже сочинял стихи о драконах — однако через много лет при вскрытии могилы Ли Ляньина в ней была обнаружена только его голова. Странно, правда? Но это был закономерный финал жизни этого угонщика лодок и торговца наркотиками. И пусть ещё скажет «спасибо», что его голова была захоронена на самом престижном кладбище Пекина. Его знаменитого предшественника на посту главного евнуха — Аня Дэхая — похоронили на кладбище для бедных. А перед этим он был без суда и следствия обезглавлен по чьему неведомо приказу. Приказ выполнил губернатор провинции Шаньдунь господин Дин Баочжэнь. А кто отдал приказ, губернатор не распространялся.
Императрица Цыси вздрогнула, когда ей сказали о смерти главного евнуха, а потом как ни в чём не бывало продолжила смотреть спектакль. Теперь поняли, какие там царили нравы? Однако баталии между евнухами и мандаринами всегда были нормальным фоном политической жизни императорского Китая. Японский историк Тайсуке Митамура, автор книги «Китайские евнухи: структура интимной политики», писал: «Император во многих отношениях был игрушкой этих изгоев из нормального мира. Они ловко раскрашивали для своих целей картину внешнего мира правителя и настраивали его против любых министров, которые пытались противостоять их влиянию». — К тому же многие евнухи были людишками из простых семей и с неясной биографией, и за свой успех при дворе, за богатую жизнь и влияние в обществе они платили не только тем, что считались кастратами. Их резали, топили, душили, стреляли, сталкивали с высоты, они пропадали без вести или погибали на соколиных или барсучьих охотах в императорском заповеднике «Шанлинь». Маленький пупс Пу И не успел достаточно близко с ними познакомиться — в этом ему, наверное, повезло, но его предшественник император Гуансюй отлично знал, кто это такие, евнухи двора! Это они его заперли где-то в стороне от парадных залов, а власть отдали бабам — Цыси и её подругам. 

А предшественник Гуансюя — образованный мальчик император Тунчжи вряд ли стал бы рассказывать, где и как он подцепил венерическое заболевание, от которого и помер. О таких делах никто никому не рассказывал. А если ты что-нибудь расскажешь, то имей в виду: в Поднебесной есть не только Министерство китайских церемоний, но также имеется и Министерство пыток и наказаний. А китайским палачам розги или кнуты не нравились, нет! Они действовали по-другому: какая-нибудь из дам или служанок не понравится императрице Цыси и велит она бить её палками, окуная при этом головой в ведро с фекалиями. И — били, пока вперёд ногами не выносили. А потом звали евнухов, и те молча выносили ведро. Или другой вариант: уложат мужчину лицом вниз, штаны спустят и начинают бить по заду брёвнами. Вот так! Суровые китайские садисты. Но Китай по-другому никогда не выглядел. «Старая Будда», как называли в народе Цыси, в конце своей жизни многократно приумножила и без того великую практику пыток и наказаний древнего Китая. А потому — «Ешь пирог с грибами и держи язык за зубами». — И тебя не касается, от какой болезни умер весьма образованный и симпатичный император, мама которого была простолюдинкой. Император Гуансюй тоже ведь от чего-то умер. А ведь здоровый был! Это каким же хитрецом надо было стать, чтобы выжить в такой придворной атмосфере? Впрочем, мы здесь процитируем фрагмент из книги последнего императора Пу И — воспоминания о его бабке Цыси:

«Всего у меня было как бы четыре бабки. Так называемая главная жена князя Чуня, Ехэнала, не была мне родной бабушкой и умерла за десять лет до моего появления на свет. Рассказывают, что эта старушка представляла полную противоположность своей старшей сестре — Цыси. Она строго следовала общепринятой морали и никогда не отступала от нее. После смерти императора Тунчжи Цыси по-прежнему смотрела театральные представления и веселилась; она же — нет. Присутствуя однажды во дворце на театральном представлении, она сидела перед сценой с закрытыми глазами. На недоуменный вопрос Цыси Ехэнала, не открывая глаз, ответила: “Сейчас государственный траур, я не могу смотреть представление”! У нее было много табу — запретных слов; поэтому домочадцам в ее присутствии приходилось вести себя осторожно и избегать в разговоре, например, таких слов, как “конец” или “смерть”. Всю жизнь она поклонялась Будде, жгла благовония, выпускала на волю животных, а летом не гуляла по саду, потому что боялась, как она говорила, раздавить муравьёв. Она была гуманна к муравьям, но когда била слуг, то не знала никакой пощады. Говорили, что неизлечимый нервный тик на лице одного из евнухов княжеской резиденции был следствием её побоев».

Ехэнала родила всего пятерых детей. Первая дочь дожила до шести лет, а первый сын — до неполных двух. Они умерли друг за другом в течение двадцати дней зимой пятого года правления императора Тунчжи. Вторым ее сыном был император Гуансюй, которого взяли от неё в четырехлетнем возрасте. Когда Гуансюй уже был во дворце, она родила третьего сына, прожившего всего полтора дня. Четвертого сына, Цзай Гуана, она лелеяла и берегла: то боялась, что он простудится, то — что переест. В богатых домах вина и мяса обычно бывало так много, что оно начинало даже портиться, и дети в таких семьях постоянно болели от несварения желудка. Система «однодневного поста», применявшаяся в семье Цзя, о которой рассказывается в романе писателя Цао Сюэциня «Сон в красном тереме», была для того времени типичной системой воспитания. 

«Моя бабка следовала этой системе, — продолжает Пу И, — и всегда недокармливала своего ребёнка. Даже одну маленькую креветку она делила на три части. И в результате её четырёхлетний сын умер от дистрофии. Старый евнух по имени Ню Сян из резиденции князя Чуня говорил: “Если бы ваша бабка не “любила” своих детей настолько, что они умирали, разве стал бы ваш отец Цзай Фэн наследником деда?” — Мой отец не был её родным сыном, но по законам предков она должна была его воспитывать. В отношении пищи ограничений у моего отца и его братьев не было, чего нельзя сказать об остальном. Тот же старый евнух мне рассказывал: “Ваш отец и его брат в её присутствии даже смеяться не смели. Если они смеялись в голос, тут же раздавался гневный окрик: “Что смеетесь? Невоспитанные!”».

Короче, при дворе великого Золотого царя Китая маленькие принцы умирали от дистрофии, и это никого не удивляло. От кого же или от чего, в таком случае, охраняли маленького императора вышколенные солдаты генерала Джун Лу? Трудно сказать. В Запретном городе существовала длительная практика женского регентства при живых и дееспособных императорах, а рядом с Пу И постоянно находилась одна сильная и властная женщина — это была его мать по имени Юлань. Она происходила из знатного маньчжурского рода Гувалгия и была дочерью бывшего военного министра, которого без всяких совпадений тоже звали Джун Лу:

«Братья и сёстры с детства не боялись ни бабки, ни отца. Бабка Цыси громко кричала, но страх на них наводила только мать. Особенно её боялись слуги. Однажды отец, вернувшись откуда-то, заметил, что одно окно плохо закрыто, и спросил евнуха: “Почему не закрыто?” Евнух ответил: “Госпожа еще не вернулась, куда спешить?” — Отец рассердился и в наказание заставил евнуха стоять на коленях. Одна из служанок сказала ему, проходя мимо с мокрой тряпкой: “Будь здесь господин, от тебя осталось бы мокрое место!” Под “господином” подразумевалась моя мать. Как и Цыси, благородная госпожа Юлань любила, чтобы о ней говорили в мужском роде. В трёлетнем возрасте я вступил во дворец, но лишь в одиннадцать лет узнал свою бабку и мать с человеческой стороны. Это произошло, когда их вызвали во дворец.

При встрече они показались мне совсем чужими. Помню, что бабушка неотрывно смотрела на меня и в глазах у неё стояли слёзы. Мать, кроме отчужденности, вызывала во мне ещё и страх. Она была строгой дамой без чувства юмора. Позднее всякий раз, когда мы виделись, она говорила со мной строго официально: “Император должен больше читать наставления предков”, или — “Император, не нужно быть жадным к еде!”, или даже — “У императора тело — святое”. Даже сейчас, вспоминая об этом, я слышу ее строгий голос. Насколько же разными были бабушка, вышедшая из семьи бедной, но знатной, и мать, выросшая в богатой резиденции члена Императорского совета...». 

​