Как дореволюционные артиллеристы помогли своим внукам защитить Москву

В ходе обороны Москвы осенью 1941 года неоценимую помощь 16-й армии будущего маршала победы Рокоссовского оказали пушки, воевавшие еще во время Русско-Турецкой войны 1877—78 годов.
Как известно, после целой серии тяжелых неудач Красной Армии летом-осенью 1941 года фронт придвинулся почти вплотную к Москве. «Последней каплей» стало обрушение советской обороны под Вязьмой — с попаданием в окружение сотен тысяч красноармейцев. 

Тем не менее в подступах к столице спешно организовывался новый фронт — под общим руководством будущего «маршала Победы» Георгия Жукова. Одно из самых важных направлений возможной атаки гитлеровцев, Волоколамское шоссе, защищала 16-я армия под командованием еще одного такого же будущего маршала победы, тогда генерал-лейтенанта — Константина Рокоссовского. Собственно, данная армия, увы, была уже, выражаясь военно-канцелярским языком, далеко не первого формирования, — но уже третьего по счету с начала войны. Поскольку предыдущие составы этого подразделения большей частью рассеяны или погибли в боях с наступающими частями Вермахта на территории Белоруссии, под Смоленском и Вязьмой. И новый состав уже «подмосковной» 16-й армии Рокоссовскому пришлось собирать, что называется, «с бору по сосенке», — включая в него бойцов, сумевших выйти из окружения, — а также немногочисленные пополнения и ополченцев.
Гораздо хуже дела обстояли с вооружением — особенно противотанковым. Особенно в перспективе того, что по Волоколамскому шоссе нацелились наступать на Москву 3-я и 4-я танковые группы (армии) немцев под командованием Германа Гота и Эриха Геппнера. Можно заметить, что изначально по своему военному образованию и опыту Константин Константинович к артиллерии имел лишь самое косвенное отношение. Разве что в качестве общевойскового командира, — возглавляя вначале кавалерийские части, а перед самой войной — 9-й механизированный корпус. Главной ударной силой в котором были танки.

Увы, грандиозное танковое сражение в треугольнике Дубно-Луцк-Броды в конце июня 1941 года завершилось и колоссальными потерями для участвовавших в нем советских мехкорпусов — свыше 4 тысяч потерянных машин. Притом что потери вражеской техники были на порядок меньше. Конечно, не все наши танки стали жертвами вражеского огня — в некоторых корпусах потери машин на марше доходили до 50 %. Правда, по итогам маршей порой до 400 км, — в то время как, например, половина танков Вермахта сломалась по дороге в Австрию в ходе ее аншлюса Гитлером в 1938 году всего-то на 100-километровом пути! Но все равно, пусть и ценой допущенных оплошностей, но в горниле приграничного танкового сражения рождались будущие советские полководцы-победители. Например, один из самых известных генералов-танкистов Великой Отечественной Михаил Катуков, тогда еще полковник. Рокоссовский же хотя так больше никогда и не командовал чисто танковыми (или даже смешанными, вроде мехкорпусов) подразделениями, четко понял огромную важность противотанковой артиллерии. Успешное применение которой немцами в ходе вышеупомянутой танковой битвы на Западной Украине, в общем, и решило ее невеселый исход для наших мехкорпусов. Больше таких возможностей врагу будущий маршал Победы не давал, — наоборот, отплатив ему его же монетой. Да еще, пожалуй, и если не «сторицей» — то в любом случае многократно.
Как в ходе битвы на Курской дуге, например, когда на возглавляемом полководцем Центральном фронте противотанковая оборона была организована более чем эффективно. С «аккумулированием» до 80 % процентов ее в виде подвижных резервов, очень быстро выдвигавшихся на танкоопасные направления. В связи с чем эпохальное сражение Второй мировой на этом участке прошло даже как-то буднично — врагу удалось вклиниться в нашу оборону максимум на несколько километров. А потом, спустя чуть больше недели, выдохшись полностью, перейти в оборону самому. В то время как на южном участке «дуги» в это время гремела эпическая встречная танковая битва под Прохоровкой. Пусть и закончившаяся нашей победой, — но вызванная необходимостью срочно купировать могущий стать очень опасным прорыв вражеских танковых соединений в полосе обороны Воронежского фронта, возглавляемого генералом Ватутиным.

***

К сожалению, в отличие от лета 1943 года, с артиллерией в Красной армии под конец года 1941 было очень неважно, — включая и противотанковую тоже. Для этого достаточно ознакомиться, например, со статистикой, приведенной историком Александром Широкорадом в его книге «Артиллерия в Великой Отечественной войне». Особенно — с содержанием таблицы 49 в Приложении 7. Согласно которой потери только 45-мм противотанковых пушек в 1941 году составили свыше 12 тысяч стволов. В то время как их общее количество на вооружении РККА накануне войны составляло свыше 16 тысяч. То есть процент потерь доходил до 75 %! Вскользь можно заметить, что столь невеселые результаты первого года войны нередко объясняют, например, недостатком в Красной Армии быстроходных тягачей. А те, что у нее были, дескать, двигались со скоростью пешехода — 6-7 км/час.
Все же подобный фактор представляется больше вторичным. «Скорость движения колонны определяется скоростью самого медленного в ее составе транспортного средства» — это аксиома военной логистики. А скорость передвижения большинства подразделений РККА, исключая кавалерию и танки, определялась скоростью ходьбы красноармейцев. В распоряжении которых, как правило, не было не то что современных БМП и БТР, — но хотя бы сколь-нибудь большого количества грузовиков. Пехота — она и есть пехота, потому что передвигается пешком. То есть со скоростью тех же 6-7 км/час от силы. Другое дело, что лошади, которых преимущественно использовали для передвижения пушек вплоть до калибров в 76-100 мм, в отличие от тракторов и тягачей, «запчастей» на случай «повреждения»-ранения не имеют. И в подобных случаях раненых животных принято милосердно добивать, — чтобы не заставлять долго мучиться. С другой стороны, при отступлении РККА в 1941 году, запчастей на машины с танками для их ремонта хватало далеко не всегда, — что заставляло бойцов оставлять врагу порой еще вполне ремонтопригодную технику. Да и вообще, при доминировании в воздухе немецкой авиации скорость движения повозок с артиллерией особой роли не играла — «Мессеры» и «Юнкерсы» все равно летят еще быстрее…

Но в плане высоких потерь противотанковых «сорокапяток», пожалуй, наибольшую роль играли даже не вышеперечисленные факторы. Большинство источников сообщают, что противотанкисты считались «элитой» артиллерии, у них были даже особые шевроны, более высокие оклады, в случае ранения с последующим пребыванием в госпитале, их строго предписывалось возвращать исключительно в такие же противотанковые подразделения. Все это правда — получать в боях хотя бы просто ранения удавалось далеко не всем таким бойцам и командирам. «Сорокапятка» ведь не зря получила на фронте прозвище «прощай, Родина!». Ведь хотя ее прицельная дальность превышала 4 км, — но дальность «прямой наводки» была не больше километра. А расстояние, на котором гарантировано пробивалась лобовая броня большинства тогдашней немецкой бронетехники, не превышало полукилометра.
Наступающие же вражеские танки, увы, не были некими «учебными макетами целей» — на их вооружении тоже были пушки обычно сравнимого калибра, нередко скорострельные. Причем если танкисты со всех сторон окружены танковой броней — то артиллеристов защищал разве что довольно жиденький металл бронещитка их пушек. Да и то его 4 мм легко пробивались если не обычной винтовочной (или пулеметной) пулей, — то бронебойной точно. А уж если рядом взрывался осколочно-фугасный снаряд — расчету «сорокапятки» однозначно было не позавидовать.
В этом плане весьма показательна статистика по модифицированным 45-мм противотанковым пушкам образца 1942 года. Которые уж точно массово были вынуждены бросать выходившие из окружения бойцы РККА. Их из выпущенных советской «оборонкой» почти 12 тысяч стволов на конец войны осталось «в строю» не больше 2,5 тысяч. И что-то подсказывает, что большинство «сорокапяток» выбыло из строя отнюдь не по причине полной выработки ресурса ствола, — составляющего солидные 10 тысяч выстрелов. Тем более что стволы-то как раз в таком маловероятном случае обычно заменяли на новые — не меньшую ценность в пушке составляет другое ее оборудования — лафет, откатник, система наведения, другие важные и недешевые детали. А вот когда все это разбито в металлолом — тогда да, проще списать орудие полностью…

***

Так или иначе, — но в собранной с большим трудом 16-й армии 3-го формирования генерал-лейтенанта Рокоссовского противотанковых пушек почти не было. Да и обычных-то, могущих использоваться в качестве таковых при стрельбе прямой наводкой, по имеющимся данным имелось максимум пару штук на километр фронта. Для отражения армады из сотен танков — это, что называется, ни о чем. Исходя из этого, 25 октября 1941 года командарм-16 был вынужден обратиться за помощью к комфронту Жукову. Увы, резерва противотанковой артиллерии не было у него тоже. Поэтому решение вопроса пришлось перенести на уровень Наркомата Обороны — главой которого (как и Ставки Верховного Главнокомандования в целом) в это время был сам Сталин. К сожалению, свободных подразделений ПТО не было в распоряжении даже главкома…
Тогда и пришлось искать неординарные решения. Обратившись к генерал-майору сразу двух армий, Российской императорской и Красной, Давиду Евстафьевичу Козловскому — в то время заведующему кафедрой Артиллерийской академии в Москве. Которая, правда, к этому времени была уже эвакуирована в Самарканд, — но часть ее преподавателей-офицеров все еще оставались в столице. Обычно при описании роли генерала Козловского авторы соответствующих статей восторженно употребляют фразы образца «только этот человек мог знать о местонахождении неиспользуемых долгое время запасов сданных на хранение пушек». На самом деле это было не совсем так — во всяком случае изначально. В архивах хранится справка, составленная еще 7 июля 1941 года замначальника Главного артиллерийского управления Красной Армии генералом Василием Хохловым, — где как раз и упоминается о наличии на хранении целых 68 пушек калибра 152-мм образца 1877 года. Другое дело, что с началом эвакуации правительственных учреждений из столицы осенью 1941 года в Наркомате обороны мог наблюдаться, ммм, некоторый беспорядок — так что о старых пушках действительно мог продолжать помнить только пожилой генерал-артиллерист и военный педагог Козловский.

Можно заметить, что для последней четверти 19 столетия это было довольно современное орудие. В первую очередь, конечно, из-за его внушительной даже и на сегодняшний день мощности — при калибре в 152-мм (6 дюймов) и дальности стрельбы до 10 км. Плюс инновационные на то время нарезы ствола, зарядка с казенной части, а не с дула, как раньше. А так это ведь вполне себе «крейсерский» калибр — именно 6-дюймовками были представлены самые грозные орудия таких известных русских крейсеров как «Варяг» и «Аврора». А накануне Первой мировой войны у новейших на то время отечественных легких крейсеров типа «Светлана», часть из которых успешно воевала и в Великую Отечественную, он был снижен даже до 130 мм.
Были, конечно, и неудобства — необходимость перевозки тяжеленного орудия (минимум 2 тонны, более длинноствольные модификации были еще потяжелее) целой упряжкой лошадей, медленная наводка на цель, относительно редкий темп стрельбы. Да и противооткатные устройства изначально были предусмотрены там лишь опционально, — требуя очень тяжелых дополнительных деталей и долгого времени для их монтажа. Но все равно, мощная пушка, способная отправлять в сторону врага «гостинцы» весом под 40 кг была незаменима, например, при осаде вражеских крепостей, — что сполна ощутили на себе турки в ходе войны за освобождение Болгарии в 1877—78 годах. Впрочем, для обороны крепостей своих она годилась не меньше — тем более что при этом отпадала необходимость в ее частой транспортировке и облегчался процесс наведения.
Неудивительно, что эта удачное для своего времени оружие с успехом применялось русской армией на фронтах и русско-японской, и Первой мировой войны. Правда, в ходе последней немало из имевшихся полутысячи вышеуказанных «шестидюймовок» было потеряно в ходе нашего «великого отступления» 1915 года, — когда военная удача была на стороне противников Антанты, в которую тогда входила и Российская империя.
После эпизодического использования еще и на фронтах войны Гражданской заслуженные пушки, что называется: «отправились на покой». Все-таки их противооткатные и особенно прицельные системы на фоне их современных «коллег» выглядели слишком уж архаическими. Что в случае артиллерийской дуэли грозило расчетам старых шестидюймовок неточной стрельбой, промедлением с ее началом — и понятными печальными последствиями в связи с этим. Плюс изношенные не совсем известно в какой степени стволы — остаточный ресурс которых был точно неизвестен. Гарантировать, во всяком случае, ученые-артиллеристы могли от силы 6-7 безопасных для обслуги выстрелов.

***

Тем не менее если артиллерийских резервов нет вообще даже в распоряжении «Верховного» — тогда, как говорится, «на безрыбье — и рак рыба». И в помощь 16-й армии было направлено 12 шестидюймовых «старичков» образца 1877 года, — разделенных на 4 взвода. Расположили их на самых танкоопасных направлениях — не сходу, а заблаговременно. С оборудованием не только защитных окопов-блиндажей-капониров, закапыванием пушек в грунт по колеса, для меньшей уязвимости. — но и монтажем тяжелых плит под станиной, как раньше в крепостях, что давало возможность использования и противооткатной системы, и ускорения времени наведения на цель.
Правда, относительно подробностей самого боя с использованием заслуженных «ветеранов» остается немало неясностей. Начиная с точной его даты — у практически всех авторов отчего-то не указывающейся. Разнится и число подбитых немецких танков — называют и 12, и 15 штук. Еще больший скепсис ряда критиков вызывает кочующий из статьи в статью тезис о том, что «пушки образца 1877 года, за неимением прицела, приходилось наводить, глядя через ствол, — прямой наводкой на дистанции в 500-600 метров.
Автор этой заметки, например, довольно квалифицированно объясняет несостоятельность подобной возможности — с подтверждением своих доводов расчетами и схемами. Да, в общем, исходя из предельной технической скорострельности рассматриваемой пушки в полтора выстрела в минуту (то есть — 40 секунд на один выстрел) надеяться, что движущийся вражеский танк, на который наводил пушку наводчик, глядя через ее свободный от снаряда ствол, — спустя эти 40 секунд будет находиться там же, где и раньше, довольно наивно. Впрочем, тот же автор указывает, что на этих «шестидюймовках», пусть примитивная, система прицеливания все же была — мушка-целик, подобно таковым в стрелковом оружии. Но при этом все равно несколько смущает момент, о котором тоже повествуют авторы, пишущие о той давней истории — с немалым количеством подбитых вражеских танков — на дистанции в 500-60 метров. Вот любопытная выдержка по теме ТТХ рассматриваемой нами пушки...
 

​

«Подъем ствола происходил под действием силы тяжести, а опускался ствол винтом под казенной частью. Но горизонтальная наводка осуществлялась поворотом всего орудия с помощью деревянных рычагов, что требовало десятки минут времени и больших усилий от артиллеристов.
…
При этом в крепостях и во время позиционного сидения русские обычно использовали крепостной поворотный станок, оснащенный тормозом отката и имевший накат под действием силы тяжести. Этот станок обеспечивал высокую скорострельность — до 1,5 выстрелов в минуту, а не 1 выстрел за три минуты. К тому же горизонтальная наводка с крепостным станком не была ограничена, и на нее требовалось порядка минуты».

Сорри — так о какой реальной наводке на быстро движущийся танк можно говорить, если даже в самом лучшем случае, по неподвижной цели, этот шедевр осадно-крепостной артиллерии 19 века наводился минимум минуту — и еще минимум 40 секунд перезаряжался?! В то время как реальная скорострельность упоминавшейся выше «сорокапятки» доходила до 15-20 выстрелов в минуту — то есть каждые 3-4 секунды! И то, даже такой скорострельности хватало нашим артиллеристам, чтобы уничтожить врага и уберечься от его огня самим, далеко не всегда… А уж если речь идет о дистанции в 500-600 метров, — то это для уважающего себя танка максимум на пару минут езды. После чего атакующие оказались бы на позициях наших батарей — с понятными последствиями для их обслуги.

***

Еще обращает на себя внимания проходящий рефреном тезис «вражеские танкисты вначале думали, что их машины подрываются на противотанковых минах большой мощности». Они что — слепые все были, что ли? Раз в упор (смешной дистанции в полкилометра) не замечали огненных струй и облаков пыли, поднятых выстрелами «артиллерии особой мощности» по тогдашней классификации? Да пушки современных танков калибром от силы в 120 мм валят с ног даже при холостом выстреле человека на расстоянии до 300 метров минимум! А тут «циклопический» для сухопутной артиллерии калибр в 152 мм, — имевший который пушки Красной Армии обычно входили в состав полков «РВГК» — Резерва Верховного Главного командования. А когда танкисты Вермахта догадались, что по ним бьет все-таки артиллерия — почему же они, заметив ее расположения после демаскирующих выстрелов, не попытались ее подавить — огнем и гусеницами?
Не потому ли, что сверхмощные, пусть и устаревшие пушки, тем более после консультаций с опытнейшим специалистом генералом Козловским, никто и не думал использовать в ипостаси некой «большой сорокапятки»? Но вместо этого применили для обстрела наступающего врага на дальней дистанции — как и полагается пушкам такого класса? Без всех этих фантастических «наведений через канал ствола», — но на основе расчета на сокрушающий эффект 40-килограммовых снарядов, сравнимых по разрушительной силе с авиабомбой соответствующего веса. Как при классической артподготовке, или даже заурядном артналете, — в которых тоже нередко используются пушки крупных калибров, иначе зачем их вообще принимать на вооружение?
Тогда действительно становятся понятными другие акцентируемые детали боя, — согласно которым нашим снарядам даже и не обязательно было попадать непосредственно в гитлеровские танки. Хотя в таких случаях от них действительно даже отлетала башня. Но даже и при близком разрыве чаще легкие немецкие танки просто переворачивались, в них воспламенялся бензин — и бронетехника быстро превращалась в оплавленный металлолом. На таком фоне больше становится понятна и паническая реакция командиров вражеских танковых батальонов: «Нас обстреливает дальнобойная артиллерия особой мощности, которой здесь быть не должно! (Притом что прицельная дальность стрельбы наших танковых пушек — от силы с километр.) Надо срочно отходить, искать другие направления для атаки…» — Которых немецким танкистам на этом участке найти так и не удалось — 4 взвода «крепостных» шестидюймовок были расположены во всех самых уязвимых местах.

***

Во всяком случае, вышеизложенная версия имеет под собой и чисто технические обоснования. Ведь вопреки иногда высказываемым мнениям, что наши старые 152-мм орудия «не имели таблиц стрельбы на дальние дистанции, ибо были разработаны под черный порох» — это отнюдь не так. Разрабатывали-то их действительно под снаряды, снаряженные порошком, изобретенным, по преданию, еще монахом Бертольдом Шварцем. Но с началом широкого использования пороха бездымного пушки-ветераны были переведены на него. Конструкция-то сама по себе это позволяла. Соответственно, зачем тогда из-за использования архаичного пороха и намного быстрее ствол засорять — и после каждого выстрела окутывать себя малопрозрачным пороховым дымом? Мало того, что очень едким и демаскирующим позиции свои — так еще и скрывающим от наводчиков позиции вражеские. Во всяком случае, пункт 3 «Справки» от генерала Хохлова однозначно гласит: «Все вышеуказанные системы обеспечены таблицами стрельбы и прицелами — и имеют следующий запас снарядов» — для 6-дюймовок 1877 года выпуска их лежало на складах целых 25 тысяч штук!»
Заодно, как говорится — еще один «камень в огород» сторонникам версии о «наведении старых орудий на танки через канал ствола». Ну, разве что допустить, что на момент боев за Москву какие-то «вредители» эти прицелы злонамеренно сняли, — но это уже просто смешно. Хотя бы потому, что никаких «оргвыводов» по линии НКВД-ГУГБ к упомянутым гипотетическим вредителям не последовало — данных об этом просто нет. Хотя надо отдать должное популяризаторам этой истории, даже помня о байке насчет «дульной наводки за 500 метров» — в главном они правы! Поскольку тяжелые орудие периода русско-турецкой войны действительно были использованы осенью 1941 года под Москвой прежде всего в качестве противотанковых. Пусть и, скорее всего, с применением тактики, радикально отличающейся от таковой с использованием противотанковых пушек более мелких калибров. А что эта тактика дала отличный эффект — доказывает итоговый результат — бойцы Рокоссовского так и не пропустили врага к столице нашей Родины. Стойко отражая его атаки, включая танковые, вплоть до 5 декабря 41 года, — когда Красная Армия начала массированное контрнаступление под Москвой.
Хотя, кстати говоря, то, что пушки образца 1877 года использовались в 16 армии исключительно лишь как эрзац-противотанковые — далеко не факт. Поскольку немало источников сообщают о том, что предварительный расчет относительно остаточного ресурса в 6-7 безопасных выстрелов оказался, мягко говоря, заниженным. И «ветераны» еще достаточно долго и успешно продолжали расстреливать по врагу имевшийся, согласно донесению генерала Хохлова, весьма солидный боекомплект в 25 тысяч тяжелых снарядов. Так что заслуженные 152-миллиметровки окончательно «отправились на покой» лишь на протяжении 1942—43 годов, — когда эвакуированная за Урал оборонная промышленность уже насытила армию более современными образцами, в том числе и «артиллерии особой мощности».

Так или иначе — успешное, хоть и нетрадиционное применение пушек такого класса для противотанковой борьбы навсегда останется ярким эпизодом боев за столицу нашей Родины, успех которых стал важной переломной вехой в ходе самой страшной войны в нашей истории…

Прицеливание из 120-мм "французской" пушки, РККА, 1920-е гг.
К моменту битвы под Москвой на складах "нашли" 12 таких пушек и аж 74 тыс снарядов к ним,
что хватило на три батареи...

​