Эмбарго США против Кубы 1960: точечный удар по революции и начало экономической войны

Ровно 65 лет назад, в октябре 1960 года, решение администрации Дуайта Эйзенхауэра о введении торгового эмбарго против Кубы не было спонтанной акцией. Это был тщательно просчитанный, хотя и запоздалый ход — в стремительно разворачивающейся геополитической драме у берегов Флориды. Чтобы понять суть, нужно рассматривать его не как единый указ, а — как кульминацию финансовой, экономически тотальной цепной реакции США на радикализацию режима Фиделя Кастро. А дело было так…

В надежде на умеренный курс Кастро — Вашингтон изначально занял примирительно-выжидательную позицию в отношении нового революционного правительства. Пришедшего к власти на Кубе 1 января 1959 года — после свержения проамериканского диктатора Фульхенсио Батисты. Однако к середине 1960 г. эти надежды рухнули. К стадии конечного кипения страстей привели следующие события:

Еще в 1959 г. была проведена аграрная реформа, экспроприировавшая обширные латифундии, принадлежавшие американским буржуа и многочисленным компаниям: таким как, скажем, United Fruit (сахарный тростник, «сельхозка»); знаменитый скотоводческий конгломерат из Техаса The King Ranch; «табачные монстры» семья Фэншоу, мн. др. 
Настоящей же точкой невозврата стала ускоренная национализация в августе-октябре 1960 года крупнейших американских активов: 

• сахарных заводов, 
• телефонной компании ITT, 
• электроэнергетических активов, 
• нефтеперерабатывающих предприятий после «нефтяного конфликта» 1960-го: за отказ американских заводов Esso, Standard Oil и Shell etc. — перерабатывать советскую нефть. 

Общий ущерб оценивался в ~$1-2 миллиарда по современному курсу. Всем стало предельно ясно, что Кастро стратегически и — притом ментально: — поворачивается к СССР. В феврале 1960 года вице-премьер СССР Анастас Микоян посетил Гавану. Результатом стало подписание торгового соглашения, по которому СССР обязался закупать кубинский сахар, поставлять нефть, промышленное оборудование и предоставлять кредиты. Для США это означало, что Куба добровольно встраивается в экономико-идеологическую систему противника в разгар Холодной войны! Кстати, остановимся на той поездке Микояна подробней, она стоит того…

Загадочная командировка

Начало 1960 года... Революция Фиделя Кастро победила, но Куба ещё не объявила себя социалистической. США смотрели на нового лидера со всё более растущим подозрением. В этих условиях Никита Хрущёв, первый секретарь ЦК КПСС, решает отправить в Гавану своего самого проверенного «дипломатического пожарного» — Анастаса Микояна. Задача стояла крайне деликатная: понять, кто такие эти обвешанные с ног до головы оружием «революционные бородачи», куда они собираются повести свою страну, и можно ли вообще иметь с ними дело? Официальный повод — выставка советских достижений в Гаване. Но настоящая цель была — завязать отношения.
Высокий визит русского министра торговли был одной из тех удивительных историй на стыке большой политики и авантюры, которая могла произойти только в эпоху холодной войны. Поездка Анастаса Микояна на Кубу в 1960 г. — не просто дипломатический акт, — то была настоящая «операция прикрытия» в духе шпионского триллера. Прикрытия — в смысле того, что всё должно было выглядеть очередной «невзрачной» служебной командировкой по поводу тривиального показа достижений народно-социалистического хозяйства, и никак не явлением стратегического масштаба!

Когда Микоян сошёл с трапа самолёта, его ждал настоящий культурный шок. Гавана бурлила, хмелела от свободы. Повсюду бродил весёлые, пьяно-заросшие повстанцы с винтовками, гремела музыка; по воздуху, наполненному солнцем, разносился запах сигар. Это был полный контраст со златоглавой чопорной Москвой. Микоян, известный гурман и жизнелюб, тем не менее быстро нашёл общий язык с Фиделем и его братом Раулем. Легенда гласит, что их первая встреча длилась почти семь часов! Обладавший феноменальной памятью, Анастас Иванович говорил абсолютно без записей, что легендарный переводчик Н.С. Леонов едва успевал. Микоян рассказывал об СССР, Великой отечественной войне, советской промышленности. Кастро, в свою очередь, изливал свои идеи и жалобы на американцев. Существенную роль сыграла и личная симпатия. Опытный партиец, сам в прошлом революционер, 65-летний Анастас, в отличие от многих других советских чиновников, был обаятелен, гибок, и главное — умел внимательно слушать собеседника. Он не давил идеологией, а вёл себя как «стреляный в боях за правое дело» старший товарищ.
Одна из самых известных и рискованных историй той поездки произошла в ресторане... Микоян, Кастро со свитой ужинали в знаменитом гаванском «Эль-Мороче». Внезапно к Микояну подошёл официант и протянул ему коктейль «Дайкири»:
— Сеньор, от имени одного джентльмена.
Это был классический шпионский трюк. Микоян, подозревая, что напиток может быть отравлен, вежливо улыбнулся, поблагодарил, но — отставил бокал в сторону. Он не притронулся к угощению. Позже выяснилось, что «джентльменом» был, скорее всего, агент ЦРУ. Сей курьёзный случай лишний раз показал, в какой опасной обстановке проходили переговоры.

А вот история совсем не рискованная. О встрече Микояна с Хемингуэем у него «на даче» в предместье Гаваны, по воспоминаниям вышеупомянутого переводчика (и понятно, разведчика) с «кубинского испанского» — Н. Леонова. Микоян подарил писателю модель советского спутника и несколько бутылок русской водки. После чего дядя Хэм тут же решил откупорить и малость разговеться, но… не получалось без штопора. Журналист Генрих Боровик, переводивший, в свою очередь, с английского, взял водку и мгновенно открыл её сильным ударом ладонью снизу, по донышку: «Теперь я понял, как СССР запустил свой спутник», — пошутил Хемингуэй. На книжной полке Н. Леонов заметил книги Романа Кармена и Константина Симонова… [Понятно, что Микоян виделся и с Че Геварой, но это уже другая история…] 
Вообще, как уже говорилось, Микоян был мастером неформального общения. Он, в свою очередь, посетил кубинскую сельскохозяйственную выставку, где местные крестьяне подарили ему огромную связку бананов. Вице-премьер с улыбкой взвалил её на плечо, чем привёл в восторг фотографов. Этот кадр обошёл все газеты и стал символом «народной» дипломатии. Но был и другой, более важный эпизод. На одном из приёмов Микояну предложили сигару. Он, как завзятый курильщик, взял её, но вместо того чтобы просто закурить, внимательно осмотрел, понюхал, покрутил в пальцах, — словно восхищаясь произведением искусства, — и только потом поджёг. Это была демонстрация уважения к национальному продукту и культуре Кубы. Такой жест не остался незамеченным.

Американское ТВ показывает:

По итогу поездка Микояна, продлившаяся 10 дней, увенчалась полным успехом. Несмотря на давление США, он смог:

Договориться о возобновлении дипотношений между СССР и Кубой, прерванных ещё при Батисте. [До победы Кубинской революции в 1959 г. официальные отношения между СССР и Кубой были практически разорванными с 1952.]
Заложить основу для экономической помощи: СССР согласился закупать кубинский сахар, — что было спасительным жестом для кубинской экономики, — и поставлять нефть.
Установить личное доверие с Фиделем Кастро. Именно после визита Микояна Кастро окончательно убедился, что СССР может быть чрезвычайно надёжным партнёром.

Поездка стала точкой невозврата. Всего через год, в 1961 году, Фидель Кастро объявит о социалистическом характере кубинской революции, а в 1962 г. мир будет стоять на пороге ядерной войны из-за Карибского кризиса... Началось же всё именно с той рискованной, полной драматизма и тонкой дипломатии миссии Анастаса Микояна — человека, который зажёг первую сигару дружбы между Москвой и Гаваной.

«Сахарная война»

В ответ на национализацию Конгресс США уполномочил президента отменить обязательные квоты на закупку кубинского сахара — основу экономики острова. Эйзенхауэр воспользовался этим правом в июле 1960 г., нанеся сокрушительный удар по бюджету Гаваны. СССР немедленно ответил, заявив, что купит весь сахар, от которого откажутся США. Суть и механизм указа об эмбарго от 19 октября 1960 г., подписанный Эйзенхауэром, был не полной блокадой, а целенаправленным эмбарго на экспорт. Его логика была следующей: запрещался экспорт всех товаров из США на Кубу. В виде исключения оставался доступ кубинцам к некоторым продуктам питания и медикаментам. Эти исключения были не гуманитарным жестом, а наоборот — прагматичным расчётом.
Они позволяли Вашингтону избежать обвинений в гуманитарной катастрофе и — потенциально поддерживали «лучик надежды» с населением Кубы, как бы отделяя его от правительства. Америка хотела не просто наказать Кубу, а задушить экономику. Запрет на экспорт промышленных товаров, запчастей для американского оборудования, машин и топлива должен был парализовать промышленность и транспорт на острове, спровоцировав коллапс, который свергнет режим Кастро. Но… Последствия были недооценены, что вызвало лишь усиление эскалации. Расчёт Эйзенхауэра был основан на предположении, что без американских товаров и рынка сбыта сахара кубинская экономика рухнет. Однако сия программа не учла несколько факторов:

Это и незамедлительная готовность СССР к щедрой помощи: не просто компенсировать, а превзойти американскую, видя в Кубе стратегический плацдарм.
Консолидирующий эффект: внешняя угроза сплотила население вокруг Кастро. Эмбарго было представлено как акт «империалистической агрессии», оправдывающий всё более жёсткие меры внутри страны.
Эффект домино: частичное эмбарго (не всеобъемлющее, с исключениями) не сработало, приведя к дальнейшей эскалации. Всего через несколько месяцев, 3 января 1961 года, США разорвали дипломатические отношения с Кубой. А 3 февраля 1962 года президент Джон Ф. Кеннеди, действуя на основе полномочий, данных Эйзенхауэром, подписал указ о введении полного торгового эмбарго, которое действует в модифицированной форме до сих пор.

Таким образом, эмбарго от 19 октября 1960 года стало не финальным актом, а решающим первым шагом в самой длительной экономической войне современной истории. То был момент, когда дипломатия окончательно уступила место силовому давлению, а Куба и США вступили в шестидесятилетнюю эпоху взаимной враждебности, последствия которой ощущаются до сих пор.

​