Книга как зарубки на тюремных стенах

Эта  книга не изобилует  изящными  метафорами,  меткими сравнениями и другими средствами художественной выразительности.  Да она и не претендует на  художественность, потому что книга Дмитрия и Ярослава Лужецких – это, как зарубки на стенах тюремной камеры, это  крик души,  это обвинение, которое должно будет фигурировать на судебном процессе.  Книга  еще пишется. Но, несмотря на это, читатели у нее уже есть. И дело не только в лихо закрученном сюжете. Дело в том, что сюжет этот закрутила сама жизнь, сделав братьев Лужецких участниками развернувшейся на Украине трагедии, где в результате государственного переворота к власти пришли профашистские силы.  
За отказ помогать украинским нацистам и поддержку Донбасса  у Дмитрия и Ярослава – братьев-близнецов с 15-минутной разницей в возрасте - нацисты отняли строительный бизнес, разгромили квартиру, сожгли офис и автомобиль и вынудили бежать в Россию. Так враз они стали «своими среди чужих, чужими среди своих». Пережив боль и унижение, страх за родных и близких, потерю имущества и средств  существования, они решили передать окружающим свой опыт. Так появилась идея написать книгу.  Знали бы они тогда, что это лишь завязка (если не пролог) их «криминального» романа.
О чем эта книга? 
- Это история двух братьев, - говорит один из авторов Ярослав Лужецкий. – Об отсутствии детства, пути к успеху, гражданской войне, потерях, предательстве близких, тюрьме и, самое главное, как остаться верным своим убеждениям. 
Отрывки из этой книги, полученные из украинской тюрьмы, где сейчас  содержатся Дмитрий и Ярослав Лужецкие, этот современный «репортаж с петлей на шее» мы предлагаем вниманию наших читателей. 

«На часах было два. Дмитрий заканчивал вносить изменения в крупнейший контракт в истории нашей компании. К этому мы двигались 10 лет, отдавая день за днем, своему любимому делу. Страха перед тяжелой работой, тремя часа сна и задачами, на которые не всегда было легко найти решения - не было.
Когда в 2008 году многие строительные компании несли убытки и уходили с рынка, мы, покинув зону комфорта, рискнули всем, чтобы не просто продержаться на плаву, но и укрепиться на новых позиция. Это было наше время, и мы не собирались его кому-то отдавать. Тысячи километров за рулем, десятки городов, контракты, которые не всегда были успешными, вели нас к поставленной цели, планку которой мы только поднимали. И уже к 2013 году, наша компания объединяла под своим началом несколько фирм с центральным офисом во Львове, который в перспективе должен был переехать в Киев. 
Эта ночь отличалась от других  ночей проведенных за работой. У нас оставалось пять минут на сборы и около 2000 долларов налички, когда пришла весть о захвате вооруженными людьми львовской фирмы. Спасать ее было поздно. Это был рейдерский захват, устроенный нашим компаньоном при поддержке повстанцев, которые после переворота в стране получили власть в свои руки.
В целях безопасности нужно было срочно уезжать из Львова. Подожженный погромщиками, наш автомобиль уже горел, когда покидая гостиницу через черный ход, мы приняли решение лететь в Москву. Не дожидаясь самолета,  сели в поезд – и утром следующего дня нас встретил беспокойный Киев, а  через несколько  часов - незнакомая Москва, где мы наконец-таки смогли спокойно отдышаться».

«На западной Украине во время майдана бизнесменов заставляли скидываться финансово на поддержку этого беспредела, а кто отказывался – отжимали бизнес. Мы с братом выступали открыто в поддержку «Беркута» и антимайдана, против силового захвата власти. Мы призывали западную Украину, где прожили 20 лет, где создали семьи, где родились наши дети, где открыли первый свой бизнес, остановиться и начать рассуждать логично, представить к чему приведет это переворот. Но люди не хотели думать».

Доморощенные аналитики утверждают, что кастрюлеголовое население Украины, дескать, само виновато в нынешнем смертоубийстве, потому что сначала  наскакало себе Майдан, а потом и гражданскую войну. Но, как гласит закон сохранения энергии, ничто из ничего не возникает. Пока политики после развала Союза последовательно отсекали от России живущих на Украине русских, враги откровенно и безнаказанно лишали население исторической памяти, обрабатывали молодежь, в сознание которой вбивались ложные идеалы и ценности. 

«…Знакомые, - пишут Лужецкие, -  ездили в националистические лагеря «Пласт», на которые выделяли деньги США. Там учили, что Бандера - герой, а они – новая украинская повстанческая армия, и русские им не друзья. Наша молодежь проводила все лето в таких лагерях. На национальной почве в городе устраивались драки и были даже убийства. Если ты заговорил на русском, тебя могли побить. Но мы душой чувствовали, что украинцы и русские не должны враждовать, и не могли уже во взрослой жизни смириться с национализмом».

Потом эти «пластуны» составили ударную молодежную часть Майдана. Среди них вполне могли оказаться и Лужецкие, ведь большую часть своей сознательной жизни они прожили в Тернополе – одном из городов-оплотов украинского национализма. Это не случилось, уверены братья, благодаря бабушке, которая, в конце 40-х годов приехала из Тюмени на Украину, а после рождения близнецов воспитывала их до восьмилетнего возраста. Она-то и вложила в ребят русский код. 
Этот код в штыки был воспринят отцовской родней, увидевшей сначала в невестке, а затем и в детях враждебных «москалей». Когда по семейным обстоятельствам восьмилетним ребятам пришлось переехать из Кировограда в Тернополь, то пришлось уже отбиваться «от всего мира».

«С рождения родным языком был для нас русский, но ходили мы в украинскую школу. Мама хотела, что бы мы знали язык страны отца, страны, в которой мы родились и живем... Мы всегда считали себя русскими украинцами, и с детства думал, что мы один народ. Но родители развелись, и в 1994 году из-за тяжелой финансовой ситуации на Украине мама вынуждена была отдать нас с братом папе. Когда мы переехали на Западную Украину, в Тернополь, у нас в сознании все изменилось, мы увидели другую Украину и других людей, где для нас, русскоязычных, не было места. Родственники папы при встрече ругали нас за русскую речь и называли «кацапами» и «москалями». Школьное время было тяжелым. Нас презирали, называли «зеками» (они всех русских считали зеками), учителя и родители одноклассников настраивали детей против нас, и в конечном итоге с нами никто не дружил и не общался. За время учебы наш украинский приобрел западный акцент».

Именно тогда Дмитрий и Ярослав пришло понимание, что только братская поддержка позволит им выстоять и укрепиться во враждебном окружении. Уже значительно позже, находясь в тюрьме, Ярослав напишет:

«Всю жизнь мы  вдвоем, с самого рождения. Всегда спина к спине. Он - моя, а я его поддержка и опора. Победы и поражения мы делили и делим вместе. И даже сейчас, в заключении, в одиночной камере, в окружение тюремных стен мы ощущаем поддержку друг друга, которая на пути к победе дает мощный заряд мотивации. Наша сила - в братском единстве. Им этого не понять».

​

Но вернемся к событиям лета 2014 года, когда Дмитрий и Ярослав, обустроившись в Москве, решили вернуться на Украину, чтобы забрать свои семьи. Кто-то недоуменно спросит: зачем было ехать, если они знали, что им грозит опасность? Знали. Но опасность грозила и их семьям, в каждой из которых было по двое детей. Самый маленький из них – сын Ярослава – родился, когда его отец уже был в Москве. К тому же по закону Украины вывезти за границу малолетних детей родители могут или вдвоем или, если это делает один, то только при наличии разрешительного документа от второго супруга. 
Братья ехали на три дня. Но счастье от встречи с семьей  было недолгим. Наверняка им бы удалось уехать, если бы их не сдал в СБУ… собственный отец. 
В психиатрии есть такое заболевание, когда человек начинает враждебно относиться к своей руке или ноге и хочет во что бы то ни стало от нее избавиться. Извините, но в этом я вижу отца Лужецких. А может он примерял на себя роль Тараса Бульбы, убившего за измену собственного сына? Не получилось. Он говорил, что им двигало желание спасти собственных сыновей. «Спас», обеспечив им темницу, разлучив с женами и детьми, лишив их семьи средств  существования. Он приходил к ним в тюрьму. Нет, не покаяться – уговаривать, чтоб признали себя террористами, работающими на Кремль.

«Мы простили его - ведь только Бог ему судья. Но почти через три года, находясь в тех же камерах, мы узнали, что в очередной раз отец предал нас. Он подписал контракт и пошел воевать за тех, руки которых залиты кровью Донбасса. За тех, кто пытал и пленил его детей. За тех, по воле которых его четыре внука растут сиротами. Своим поступком, он похоронил себя для нас и на этом поставим точку, как бы больно от этого не было».

Впрочем, я опять забежала вперед.
Встреча с семьями, по выражению братьев, «самым большим счастьем в жизни», длилась недолго.

«А уже за день до планируемого вылета в Москву, все эти радость и счастье были разрушены сотрудниками СБУ. Мы оказались в центре  событий, сравнимых  со сценами из самых крутых боевиков (задержание с пытками,  расстрел в карьере, потом трое суток беспрерывных пыток  в подвалах СБУ).
…От беспомощности ты начинаешь задыхаться. Чувствуешь себя так, как будто находишься по пояс в болотной жиже, а на плечах у тебя двухтонный камень. Он давит на тебя со страшной силой, а твои мучители ждут: когда же он тебя раздавит окончательно.
***
Я был зажат людьми в черном на заднем сиденье автомобиля, - вспоминает Ярослав. - Руки, скованные за спиной, от боли были, как чужие. Голову с надетым на нее черным полиэтиленовым пакетом конвоиры прижимали к полу, между спинками передних сидений. Задыхаясь, я продолжал поворот за поворотом, рисовать в своей голове маршрут, чтобы понимать, куда мы движемся. Спустя некоторое время стало понятно, что из города мы выехали. Эти дороги, мне были хорошо знакомы, ведь я здесь  прожил не один год. Беспокоила лишь одна мысль: что с братом? Последний раз я видел его на летней площадке ресторана, где наш отдых, был прерван людьми в черном. 
Мы съехали на полевую дорогу, и я решил, что мы движемся в сторону песчаного карьера. Тогда и вспомнились слова одного из мучителей: расстрелять их! Но, к собственному   удивлению, я не волновался.  
Машина остановилась, открылась дверь, с моей головы сняли пакет – и тут я увидел брата,   стоящего на коленях над обрывом. Он был спокоен, как будто смотрит туда не впервые. Через мгновенье, не успев отдышаться, я уже стоял рядом с ним.  А за спиной, выглядывая из наведенного на нас АКа, маячила смерть.  Это были последние минуты нашей жизни... Когда стоишь перед расстрелом и лишь минута у тебя в запасе. 
Перед глазами - любимая жена и дети.. как много для них ты не успел сделать… 
Секунды, отматывают твою жизнь, а ты все молишь Бога о прощении. Глянув друг на друга, мы успели лишь сказать - "прости - прощай"... А потом грянули выстрелы. Мы упали... А очнувшись, не увидели свет в туннеле, который по свидетельству переживших клиническую смерть и вернувшихся с того света видит умирающий. Рядом были все те же люди в черном, которые со смехом фотографировались на фоне якобы наших трупов.  
Это было лишь началом ежедневных физических и моральных пыток, времени неизвестности, где дни складывались в недели, недели – в месяцы, месяцы – в годы». 

Их обвиняют сразу по нескольким статьям УК Украины, инкриминируя действия, направленные на насильственное изменение или свержение конституционного строя или на захват государственной власти; посягательство на территориальную целостность и неприкосновенность Украины; обвиняют в государственной измене; создании террористической группы или террористической организации; в содействии совершению террористического акта; а также финансировании терроризма. По этим обвинениям, шитых белыми нитками,  «самый гуманный суд в мире» дал Дмитрию и Ярославу 15 и 14 лет соответственно. 
На убийственный приговор братья ответили и рифмованными строками и прозой:

«Ваш приговор - не повод сдаться. 
Поставить на колени не удастся,
До смерти будем с вами мы сражаться!
Как бы этим приговором, нас не старались оторвать от жизни, мы продолжаем жить,  мечтать и строить  планы. Данный жизненный период мы принимаем как тренировку, чтоб войдя в завтрашний день, знать, что и как делать. А вопрос: " если завтра не придет? " - не в тему».

Чего стоили эти слова, рожденные в темнице, где, как дикие животные,  содержатся  потерявшие здоровье после избиений и пыток ребята, судите сами. 

«Временами было невыносимо. От прокручивания ключа в двери, твое сердце дергается. Ты понимаешь, это не сон, это реальность, которую приходится принимать и верить в новый день, который может принести свободу. Да, нам тяжело. Иногда уже не знаешь, где брать силы. Одолевают постоянные мысли и тревоги о детях, здоровье, судах. 
Тюрьма ломает слабых - не определившихся людей. Если ты знаешь, кто ты и ради чего живешь - тебя не сломить. Как и на свободе, так и в этих стенах,  главное - оставаться человеком, не прогибаться под ситуацию, не предавать. 
***
Нельзя нам здесь  черстветь и падать духом.
Бывает трудно, тяжело, невыносимо. Но это точно не предел.
И даже здесь, один, я - воин,
В моих руках - листок с карандашом».

Через год тюремных мучений Лужецких апелляционный суд отменил приговор суда первой инстанции и оправил дело на дорасследование. Но из-под стражи, невзирая на ходатайство, их не выпустили. Не сработал даже пресловутый «закон Савченко», принятый в период политических спекуляций вокруг летчицы-наводчицы Надежды Савченко, по которому год предварительного заключения засчитывается за два, и по которому братья уже отсидели как за преступление средней тяжести. Ведь, как справедливо замечают наблюдатели, нормой для современного украинского судопроизводства стало бесконечное продление содержания обвиняемых под стражей и всяческое затягивание дела, потому что даже слепые видят, что состава преступления  эти судилища выявить не могут.   Вот так с  сентября прошлого года братья стали невольными участниками шоу под названием «судебные разбирательства», конца и края которым не видно. Время от времени градус накала поднимают десанты правосеков и прочей националистической мрази, которые пытаются не просто надавить, а запугать судей, адвокатов и самих фигурантов дела.

«Стены зимой такие холодные, а летом жаркие… Ты даже не замечаешь, как уходит время. Живешь от санкции к санкции, которые продлевают твое содержание в этих стенах на последующие 60 дней. В этой неизвестности так легко потеряться себя...
…Третий год нашего заточения в этой проклятой Галицкой тюрьме.., те же одиночные камеры.., те же стены… Они пропитаны душевной болью, которая вряд ли когда-нибудь уйдет отсюда, и молитвами к Всемогущему Богу. Только Он может дать нам силы в борьбе против бесчеловечного режима. 
Каждый день дается с трудом. Тяжело описать, что чувствует человек, находясь столько время один, в окружение стен. Могу лишь сказать, что были в этой тюрьме и такие, что после месяца одиночки отправлялись в психушку. Но сдаваться нельзя. Это значит признать несуществующую вину и предать всех, кто отдал жизнь, защищая Донбасс. Чтоб не сойти с ума от давления тюремных стен и ненужных мыслей, мы продолжаем тренировать свое тело. 
Находясь день за днем в этих стенах, мы убедились - в первую очередь, это борьба с самим собой. Тюрьма способна не только ломать людей, но и притуплять в них человеческие качества, превращая узника в зверя. Но нельзя позволять ненависти овладевать тобой, иначе, в чем тогда твое отличие от убийц?»

25 июля с.г. исполнилось три года с момента заточения Дмитрия и Ярослава Лужецких.
В соответствии с пресловутыми Минскими договоренностями узники противоборствующих сторон подлежат обмену. Братья Лужецкие включены в обменные списки, но по надуманным предлогам обмен все время срывается украинской стороной. Им повезло хотя бы в том, что они не пропали в числе тех 600 человек, предъявленных к обмену ЛДНР, но которых не могут найти в украинских тюрьмах. 
А Лужецких исправно возят в цирк под название украинский суд, где в роли вершителей судеб (видимо, чтоб связать друг друга круговой порукой) уже перебывали, похоже, все судьи Тернополя. 
И, несмотря на угрюмую монотонность существования заключенных, давно расписанные роли в этом судебном бесчеловечном балагане, в книге добавляются все новые и новые страницы, свидетельствующие о преступлениях украинской власти. 
Ребятам уже не раз поступали предложения опубликовать ее, предлагали использовать историю братьев в кино, но ответа они пока не дали. Почему? «Потому что закончим ее после освобождения».
Есть в книге и такие слова, написанные Ярославом: «Время идет и всё происходящее, я считаю,  только к лучшему. Наверное, я такой упрямый оптимист, который во всем находит позитив».