Кухня дела

Соломон ВОЛОЖИН 08 июля 2020 149

Обычно кухню дела не показывают, а мне вдруг захотелось. Я вспомнил совет одного критика критикам: показывать движение по разным вариантам толкования и тем демонстрировать путь к верному. Ну чем не показ кухни дела?
Я подозреваю (из-за высокопарности и абстрактности понятий в первой строчке: «…смысл этой жизни»), что разоблачение некачественности одной знаменитой песни – «Есть только миг между прошлым и будущим…»(1) – можно применить к песне Макаревича «Я смысл этой жизни вижу в том…» (Альбом «У ломбарда», 1991).

Я смысл этой жизни вижу в том,
Чтоб, не жалея ни души, ни тела,
Идти вперед, любить и делать дело,
Себя не оставляя на потом.

Движенья постигая красоту,
Окольного пути не выбирая,
Наметив в самый край, пройти по краю,
Переступив запретную черту.

Не ждать конца, в часы уставив взгляд,
Тогда и на краю свободно дышишь.
И пули, что найдет тебя,
Ты не услышишь, а остальные мимо пролетят.

В полночной темноте увидеть свет
И выйти к свету, как выходят к цели,
Все виражи минуя на пределе,
При этом веря, что предела нет.

Не презирать, не спорить, а простить
Всех тех, кто на тебя рукой махнули.
На каждого из нас у смерти есть по пуле,
Так стоит ли об этом говорить...

Написано через 15 лет после того, как «Машина времени» стала знаменита. Через 11 лет после начала больших гастролей в рамках «Росконцерта». Через 5 лет после признания в Советском Союзе официальными кругами. Через месяц или два после выступления на баррикадах 20 августа 1991 года перед защитниками Белого дома. Возможно, отсюда «пули» в тексте.
Но. Тогда не было ни одного выстрела. Однако кто мог наперёд знать, что выстрелов не будет? Так смелость у Макаревича – налицо. Или всё же нет?
Попробуем померить собою… Что я переживал в те дни? – Это было в Одессе, где была тишь, гладь и божья благодать. Я был по уши погружён в домашние дела: перевозил мебель, подаренную подругой жены, уезжавшей жить в Израиль. Мне 53 года. И я в мыслях прикидываю, куда можно обратиться, чтоб предложить себя, не знаю в каком качестве, мобилизовать меня на нужды ГКЧП (то есть, на баррикаду по другую сторону от Макаревича – поясняю). И все мысли, повторяю, в суете перевозки. С прикидыванием, какой бы крик подняла жена, если б я её бросил посреди этого процесса перевозки… Но мысли – помню точно – совершенно отрешённые от опасности и смерти. Я, наверно, подсознательно думал о ещё одной демонстрации численного превосходства тех в стране, кто 5 месяцев назад большинством голосов проголосовал за сохранение СССР, за что теперь был и ГКЧП. Я мыслил об ответе демонстрацией против Ельцина демонстрации москвичей за Ельцина, 2 месяца до того подписавшего Декларацию о приоритете Конституции и законов РСФСР над законодательными актами СССР. То есть – против СССР. Что было мне душепротивно.
Трудно мне, не бывшему тогда в Москве, представить личную опасность для жизни 20 августа 1991 года. Или всё же можно. Я ж видел телевизор. Совсем не мотивированных танкистов. Трёх задавило ж не по умыслу и трагизму, а из-за несчастного стечения обстоятельств. – Не знаю. Может, я к Макаревичу предвзят, но мне мерещится в его песне поза, а не искренность. Эти высокие слова: «смысл жизни», «не жалея ни души, ни тела», «Идти вперед», «Не ждать конца», «свободно дышишь». Написаны они после благополучного для контр-р-революционеров столкновения с ГКЧП.
И другое подозрение: это ж музо-стихо-публицистика, а не искусство.
Благополучие победителей рок-музыкантов сравнялось с благополучием официальной советской эстрады в советское время. В СССР был огромный общественный обман и самообман, и в освобождающейся РСФСР – тоже. Там оттого официальная эстрада превратилась в «разновидность жизненной философии» (1). Тут – то же, но уже с массмедиа и рок-артистами, собирающими стадионы. – Всюду – «какая-то фальшь» (там же). Даже с жертвенными особями (неужели потому, что они ж пробрались теперь на самый верх жизни?). Вот – музыка Зацепина, слова Дербенёва:

Есть только миг

Призрачно всё в этом мире бушующем,
Есть только миг, за него и держись.
Есть только миг между прошлым и будущим,
Именно он называется жизнь!

Вечный покой сердце вряд ли обрадует,
Вечный покой – для седых пирамид.
А для звезды, что сорвалась и падает,
Есть только миг, ослепительный миг.

Пусть этот мир вдаль летит сквозь столетия,
Но не всегда по дороге мне с ним.
Чем дорожу, чем рискую на свете я?
Мигом одним, только мигом одним.

Счастье дано повстречать иль беду ещё,
Есть только миг, за него и держись.
Есть только миг между прошлым и будущим,
Именно он называется жизнь!

Ведь «показной, эстрадный характер»(там же) имеет и эта песня про сверхчеловеков. Вы только послушайте, каким героическим, достижительным голосом на паруснике поёт в фильме «Земля Санникова» эту песню Крестовский (озвучено Ануфриевым – он же модный был). Как весело, наобум Лазаря сделан и весь фильм. Время действия – начало ХХ века, а во льды Ледовитого океана отправляется парусный корабль. Марк Захаров, сценарист, наверно, издеваясь над оптимизмом эпохи застоя, сочинил сценарий, не читая Обручева. Шалопай Крестовский у него согласился быть убитым, чтоб только не идти по торосам дальше, когда трудности похода стали большими. Случай его спас от расстрела Ильиным – на горизонте он увидел землю. – Герой? – Мм. Пришедшие к диким людям русские общаются с аборигенами на русском языке. У Обручева «Горохов (якут), знавший чукотский и ламутский (эвенкийский) языки, был необходим для сношений в случае встречи с онкилонами».) Я, стихийный левый шестидесятник, видя тогда, в 1973 году, провал дела спасения социализма от смертельного заболевания вещизмом, для себя назвал страну империей Лжи и надеялся только на одно, что количество этой Лжи перерастёт в качество, и те, кто наверху, вернут стране самоуправление, задушенное гражданской войной в 1918 году. Поэтому выход песни «Есть только миг» в сверхчеловеческую достижимость лично счастливого мига (а всё остальное гори огнём), было не для меня. Я зарядился ждать. А Марк Захаров и другие – нет.
Второе исполнение этой песни, раздумчивое (мне даже не хочется видеть его, Захарова, насмешки: Крестовский оказывается при переходе через ледяную пустыню сохранившим гитару). На открытой земле случилось землетрясение, какой-то нарушился баланс, и вулкан перестал согревать эту землю. Этот мир плох принципиально. Бежать из него можно только в метафизическое иномирие (образом которого и является исчезающий миг).
Третье исполнение мелодии, уже без пения – мелодия прощания. После того, как пришедшим позволено онкилонами вернуться домой. Крестовский превращается в противоположного себе человека (в гуманиста). Он должен остаться и научить онкилонов построить тёплые жилища, а остальные должны вернуться на большую землю и вернуться сюда опять со спасательной экспедицией. – И что это со стороны Захарова? – Перерождается и Игнатий, посланный золотопромышленником убить открывателей, если на острове найдётся золото (а оно нашлось). И Игнатий оставляет остающемуся пистолет. Но тот передаёт его Ильину (это, читатель, заметьте).
В четвёртый раз мелодия приобретает щемящее звучание, изображая, как влюбилась в Ильина местная. (Фильм же не реалистический – можно стерпеть такую натяжку: скоропалительную любовь? Или это тончайшая насмешка Захарова?).
В пятый раз мелодия звучит при прощании Игнатия со своей местной женщиной. И в это время (и всюду страсти роковые, и от судеб защиты нет; расколото и это первобытное общество) его пронзает стрела конкурирующей фирмы, злого шамана. – Захаров набирал, оказывается, разгон (через противоположность – добро), чтоб утвердить Зло на Этом свете (свете непобедимого советского тоталитаризма, в частности) и от Этого света отказаться.
В шестой раз мелодия уже неузнаваема и даёт образ самого иномирия. И это фон следующей потери: Крестовский, оказавшийся неподалёку, из пистолета (оказавшегося не у Ильина, а у него – Захаров так насмехается над Добром) убивший несколько мгновений назад стрелявшего из лука, вдруг сам срывается и катится в пропасть. Ильин успевает схватить за какую-то верёвку, которая была на Крестовском. Но тот, понимая, что Ильин соскользнёт по снегу, верёвку перерезает кинжалом и падает в пропасть. – Захаров распоясался. Он скрыто смеётся над тем, что гуманисты считают трагедией: смерть. Ибо он, – ницшеанец? – её не боится. – На всё это под завывание ветра смотрит злое небо, на которое кинокамера смотрит с приятием.

Седьмой раз мелодия представляет собой гитарный перезвон, имитирующий похоронные колокола. – Ильин, понимай, спустился в пропасть. Крестовский оказался ещё жив. И вот его Ильин, – вполне в духе несдающихся большевиков, – упрямо тянет. Куда? К морю. Парусник что: ждёт возврата экспедиции? А Крестовский (перед смертью же, под ту самую мелодию) сомневается, – в том же по-большевистски гуманистическом духе, – не зря ли он прожил свою жизнь. И выводит, что если Ильин сумеет вернуться к своим, а потом спасти онкилонов, то «мы не зря погибли» (все, кроме Ильина).
И последний раз эта, опять изменённая и просветлённая, мелодия звучит над идущим по ледяной пустыне одиноким Ильиным. Но. За ним идут волки (мелодия искажается до неузнаваемости). Пистолет, бывший у Крестовского, когда он стрелял во врага-онкилона, оказывается у Ильина (ну, можно думать, что после смерти Крестовского Ильин пистолет у него взял), и Ильин стреляет по волкам. Как те, причём не белые, каковыми являются полярные волки, оказались на ледяном просторе, – когда "средой обитания полярного волка является территория Арктики и тундра, за исключением значительных участков, покрытых льдом"(2) – я могу объяснить только издевательством Захарова над казённым оптимизмом империи Лжи. – В общем, под фанфары его везут на санях услышавшие выстрелы чукчи, ехавшие неподалёку на оленях.

А я думаю: уж не являлся ли Захаров просто иллюстратором ницшеанства: очень уж он чётко знает, что образом ницшеанского иномирия является исчезающий миг. Он объяснил это Дербенёву. Вот тот такую песню и сочинил: логически сухую и словесно абстрактную. – Жаль, мертвы оба, а то кто-то, прочитавший эту статью, мог бы у них спросить, как такая сухость получилась.
Впрочем, не осталось ли следа какого-нибудь?
Интернет всё знает:
«Многие уверены, что композитор Александр Зацепин написал ее специально для кинокартины, но это не совсем так. В книге «…Миг между прошлым и будущим» он рассказывает, что сначала предлагал режиссерам другие песни, но они их отвергли, назвав недостаточно яркими.
Тогда Александр Сергеевич вспомнил о своей оперетте «Золотые ключи» о колхозе, в котором наступило нечто сродни коммунизму. Там передовым труженикам выдавали вместо зарплаты ключи из золота, открывавшие доступ к продуктам и другим благам. Для спектакля он уже сочинил песню «Есть только миг». Ее он сыграл Мкртчяну и Попову (режиссёрам фильма).
Режиссерам композиция сразу же понравилась. Написать новый текст они пригласили Леонида Дербенёва. Так появилась на свет основная музыкальная тема «Земли Санникова»(3)
Я как в воду глядел.
«Общественное сознание в лице своих внешних выразителей и полпредов, каковыми и являлись эти конферансье, приобрело постыдный вкус к дуализму в нравственной сфере, а проще сказать – к двуличию. Одни проповедовали то, во что не верили. Другие, не веря в их проповедь, принимали её как данность. Вот что страшно-то!» (Лебедев).
Я лично, как данность не принимал, я ждал. И дождался, что власть предала и вместе с водой (тоталитаризмом) выплеснули из купели и ребёнка (неконтрастное всё же общество, пусть и лжесоциализма).
И Макаревич на новой эстраде начал вторую серию дуализма. На самом деле он второй Марк Захаров, иллюстратор ницшеанства, маскирующегося под героизм.
Но обратите внимание, читатель, я-то начал статью с согласия с Лебедевым, осудившим песню «Есть только миг», просто дав ссылку.
А теперь я процитирую и к Лебедеву не присоединюсь:
«Эстрадное мышление исподволь проникало во все сферы, пока, наконец, в 70-е годы не стало господствующим. Промышленность, сельское хозяйство, наука, художественная проза, поэзия, драматургия, критика, публицистика, музыка, театр, кино, цирк, спорт – все эти виды общественной активности приобретали к исходу десятилетия всё более и более празднично-показной, эстрадный характер…
Впрочем, как уже было сказано, эстрада обслуживала не только активных, но и пассивных зрителя и слушателя. И для неудачников у неё нашлись слова. В 70-е годы исключительной популярностью пользовалась песня с таким вот утешительным текстом: “Призрачно всё в этом мире бушующем”

Иными словами, мне, потерявшему себя, предлагается послать этот мир... в вечность (по слову поэта В. Устинова, счастливо найденному). Тут поневоле задумаешься: а что, собственно говоря, лучше – активность или пассивность (такая вот!), проповедуемые эстрадой?..»
Почему теперь я не присоединюсь к этому «фэ»? – Потому что предложение Зацепина и Дербенёва я полагаю нехудожественным, а иллюстративным, проповедью известного – авторам, по крайней мере, известного – ницшеанства. А Лебедев ницшеанство считает художественным (на иномирие явно намекает), но плохим идейно. Я же идеалы по качеству содержания не ценю. Для меня главное – подсознателен идеал или нет. Если нет – плохо. – Песня Зацепина и Дербенёва – плохая. Песня Макаревича – тоже, по той же причине.

Когда я всё это написал, я позвонил в Москву одной женщине, и она оказалась той, кто принесла еду в тот день на баррикаду. «Было страшно пули?» – «Да». – «А разве не было это ощущением изъявления воли, а не прихода на войну, и, раз такое число народа, то не ясно разве, что стрелять не будут?» – «Нет. Были введены танки и неизвестно, какой им дан приказ. Я боялась». – «Но пошли через страх». – «Нет, пока шла, страха не было. Была злость, что хватит нами помыкать». – «То есть ГКЧП казалось страшным?» – «Да». – «А мне, глядя в телевизоре на лица танкистов, было видно, что они стрелять не будут. Что им дан приказ не стрелять.» – «Я б так не сказала. Хоть я танков не видела. Потому что было много народа, и я была в той стороне, где их не было. Но мне очень не хотелось быть убитой». – «То есть мысль о пуле была?» – «Да».
И я ей признался о причине моих расспросов. Я прочёл ей стихотворение Макаревича. Оно ей понравилось. Я сказал, что в нём вижу пафос героизма и за это ему не верю. Она возразила, что так, как я прочёл, она пафоса не почувствовала, а почувствовала раздумье, и что я очень хорошо его прочёл.
Назавтра пришло письмо от того, кто стал её мужем после той катастрофы:
«Да, 18 и 19 августа все были почти уверены, что вот-вот начнут стрелять. "Выдвинулась Кантемировская", "выдвинулась Таманская", "снайперы на всех крышах" и т.п. Вообще, было страшно».
Я оказался побитым.
Что делать? – Я стал ещё раз проверять, когда вышел альбом с этой песней. И наткнулся на слова самого Макаревича о том дне:
«Когда всё это началось, мы были на гастролях. Мы прервали их, и я приехал домой, в Москву, а мне говорят: тебе Сашка Любимов звонил несколько раз, зовёт к Белому Дому. В Москве тогда работала одна радиостанция – “Эхо Москвы”, и оно всё время крутило мою “Битву с дураками” [песня 70-х годов]. Меня это дико тронуло, это было круто. Я собрался и поехал к “Белому Дому”. Меня звали в сам “Белый Дом”, но, когда я оказался внутри оцепления на ступеньках, народ так обрадовался, и я понял, что лучше остаться с ними…»
Обаяние массы. Я тоже плакал, когда хоронили тех, троих, что тогда погибли. Пусть и случайно, пусть я и был душой на противоположной стороне.
То есть, песня «Я смысл этой жизни вижу…» – от ума, от обдумывания происшедшего, от подведения его под привычный ницшеанский шаблон: героизм-исключительность, – под давно Макаревичу знаемое. То есть песня не от подсознательного идеала иномрия как бегства из этого Скучного, Плохого-Преплохого мира.

Примечания:

1. Е. Лебедев «Кое-что об ошибках сердца…». https://rospisatel.ru/hr-lebedev.htm
2. Конт. В мире животных (Полярный волк). https://cont.ws/@vv900535441/1542356
3. История песни «Есть только миг» (к/ф «Земля Санникова)». https://song-story.ru/est-tolko-mig/
4. Ф. Разаков, П. Глоба «Созвездие стрельцов». https://books.google.co.il/books?id=NcSGT38Z19YC&pg=PT477&lpg=PT477&dq=%D0%90%D0%BB%D1%8C%D0%B1%D0%BE%D0%BC+%22%D0%A3+%D0%BB%D0%BE%D0%BC%D0%B1%D0%B0%D1%80%D0%B4%D0%B0%22+%D0%B0%D0%B2%D0%B3%D1%83%D1%81%D1%82+1991&source=bl&ots=P35zSfyQl-&sig=ACfU3U3sVxq2T_7TMsyCsm6vWtoB33fciA&hl=ru&sa=X&ved=2ahUKEwidw_C7yNToAhVFzBoKHRsTB2wQ6AEwAnoECA4QKw#v=onepage&q=%D0%90%D0%BB%D1%8C%D0%B1%D0%BE%D0%BC%20%22%D0%A3%20%D0%BB%D0%BE%D0%BC%D0%B1%D0%B0%D1%80%D0%B4%D0%B0%22%20%D0%B0%D0%B2%D0%B3%D1%83%D1%81%D1%82%201991&f=false

Художник Джозеф Збуквич.