Гангстерская «бригада» Сан Саныча Белого из 70-х: деньги ваши — будут наши!

Помнится, 20-копеечные билеты в кинотеатр на «Джентльменов удачи» у спикулей стоили по три рубля. И расхватывали их мгновенно. Да я бы и сам купил билет за столько. И больше бы заплатил, чтобы прорваться. Да мамка не давала, кроме как на обеды. Вот и копили… 
Знаете, дорогой читатель, в школе ко мне прилипла кличка «Доцент» — как у Сан Саныча Белого из «Джентльменов удачи». Из-за бойцовско-«борцовской» кособокости-неуклюжести, невысокого росту, лишнего веса и неизменной «леоновской» смешливости. 

И любопытно, когда через 30 лет после «Джентльменов» появился криминальный сериал «Бригада» про непотопляемого авторитета Саню Белого. Тут же подумалось, что создатели мнемонически, неявно отдают честь нашему великолепному фильму, прекрасному советскому актёру. Сыгравшему, в общем-то, извечно русскую изнанку жизни — от сумы да от тюрьмы не зарекайся. 
Но приступим…

Зеркалом повседневности считали древние римляне комедию положений. В отличие, кстати, от трагедии, — происходящей по закону жанра, как правило: — во дворцах, царских хоромах и покоях. Комедия же не зря называлась «босоногой» — актёры были открыты залу нараспашку. Дабы люди завсегда узнавали в сценических персонажах себя. В этом — и только в этом суть успеха.
Кто-то из известных психиатров сказал, что чувство юмора обеспечивает человеку душевный комфорт во всякой нелёгкой ситуации. Благодаря сему спасительному чувству, присущему кинематографу 1960—70-х, несмотря на серьёзные идеологические преграды и препоны, душевный комфорт обеспечен нескольким поколениям зрителей, кинолюбителей. 
И «Джентльмены удачи» — один из ярких, ярчайших маркеров того времени: поры затухания хрущёвской оттепели, поры вхождения страны в пресловутую эпоху застоя. Густо увешанную лозунгами о «непрестанном повышении…», медалями за «неуклонный рост…», витиеватыми обещаниями и… талантливыми лентами. Вошедшими в незыблемый пантеон русских шедевров как минимум. Шедевров мировых — максимум. 
Порукой тому немалый список советских, также российских претендентов, номинантов (ок. 55-ти). И собственно, лауреатов премии «Оскар». (Всего 6 шт. Из них один док. фильм и один мультфильм.)

«Он ошибся один раз. Это как судьба-катастрофа», — говорит Виктория Токарева, соавтор сценария (совместно с Г. Данелия) о режиссёре фильма А. Сером. Человеке трагичной судьбы. Который почти за 10 лет до «Джентльменов» вышел из мест не столь отдалённых. Где отбывал срок за нанесение тяжких телесных повреждений своему якобы сопернику по женской линии. 
В народе это называется «бытовуха», «хулиганка». Что въяве наложило отпечаток на всю его дальнейшую творческую жизнь. Отчего, к слову, в картине возникло много «блатных» фразеологизмов. Пусть экранно подлакированных, причёсанных, но тем не менее… — настоящих, невыдуманных. Резонных и к месту: «Ты куда шлем дел, лишенец?» [Большинство жаргонизмов, конечно, цензура подсократила. А например, ругательное выражение «редиска» взято у… Ленина из статьи о Плеханове.]
Эта вот близость к исподнему — тюрьме, неволе, лагерному быту. Это вот авторское знание реальных, не измышлённых типов зоновских диалогов, характеров, выражений-эмоций: «…деточка, а Вам не кажется, что Ваше место возле параши?» — Подняло фильм до небес. Невообразимых высот зрительской популярности. И симпатии.

Да, и не забудем об амнистии 1967 года — к 50-летию Великой Октябрьской социалистической революции. Здесь тоже авторы попали в десятку. Всё-таки сидело, «парилось на нарах» в СССР много народу. [Около 800 тыс. человек. Сейчас — около 500 тыс. заключённых.] 
Фильмы тогда шли в основном военные: «Взорванный ад», «Операция Трест», «Путь в Сатурн», «Мёртвый сезон». Но — чувствовалось дыхание нового времени. Времени, когда война отошла на приличное расстояние. И можно было вздохнуть мирного воздуха полной грудью.
Выросли дети войны. Появилось «свободное» поколение шестидесятников. Стало выпускаться больше фантастики-боевиков-комедий-детективов. На памяти ещё Всемирный фестиваль «молодёжи и студентов»-1957. Взметнувшийся стягом невиданной оттепели «лириков и физиков» 1960-х, стиляг-спекулянтов-валютчиков. 
Понятно, что криминально-фантастическая тематика, да ещё обёрнутая в жюльверновско-гоголевскую авантюрную обёртку (те же «Приключения Шурика» или ужастик-«Вий»), наряду с взрывной беллетристикой ВОВ, гражданской войны занимала главенствующее место на экранах страны. 
Умных, толковых сталинских разведчиков, докладывающих в Центр о количестве уничтоженной фашистской нечисти, сменили коварные шпионы и сложные многоходовки по дискредитации советского строя («Ошибка резидента»). А также хищения, хищения, хищения… Воровство и коррупция («Суровые километры»). 
Вот эти-то хищения и высмеивала русская комедия. Высмеивала талантливо, весело, с огоньком. Глумилась так, что народ хохотал, даже выйдя из зрительного зала — с намерением обязательно туда вернуться на следующей неделе. 
Именно тогда, в конце «облегчённых» от цензуры 60-х — начале 70-х началось жанровое разделение криминального сюжета на откровенно комедийный формат. Также драматически-сериальный, условно вампиловский или четы Лавровых: «Следствие вели…». Иногда на фантастической основе («Золото», «Комитет 19-ти»). И — откровенный боевик, экшн: навроде приснопамятных «Неуловимых». На которых, уверен, детвора той поры сбегала с уроков уж точно не по разу. 
И замечу, художественных высот уровня тех же «Неуловимых» или «Джентльменов» современные бандитско-приключенческие фильмы достигли далеко не все. Их можно перечислить по пальцам. Драма «Брат». Постнуар «Бригада». Комедия «Жмурки». 
Но отвлеклись…

С Александром Серым Георгий Данелия — человек-«пароход», человек-«локомотив» с точки зрения «проходимости», доступа к власть имущим — был знаком со студенчества. Потому не раздумывая вызвался помочь старому другу — ведь для грузина дружба это «больше, чем любовь», — отмечает В. Токарева. 
Так втроём они изобрели сей невероятный авантюрный сюжет. Обладающий абсолютно всеми атрибутивными методами детективно-приключенческого жанра. Обожаемого публикой:

•    Два противоборствующих «близнеца». 
•    Замысловатое расследование.
•    Несусветная путаница с нескончаемыми переодеваниями.
•    Дерзкий и продуманный побег с зоны. 
•    Поиск сокровищ. 
•    Смех сквозь слёзы. 
•    Жулики-тюрьма-криминал (что само по себе было «криминалом» для СССР). 

Вечные непотопляемые сюжеты мировой классики…

Все они, сыгравшие главные роли, могли бы примерить на себя сентенцию, приписываемую Е. Леонову: дескать, «я любимый артист шофёров и кондитеров». — Всё верно. Лента близка именно тем, что блестяще созданы простые неказистые типажи из народа, без перехлёста и вывертов. Сделаны такими, какими мы, зрители, видимся сами себе, — как есть. [Хотя сочинители, пронюхав, что в предполагаемом действе — спектакле-телекапустнике-кино — будет играть Леонов, не глядя всучивали режиссёру пьесы, сценарии. Даже не спрашивая о гонорарах и сроках постановки.]
Но и от зрительского деспотизма никто не был застрахован.
Привыкнув к комедийным ролям, точнее, — образам, потешным фиоритурам артистов, дотошный зритель-привереда с трудом переключался. 
К примеру, Евгений Павлович Леонов рассказывал-«жаловался», что мешками получал письма, в которых слышались категоричные заявления, — дабы впредь ни в коем случае не играть драматически «грустных» ролей. Ведь он рождён для смеха! [Совершенно не принимая во внимание колоссальные сценические, театральные успехи. Недоступные широкой провинциальной «глубинной» публике.] 
То же самое относится и к А. Папанову после фантасмагоричной озвучки «Ну, погоди!». И — к Г. Вицину — особенно вслед похождениям сверхзнаменитой тройки аферистов: Вицин-Никулин-Моргунов. Человеку со «вторым дном», как называла Вицина В. Токарева.
У Савелия Крамарова и вовсе ролевая дихотомия кончилась вынужденной эмиграцией через десять лет после «Джентльменов». Так же как у Олега Видова — милиционера Славина из фильма. [Их фамилии стали вымарывать из титров прошлых киноработ. Впрочем, подобно абсолютно не «причастному» комп. Г. Гладкову — по «вине» певицы Л. Мондрус («Проснись и пой!»). Эмигрировавшей практически сразу после «Джентльменов».]
У Василия Алибабаевича (Раднэра Муратова) после «Джентльменов» было довольно много ролей. Но увы — в основном проходных, эпизодических. Той славы, которую приобрёл в компании Леонова-Вицина-Крамарова, он больше не испытал. 
Поскольку юбиляр у нас в этом году Леонов, позвольте обратиться к любимому фильму как бы с его колокольни — взглядом Евгения Павловича. 
Интересно то, что играл Леонов в картине не две роли, как принято считать. Чему учат на сценарных факультетах. А — фактически целых три!
Бандит по кличке Доцент. Заведующий детсадом Трошкин, как две капли воды похожий на отечественного гангстера. 
И стержневая третья ипостась, — с точки зрения актёрского мастерства, театральной кухни, — это ролевая задача персонажу (не актёру!), именно персонажу: перевоплотиться из тихого тщедушного заведующего собственно в «Доцента». 
То есть в Сан Саныча Белого превращается не сам Леонов. А — Евгений Иванович Трошкин, его амплуа. Таким манером выстраивая некую фигуративную рекурсию. (Чем был славен и многоликий, «многоголосый» до страшной хрипоты Вицин: «У́хи. Ухи-у́хи!».)

Обрисую сей нюанс со сценарно-профессиональной позиции. Вот смотрите…

Леонов в роли Трошкина — обязан быть достоверным как бандит Сан Саныч: типа Саня Белый 70-х. 
Но вместе с тем — Трошкин не разбойник. К тому же участник, ветеран Великой Отечественной войны. 
Во всём его поведении, самочувствии мы должны ощутить верность, приверженность другому характеру — характеру детсадовского работника. Человека чрезвычайно мирного. Бескрайне любящего детей. Трогательного, наивного, доброго. Сию секунду до́лжного демонстрировать подельщикам жестокость, «наблатыканную» вульгарность, беспощадность: «Бритвой по горлу и в колодец!» 
Здесь у Леонова работает не столько, так сказать, высокая ремесленная школа: тонкое умение воспользоваться всем арсеналом профессиональных паттернов. Сколько — нескрываемая искренность переживаний. Аутентичность эмоций. Человеческий гений возвышенного ума и духа. Причём выступающий автором своей роли, — что присуще Леонову. Присуще его способности к двойной, тройной проекции образов. Подчёркивающих и сумасшедший комизм, и шекспировскую трагедийность. Одновременно жизненную подлинность, фактуру персонификации.
Отсюда — привязанность Трошкина-Доцента к подопечным. Отсюда — потребность о них заботиться. Отсюда — желание навязать «бригаде» мнение о возможности изменить судьбу в лучшую сторону. Некая сюжетная внежанровая небанальность (сонмы мизансцен созданы импровизационно, «на коленке»): овеществление любви, порядочности и честности — в пику человеческому «дну». 
Что свойственно кинематографу той эпохи вообще: и «Шурику», и «Бриллиантовой руке», «Ивану Василичу», «Приключениям итальянцев»… 
Оттого те картины можно смотреть бесконечно. Раз за разом. Год за годом. Десятилетия. Всю жизнь.