Освальд Шпенглер и Россия. Часть III

Часть III (часть I см. в № 142, часть II см. в № 143)

Россия поворачивается к Европе спиной

Хотя большевики были носителями европейской коммунистической идеологии, Европа большевиков не приняла. Апогеем развернутости России в сторону Европы, как мы отметили выше, была победа Александра I над Наполеоном и русский парад в Париже. Далее Россия стала все больше отходить от Европы и разворачиваться в сторону Азии. Шпенглер прямо заявляет, что Россия географически и политически спиной повернута к Европе, лицом – к Азии. Несмотря на высокие (в целом) оценки русской культуры и русского народа, автор «Заката Европы» причисляет русских не к «белым», а к так называемым «цветным» народам: «Что же принадлежит к “цветному” миру? Не только Африка и индейцы – наряду с неграми и их смешениями – во всей Америке, исламские народы, Китай, Индия до Явы, но прежде всего Япония и Россия...» (1). «Цветной» Россия стала у Шпенглера, видимо, в силу близости к другим странам Азии. В ней Россия, как считает Шпенглер, господствует: «Россия есть госпожа в Азии. Россия и есть Азия. Япония принадлежит к ней только географически. По своей “расе” она находится, без сомнения, ближе Восточным Малаям, Полинезии, некоторым индианским народам Западной стороны Америки. На море она то, что Россия на суше: господствует на большой территории, в которой западные государства не имеют большого значения».
После 1917 года азиатская направленность России достигла своего максимума. В работе «Годы решений» (1933) Шпенглер пишет о том, что Европе стали очень угрожать «цветные революции», которые провоцируются большевистской Россией в колониальных странах. Конечно, это было явное преувеличение. Особенно после того, когда во главе СССР встал Сталин, который заявил о возможности строительства социализма в отдельно взятой стране (Советском Союзе). Курс Москвы на мировую революцию (в том числе с помощью «цветных революций»), начатый при Ленине Львом Троцким, был резко прерван.

«Иоанново» христианство как условие рождения русской культуры

Будущее русской культуры Шпенглер связывал с религией, коей он называл «настоящее», или «Иоанново» христианство (2). То христианство, которое есть в Европе он не считает настоящим христианством. Европейское христианство – псевдоморфоз, мимикрия под другие, более ранние религии. Современный философ, специалист по Шпенглеру Б.М. Парамонов пишет: «Когда вышел первый том “Заката Европы”, критики, в том числе Бердяев, недоуменно вопрошали: а где у Шпенглера христианство? Во втором томе он исчерпывающе объяснился: на Западе христианства, в сущности, не было, только заимствование ритуалов и текстов, был принят язык, на котором, однако, говорилось нечто другое. Христианство как одна из “магических” религий чуждо западному фаустовскому духу» (3). 
По Шпенглеру в Европе было квази-христианство. Время настоящего христианства еще не пришло. Шпенглер пишет: «Бросив взгляд в любую книгу по истории религии, мы узнаем, что христианство пережило две эпохи великого идейного движения: в 0-500 гг. на Востоке и в 1000-1500 гг. на Западе. Третья, им "одновременная", наступит в первой половине следующего тысячелетия в русском мире…». Третий расцвет христианства произойдет именно в России и даст начало расцвету новой культуры. Люди европейской, или фаустовой культуры по своей природе индивидуалисты, носители ego. Люди русской культуры – коллективисты. Ум в русской культуре – коллективный. Основой коллективного ума в общинах может быть лишь Священный Текст. Таким текстом станет четвертое Евангелие, написанное апостолом Иоанном Богословом. 
Шпенглер связывает будущее России именно с религией, а не политикой или реформами в социально-экономической сфере: «Будущее внутренней России лежит не в решении политических или социальных вопросов, а в рождении новой религии, третьей из богатых возможностей христианства».

Толстой и Достоевский – прошлое и будущее России

Шпенглер смотрит на Россию глазами двух великих писателей – Достоевского и Толстого. Они представляют, по мнению автора «Заката Европы», две России, точнее, два лика России. Толстой представляет псевдоморфоз русской культуры. Достоевский – истинную русскую культуру. Толстой – культивирование европейской культуры на российской почве, западник, даже марксист и большевик. Достоевский – истинное, «Иоанново» христианство, голос народа. Толстой – символ города, более конкретно – Петербурга. Достоевский – символ почвы, деревни, равнины (как прасимвола русского духа). Толстой – индивидуализм, эго, сосредоточенность на себе, самосовершенствование. Достоевский – коллективизм, растворение человека в народе, дух «мы», ощущение теснейшей связи между «я» и «мы». 
Шпенглер писал во втором томе «Заката Европы»: «Толстой – это прошлая, Достоевский – грядущая Россия». Нетрудно понять, что Шпенглер симпатизирует Достоевскому, Толстого явно недолюбливает. Мало того, что он называет второго «большевиком». Он даже величает его «отцом большевизма» (4). Некоторые интеллектуалы в Европе восхищались Львом Николаевичем. Но не Шпенглер. Даже толстовский Христос, по Шпенглеру, «недоразумение». Немец иронизирует: говоря Христос, Толстой, вероятно, имел в виду Карла Маркса, ибо добивался социальной справедливости на земле, что вполне присуще сознательному европейцу.

Парадоксально, но Толстой, который решил предельно «упроститься» и перед публикой в начале ХХ века предстал в образе «великого крестьянина», у Шпенглера представлен как представитель городской цивилизации. А писатель Достоевский, которого принято ассоциировать с Петербургом, у Шпенглера изображен как крестьянин, представитель народа и носитель истинно русского духа. Любопытно такое сравнение Шпенглера: если Нехлюдов, герой толстовского романа «Воскресение», любовно, как за ногтями, ухаживает за своим нравственным Я, то Раскольников из «Преступления и наказания» обретает себя только в соприкосновении с Мы. 
Г.А. Тиме описывает восприятие Шпенглером Достоевского как носителя и выразителя истинно русского духа: «…автором "Заката Европы"… стихия Достоевского ощущалась как исконно русская стихия. По Шпенглеру, каждый истинно русский человек – это Достоевский, даже если его не читал, тем более если вовсе не умеет читать. Он живет в ином – метафизическом измерении, в предвосхищении нового христианства, незнакомого фаустовской душе, ему чужды материальные и социальные интересы, потому что истоки исконного, прарусского феномена (Urrusse) – в том времени, когда не существовало денег, а были лишь блага жизни (Outer) – безотносительно к экономике» (5).
Именно в Достоевском Шпенглер прозревает новую Россию как сложившуюся культуру. Так, в переписке, обсуждая вопрос о Достоевском, Шпенглер писал в 1915 г.: «В нем (Достоевском. – В.К.) знакомишься с новой народностью (“Россия” – неподходящее слово для обозначения этого), которая созревает в земле за Москвой и в следующем тысячелетии, когда великое время для нас, немцев, пройдет, создаст новую культуру с самих азов, как мы около 1000 года начинали с романского стиля, миннезанга и примитивной живописи то новое, что теперь вянет и последнюю стадию которого мы, немцы, сегодня инагурируем. Все это я нахожу в Достоевском» (6).
Примечательно, что многие рассуждения Шпенглера, непосредственно не касающиеся России, вполне могут и должны проецироваться на почву российской жизни. Например, рассуждения Шпенглера о революциях, демократии, либерализме, цезаризме и т.п. 

Шпенглер о либерализме и «цезаре» применительно к России 

Актуальность мыслей немца о либерализме для современной России трудно переоценить. Ведь государство, называемое «Российская Федерация», уже три десятилетия живет в атмосфере либеральной идеологии. «Шпенглера, – как отмечает Н.А. Хренов, – разумеется, не назовешь сочувствующим либерализму. Он прежде всего трезвый аналитик консервативного толка. От его взгляда не ускользало то, что ошибки либералов во все эпохи, их неспособность организовать политическую и хозяйственную жизнь во многом становились причиной возникновения в переходных ситуациях таких явлений, как бонапартизм, или, еще точнее, цезаризм. В его диагнозе возникновения цезаризма нет сомнений» (7). Шпенглер прямо заявляет в «Закате Европы»: «цезаризм растет на почве демократии». На многих примерах Шпенглер показывает, что инициаторами революций всегда оказываются либералы. Но, начиная их, либералы оказываются неспособными удерживать их в рамках хотя бы минимальной законности. И каждая революция перерастает в кровавую бойню. И февральская революция 1917 года стала еще одним подтверждением этой мысли Шпенглера. В ходе революций происходит «демонтаж восходящих к седой древности форм, расчищающий дорогу цезаристским силам». На историческую арену выходят «великие одиночки» – «цезари».
В России таким «цезарем» оказался Сталин. Его появление в качестве «цезаря» на политической арене произошло лишь спустя несколько лет после выхода «Заката Европы». Но оно идеально вписывается в концепцию Шпенглера: «Многие интерпретаторы Шпенглера констатировали проницательность философа… Разве “оттепель” Серебряного века, как и сопровождавшая ее активность русского либерализма, двигающегося к буржуазной Февральской революции, не предвосхищает взрыв 1917 г. и активность неупорядоченной и неорганизованной массы, за которой последует вспышка цезаризма в лице Сталина? Ведь именно ему пришлось выводить страну из смуты, возникшей в результате столкновения реформационных и контрреформационных сил… Воплощенная в фигуре Сталина эпоха цезаризма оказалась тем периодом в истории революции, который можно было бы обозначить как реакция. А реакция – это всегда финальная стадия революции. Так что эпоха правления Сталина – это продолжение революции и, вероятно, Гражданской войны, пусть в смягченной форме. Так, задолго до реальных событий в истории Шпенглер, словно Нострадамус, объяснил психологическую природу восхождения Сталина к власти, исходя из сопоставительного анализа периодов реакции в истории революционных вспышек, имевших место в разных культурах, в том числе и тех, которые давно ушли в небытие» (8).

Шпенглер о германо-российских отношениях

В.В. Афанасьев как специалист по Шпенглеру обращает внимание на прикладную сторону труда этого немца. Автор «Заката Европы» вырабатывает рекомендации по вопросу о том, как двум странам (Германии и России) выстраивать свои отношения. Германия, как отмечает Шпенглер, является страной одновременно континентальной и морской. Такая двойственность порождает непоследовательность, двойственность ее геополитической позиции. В Германии сосуществуют и борются друг с другом две партии: континентальная и морская. Континентальная партия нацелена на сотрудничество с Россией, которую Шпенглер также относит к континентальной стране. В противовес ей морская партия делает ставку на стратегический союз с Англией, другими морскими державами Запада, включая Новый свет. По мнению В.В. Афанасьева, Шпенглер принадлежит континентальной партии, отсюда симпатии этого немца к России и ее культуре (9). 
По мнению Шпенглера, Германия должна развивать экономическое сотрудничество с Россией и не мешать русским в их стремлении в Константинополь и Иерусалим. 
В 1968 г. вышла книга немецкого историка Антона Мирко Коктанека «Освальд Шпенглер и его время». В ней он отмечает: «Еще полностью ограничивая себя своей теорией о нерусском характере машинной индустрии и денег, Шпенглер верил, что при умелой дипломатии немцы в России имеют шанс с пользой для русских руководить предприятиями. Ни в коем случае не желал он пересекаться с русскими интересами на Переднем Востоке, как не желал и военного нападения. Для русских будет любой врагом, кто будет блокировать их путь на Передний Восток» (10).
В отношении России Шпенглер предлагает тактику экономического использования ресурсов этой огромной страны в интересах Германии. «Участие немцев в экономике России, – как отмечает В.В. Афанасьев, – может быть огромным, поскольку русские, как и все народы в их начальном развитии, не интересуются торговлей, считая это дело недостойным, а иногда и просто неспособны на это. Такой своеобразный экономический колониализм может быть полезен как немцам, так и русским. Тем более что русские с их стремлением к кочевничеству, с их страстью к бесцельным переездам с места на место, по мнению Шпенглера, не способны развивать собственную промышленность на высоком техническом уровне» (11).

Шпенглер Россию до конца не понял

Одним из краеугольных тезисов всего труда Шпенглера является следующий: одна высокая культура не в состоянии понять другую. Не знаю, насколько этот тезис верен. Но Шпенглер, как считают наши отечественные знатоки его творчества, действительно до конца понять Россию не сумел. Кто-то из наших исследователей объясняет это достаточно ограниченным кругом источников по России. Кто-то обращает внимание на то, что Шпенглер не был ни разу в России. Как, мол, можно ее понять на расстоянии? Кто-то считает, что в нем были сильны антирусские предрассудки, которые он не сумел преодолеть. 
Переводчик Шпенглера и исследователь его творчества К.А. Свасьян резюмирует: «Россия так и осталась для Шпенглера загадочным кентавром, то завоевываемым Европой, то отвоевываемым Азией: в обоих случаях – неким псевдоморфозом, не обретшим еще своего прасимвола и исконного ландшафта. В сущности, он увидел ее в традиционной ращепленности на потемкинские декорации Петербурга и Москвы и кромешную промежуточную тьму, на Россию голландских пивоваров и фон Визиных и пугачевско-разинскую стихию вечных недорослей – еще одна схема, за грамматической правильностью которой скрывается большая стилистическая ложь» (12).
Впрочем, скорее всего, и самому Шпенглеру не все было еще понятно в отношении России. Шпенглер не раз анонсировал, что второй том «Заката Европы» должен закончиться главой о России (один из анонсированных вариантов названия: «Будущее русской идеи»). Однако обещанной главы так и не появилось. Вместо этого второй том завершился разделами «Деньги» и «Машины», которые, честно говоря, не очень органично вписываются в книгу «Закат Европы».

Почему русским книга Шпенглера интересна

И, тем не менее, книга Шпенглера была принята русскими интеллектуалами, для них она стала событием. По словам философа Ф.А. Степуна книга воспринималась как «новое в европейской душе переживание», интересное «не как мысль, но как звук» (13). 
Книга Шпенглера способствовала лучшему осознанию идентичности России, определению ее места между Западом и Востоком. Н.А. Бердяев отмечал: «Россия – посредница между Востоком и Западом. В ней сталкиваются два потока всемирной истории, восточной и западной. В России скрыта тайна, которую мы сами не можем вполне разгадать» (14). Но книга Шпенглера очень способствовала этой разгадке. Бердяев следующим образом оценивал труд немца: «…Такие книги, как книга Шпенглера, не могут не волновать нас. Такие книги нам ближе, чем европейским людям. Это – нашего стиля книга» (15). 

Примечания:
1. К «азиатам» и «цветным народам» Шпенглер также относит балканские народы и поляков. 
2. Христианство, основанное на четвертом Евангелии, написанном апостолом Иоанном Богословом.
3. Парамонов Борис Михайлович. След: Философия. История. Современность // Шпенглер о России (https://pub.wikireading.ru/123031).
4. Кстати, в порядке комплимента писателю нечто похожее говорил В.И. Ленин в своей статье «Лев Толстой как зеркало русской революции» (1908) (Ленин В.И. ППС, т. 15, стр. 179—186).
5. Г.А. Тиме. Два лика «Русской идеи» (Достоевский и Л. Толстой в «Закате Европы» О. Шпенглера).
6. Тиме Г. А. Закат Европы как «центральная мысль Русской философии». Полемика о
Шпенглере в России начала 20-х годов // Россия и Германия в ХХ веке. Т. 2. Бурные прорывы и разбитые надежды. Русские и немцы в межвоенные годы / Под ред. К. Аймермахера, Г. Бор-Дюгова, А. Фольперт. М.: Аиро-ХХI, 2010, С. 619.  Приведенное в отрывке слово «миннезанг» (нем. Minnesang) можно перевести как «песня любви».
7. Хренов Н.А. Незавершенный диалог: отношения России и Запада, какими они казались О. Шпенглеру в начале ХХ века.  (К столетию выхода книги О. Шпенглера «Закат Европы»)
8. Хренов Н.А. Указ. соч.
9. См.: Афанасьев В. В. Социология политики Освальда Шпенглера. 2009.
10. Anton Mirko Koktanek. Oswald Spengler in seiner Zeit.  
11. Афанасьев В.В. Освальд Шпенглер о международной политике. // Вестник Московского университета. Серия 18. Социология и политология. 2005 (https://cyberleninka.ru/article/n/osvald-shpengler-o-mezhdunarodnoy-politike).
12. Цит. по: Афанасьев В.В. Социология истории. Учебное пособие. – М.: Инфра-М, 2016.
13. Степун Ф. А. Освальд Шпенглер и Закат Европы // Освальд Шпенглер и Закат Европы. М.: Берег, 1922.
14. Бердяев Н. А. Предсмертные мысли Фауста // Освальд Шпенглер и Закат Европы. М.: Берег, 1922.
15. Там же.

Художник: Илья Глазунов.