Ф.М. Достоевский о науке и интеллигенции. Часть I

Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом, как написано: уловляет мудрых в лукавстве их.
И еще: Господь знает умствования мудрецов, что они суетны.
 1 Коринф. 3:19-20
Ученость, предоставленная самой себе, есть самообольщение, есть бесовский обман, есть знание, преисполненное лжи и ставящее ученого в ложное отношение и к себе, и ко всему. Ученость есть мерзость и безумие перед Богом; она – беснование. 
Святитель Игнатий Брянчанинов. Слово о человеке 

РОМАН «БЕСЫ» О «МУДРОСТИ МИРА СЕГО» (РЕЧЬ ИВАНА ШАТОВА)

Роман «Бесы» был написан Достоевским почти полтора столетия назад (в 1871–1872 гг.). Данное произведение Фёдора Михайловича называют одним из самых пророческих. В «Бесах» писатель предвидел трагические события трёх так называемых «русских» революций (1905–1907 гг., февральской и октябрьской 1917 г.). Однако актуальность романа ничуть не померкла за истекшие полтора столетия. Если внимательно вчитываться в «Бесов», то многое из того, что в них описано, можно увидеть в сегодняшней жизни России. В нашем отечестве народилось новое поколение «бесов», которые подобно героям романа Петру Верховенскому и Шигалеву вынашивают планы посеять в стране великую смуту и пролить большую кровь.

Одним из героев романа является Иван Павлович Шатов. Он даже не относится к группе главных героев, его обычно включают во второй ряд. Прообразом его послужил И. И. Иванов, убитый «Народной расправой» (собственно, это убийство и дало толчок к написанию романа). Иван Павлович Шатов – сын камердинера Варвары Петровны Ставрогиной (относящейся к группе главных героев). В молодости был исключён из университета, немало путешествовал в Европе и был даже в Америке. 

Вокруг Шатова в романе закручивается интрига, которая кончается тем, что Ивана убивают «бесы» (кучка заговорщиков под предводительством Петра Верховенского). И по этой причине все читавшие роман, конечно, хорошо помнят Шатова. Заговорщическая интрига вокруг Шатова захватывающа и интересна, но, наверное, интереснее сам Иван с его мыслями и словами. Некоторые высказывания Ивана Шатова очень глубоки, порой весьма неожиданны и надолго остаются в памяти читателя. Они превратились почти в афоризмы: 
«Атеист не может быть русским», «Не православный не может быть русским», «Наш русский либерал прежде всего лакей и только и смотрит, как бы кому-нибудь сапоги вычистить», «Нельзя любить то, чего не знаешь!», «Признак уничтожения народностей, когда боги начинают становиться общими», «Добудьте Бога трудом!».

А кто, например, не знает характеристику русского народа как «народа-богоносца»? – А ведь это выражение из речи Ивана Шатова, который горячо дискутировал с Николаем Ставрогиным (одним из главных героев романа). Кстати, разговор между Шатовым и Ставрогиным (вторая часть, главы 6 и 7 романа) является одним из важнейших мест произведения. В этом разговоре в основном говорит Иван, а Николай больше слушает, ограничиваясь короткими ответами на вопросы Шатова, а также отдельными репликами и комментариями. 

Очень рекомендую прочитать (или перечитать) эти две главы романа. Как отмечают исследователи творчества Достоевского, писатель вложил в уста Шатова собственные мысли. Шатов, как и сам Достоевский, всю жизнь проходил через «горнило сомнений». Шатов, как и Достоевский, был членом революционной подпольной группы, но разочаровался в идеях нигилистов и решил порвать с «бесами». На вопрос Ставрогина, верует ли сам Шатов в Бога, тот отвечает: «Я... я буду веровать в Бога...».

Из того, что Иван Шатов говорил Ставрогину, я особо хочу выделить ту часть, которая касается его рассуждений о науке и разуме. Слова, заслуживающие того, чтобы над ними поразмыслить: 

«Ни один народ, – начал [Шатов], как бы читая по строкам и в то же время продолжая грозно смотреть на Ставрогина, – ни один народ ещё не устраивался на началах науки и разума; не было ни разу такого примера, разве на одну минуту, по глупости. Социализм по существу своему уже должен быть атеизмом, ибо именно провозгласил, с самой первой строки, что он установление атеистическое и намерен устроиться на началах науки и разума исключительно. Разум и наука в жизни народов всегда, теперь и с начала веков, исполняли лишь должность второстепенную и служебную; так и будут исполнять до конца веков». 

НАУКА СТАНОВИТСЯ БОГОМ

Как эти слова режут ухо современного человека, которому с младых ногтей внушают, что разум и наука – главный фактор, определяющий вектор развития человеческого общества! Впрочем, они уже резали ухо многим современникам Достоевского, особенно представителям «образованных» сословий. Наверняка эти слова были необычны и для Николая Ставрогина, к которому обращался Шатов.

Представления о доминирующей роли науки и сопряжённой с ней техники стали складываться в период перехода человечества от Средних веков к Новому времени. До этого, по мнению «просвещённых» умов времён Достоевского (особенно таких, как Герцен, Белинский, Добролюбов, Чернышевский и др.), на протяжении многих веков человечество находилось в состоянии «дикости», «предрассудков», «мрачного средневековья». Мол, это был период «застоя», «потерянного времени», «вычеркнутых страниц истории». И вот на арену европейской общественной жизни выходят философы и прочие мыслители, которые призывают активно заниматься выявлением тайн природы, открытием законов живой и неживой материи, применением этих законов для установления господства над силами природы, создания более совершенного общества и сотворения «счастливого» человека. 

Английский философ, историк и политический деятель Фрэнсис Бэкон (1561– 1626) провозгласил знаменитый лозунг «Знание – сила». Был подхвачен афоризм французского философа, механика, математика и физика Рене Декарта (1596-1650): «Мало иметь хороший ум, главное – хорошо его применять». Английский философ Томас Гоббс (1588-1679) провозглашал: «В науках мы ищем причин не столько того, что было, сколько того, что могло бы быть». 

Научное познание существовало и в древнем мире, и во времена так называемого «мрачного средневековья». Но со времени, когда в Европе началась Реформация, стал складываться автономный институт под названием «наука», который не ограничивался пассивным постижением законов природы, но стал пытаться оказывать активное воздействие на эту самую природу, а также общество и человека. Поначалу наука не порывала с религией и церковью. Но стала всё более заметно добиваться сначала «автономии» от церкви, а потом и претендовать на то, что может не хуже религии отвечать на любые вопросы человеческого бытия. В том числе «вечные вопросы» о происхождении Вселенной, человека, о его душе, о судьбе человека после смерти, о том, что есть добро и зло и т.д. 

Наступил момент, когда наука заявила, что может вполне обходиться без религии и церкви. Так, французский математик, физик и астроном Пьер-Симон Лаплас (1749-1827) в ответ на вопрос Наполеона Бонапарта, почему в трудах этого учёного не упоминается Бог, высокомерно ответил императору: «Я в этой гипотезе не нуждаюсь». А ещё позднее наука стала заявлять о том, что обладает монополией на истину, а церковь и религия – пережиток прошлого. На такую позицию встали, в частности, французские философы эпохи «Просвещения» (XVIII век). 

Так, Дени Дидро (1713-1784) заявил: «Человек никогда не станет свободным, пока он не изгонит Бога из своего разума». В связи с подобными «откровениями» учёных и философов-атеистов французский математик, физик и философов Блез Паскаль (1623 – 1662), сохранявший веру в Бога, не без иронии заметил: «Атеизм свидетельствует о силе ума, но силе весьма ограниченной». Да, возводившееся в Новое время грандиозное здание науки создавало впечатление роста ума, укреплявшейся знанием силы человечества; однако, ум и знание «просвещённых» учёных становились всё более ограниченными, ибо они научились обходиться без Бога. 

Наиболее завершённое «научное обоснование» атеизма было сделано Карлом Марксом (1818-1883), которого ещё при жизни восславили как «учёного», основателя «научного» коммунизма. Вот некоторые его высказывания о религии: «…Религия есть самосознание и самочувствование человека, который или ещё не обрёл себя, или уже снова себя потерял» (1). «…Религия сама по себе лишена содержания, её истоки находятся не на небе, а на земле, и с уничтожением той извращённой реальности, теоретическим выражением которой она является, она гибнет сама собой» (2). «Чем больше человек вкладывает в Бога, тем меньше остаётся в нём самом» (3).     

В 19 веке подобные заявления казались многим обывателям в Европе и «образованной» публике в России уже почти «аксиомами», которые никто не дерзал оспаривать. Наука заменила «образованным» людям Бога. В христианской Европе (до Реформации) почти все полагали, что ход истории определяется промыслом Божиим. А в Новое время Бога заменила наука и техника (4). 

Часть философов и учёных говорили, что направление развития общества может определять сам человек, используя для этого такой инструмент, как наука и техника. Мол, человек повзрослел, «вышел из пелёнок» и сам стал богом. И этот человеко-бог с помощью науки и техники строит себе по своему проекту царство на земле. Мол, лучше «синица в руке» (рай земной), чем «журавль в небе» (Царство Божие на небе). 

Тот проект рая земного, который захватил ум «прогрессивного» человечества на момент написания «Бесов», назывался «социализмом». Сам Достоевский в молодости увлекался идеями французского социалиста Шарля Фурье (1772-1837), но позднее разочаровался в них. В своих произведениях Фёдор Михайлович сравнивал социалистический проект с построением Вавилонской башни. По ходу отмечу, что другой социалист – француз Анри Сен-Симон (1760-1825) ¬– отводил существенно большую роль науке и технике в деле построения будущего социалистического общества, чем Фурье. В 1808 году им была написана специальная работа «Введение в научные труды XIX века». В 1823 году им была опубликована работа «Катехизис индустриалов», где он особое внимание уделяет прикладному использованию науки в промышленности. 

Другие апологеты говорили, что всё-таки у науки и техники есть свои внутренние законы, которые человек должен постигать и учитывать в своей жизни. Т.е. настаивали на том, что богом всё-таки является наука и техника, а не человек. Тот же Маркс утверждал, что развитие общества всецело зависит от развития производительных сил (т.е. техники). Но от ответа на вопрос, чем определяется развитие самих производительных сил, он ушёл. 

Третьи акцентировали внимание на новых открытиях естественных наук, доказывавших, что в себе в этом мире детерминировано, в том числе поведение человека. Человек низводился до физического объекта, атома с заранее заданной и просчитываемой траекторией движения. У него, мол, нет выбора, всё предопределено. Наиболее последовательными сторонниками детерминизма были Ф. Бэкон, Декарт, Лаплас, Галилей, позднее – некоторые французские просветители. Детерминизм неизбежно приводи к выводу: свобода, якобы данная человеку Богом, – фикция. Дело довершила «теория» Чарльза Дарвина, которая возвещала, что человек – не творение Бога, наделённое свободой, а продукт «случайных стечений обстоятельств», получивших «умное» название «эволюция» (5). 

В любом случае Истинный Бог, которому христиане поклонялись на протяжении многих веков, оказался забытым, они его воспринимали лишь как «предрассудок» или «атрибут традиционной культуры». А человек либо сам, на основе своего «суверенного» разума определяет, что есть добро и зло, и прокладывает свою жизненную траекторию на основе таких «суверенных» представлений. Либо (согласно другим представлениям) он «атом» во вселенной, двигающийся по законам физики, механики и биологии, и тогда вопрос о добре и зле вообще снимается с повестки дня. «Атом» не может влиять на свою траекторию, у «атома» не может быть никаких нравственных мучений. 

Многие современники Достоевского были буквально заворожены научными открытиями и техническими нововведениями в XIX веке (электричество, телеграф и телефон, железнодорожный транспорт, фотография, электролиз, открытия в области органической химии, бессемеровский метод выплавки чёрных металлов, открытие клетки, зарождение микробиологии, первые опыты в области генетики и т.д.). Возникала иллюзия, что научно-технический прогресс становится решающим, чуть ли не единственным фактором, влияющим на жизнь общества и отдельного человека. Фридрих Энгельс под впечатлением достижений науки и техники поспешил сделать вывод: «…Наука движется вперёд пропорционально массе знаний, унаследованных ею от предшествующего поколения, следовательно, при самых обыкновенных условиях она… растёт в геометрической прогрессии» (6). 

Переиначивая слова Шатова, «просвещённые» люди времён Достоевского рассуждали примерно так: «Разум и наука в жизни народов всегда, теперь и с начала веков исполняли должность первостепенную и важнейшую; так и будут исполнять до конца веков». Так думали в Европе и ещё более в России. В нашем отечестве, как неоднократно подчеркивал Фёдор Михайлович в «Дневнике писателя» и других работах, европейские заблуждения приобретали гипертрофированный вид. «На западе Дарвинова теория – гениальная гипотеза, а у нас давно уже аксиома», – писал в 1876 году Фёдор Достоевский.

Целый ряд героев Достоевского выражают мысль писателя, что наука и техника без нравственного начала не в состоянии сделать человечество более сытым и счастливым. Вот, например, в романе «Идиот» есть герой, которого зовут Лебедев Лукьян Тимофеевич. Далеко не положительный герой. Часто бывает пьяненьким. Но его рассуждения (чаще всего в моменты, когда бывает пьяненьким) удивительно интересны. Особенно с учётом того, что этот герой значится как знаток книги Апокалипсиса. Вот в одном из разговоров с участием Лукьяна Тимофеевича затрагивается вопрос о железных дорогах (события романа происходят в 60-е годы XIX века, когда и в России, и во всём мире начинается бурное развитие железнодорожного транспорта). 

Железные дороги Лебедев называет олицетворением, «картиной, выражением художественным» человеческих надежд на то, что наука и техника накормят человечество и сделают его счастливым. Как говорит Лебедев, железные дороги «спешат, гремят, стучат и торопятся для счастия, говорят, человечества! “Слишком шумно и промышленно становится в человечестве, мало спокойствия духовного”, жалуется один удалившийся мыслитель. “Пусть, но стук телег, подвозящих хлеб голодному человечеству, может быть, лучше спокойствия духовного”, отвечает тому победительно другой, разъезжающий повсеместно мыслитель, и уходит от него с тщеславием. Не верю я, гнусный Лебедев, телегам, подвозящим хлеб человечеству! Ибо телеги, подвозящие хлеб всему человечеству, без нравственного основания поступку, могут прехладнокровно исключить из наслаждения подвозимым значительную часть человечества, что уже и было…». И далее продолжение разговора: «“Эти телеги-то могут прехладнокровно исключить?” – подхватил кто-то. “Что уже и было”, – подтвердил Лебедев». Уже после выхода в свет романа «Идиот» было бесчисленное количество случаев, когда «телеги переставали подвозить хлеб человечеству». 

«Телеги с хлебом» и сегодня доходят далеко не до всех. И это следует понимать не аллегорически, а буквально. Значительная часть населения Земли, несмотря на впечатляющие достижения науки и техники, продолжает голодать, как она голодала во времена Достоевского. Вот летом 2019 года вышел очередной доклад ООН «Состояние продовольственной безопасности». Из него мы узнаём, что число голодающих последние три года росло и составило 821 миллион человек. Это более 10% общей численности населения на Земле. Плюс к этому 2 миллиарда человек едят некачественную пищу или недоедают. Это ещё более четверти всего населения планеты.

Примечания:

1. К критике гегелевской философии права. Введение (конец 1843 – январь 1844 г.) – К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Изд. 2-е. Т. 1, с. 414.
2. Маркс – Арнольду Руге в Дрезден (30 ноября 1842 г.) – К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Изд. 2-е. Т. 27, с. 370.
3. Экономическо-философские рукописи 1844 года. – К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения. Изд. 2-е. Т. 42, с. 88. (В редакционном примечании утверждается, что здесь Маркс воспроизводит одно из положений «Сущности христианства» немецкого философа Людвига Фейербаха.)
4. См.: Катасонов В. Лжепророки последних времен. Дарвинизм и наука как религия. – М.: Кислород, 2017.
5. См.: Катасонов В. Лжепророки последних времен. Дарвинизм и наука как религия. – М.: Кислород, 2017.
6. Фридрих Энгельс, Наброски к критике политической экономии // К. Маркс, Ф. Энгельс, Сочинения, Том 1, М., «Государственное издательство политической литературы», 1961 г., с. 568.

Художник: И. Глазунов.