«Белое солнце» луганского партизана Луспекаева

Он был апрельским человеком, этот темпераментный любимец публики актёр Павел Луспекаев: 20 апреля 1927 г. в Луганске он родился, в начале апреля 1970-го вышел в прокат всенародно прославивший его фильм, а 17 апреля того же года, за три дня до 43-летия, актёр скончался от разрыва сердечной аорты — в Москве, в гостинице «Минск». Хочется воскликнуть: «Такой молодой!». Кажется, что экранные образы его, хоть и страстны и разгульны, выглядят зрелыми и умудрёнными.

Быть может, в подобном восприятии помогают содержательные, неизменно грустные и глубокие глаза актёра, в которых словно теплится предвосхищение раннего ухода из жизни. А играл он — как жил: сильных, азартных и искренних, которым море по колено. 
Мало кто знает, что Погос Богдасарович Луспекян (так его звали по рождению) мальчишкой успел повоевать, причем героически и даже жертвенно, с немалым ущербом для здоровья. Биографы рассказывают, что когда началась Великая Отечественная война, будущий Заслуженный артист РСФСР учился в Луганском (в ту пору Ворошиловградском) ремесленном училище. Некоторые считают, что он эвакуировался с училищем в город Фрунзе, где поработал на заводе слесарем, и откуда в 1943 г. отправился добровольцем на фронт. Но есть версия, что Луспекаев никуда не уезжал, а оставался в оккупированном Луганске. А в феврале 1943 г., когда Красная Армия освободила Донбасс, непонятным образом попал на фронт, приписав себе год иль два — парень он был рослый, мы помним. 
 …Экранный Луспекаев памятен и как Косталмед, учитель физкультуры в фильме «Республика ШКИД», и как помещик Ноздрёв в телевизионном спектакле «Мёртвые души», и как Макар Нагульнов в пьесе «Поднятая целина». О луспекаевском Нагульнове режиссер В. Мотыль писал: 

«Казалось, что этот человек заполнял собой и сцену, и зрительный зал. Темперамент Луспекаева проявляется даже в паузе с такой силой, что зал разражается овацией». 

А роль шкидовского физрука Косталмеда изначально планировалась режиссером вдвое большей, но Луспекаеву в период съёмок ампутировали часть стопы. Болезнь, истоки которой — в снегах Великой Отечественной войны, всё время настигала его и, в конце концов, одолела.

​

После этого актёра стали мучить фантомные боли, бороться с которыми ему пришлось с помощью сильнодействующего наркотического вещества пантопона. С каждым разом доза все увеличивалась и в какой-то момент стала критической. Тогда актёр твёрдо решил покончить с зависимостью: попросил жену принести мешок подсолнечных семечек, и с их помощью пытался отвлечься от боли. На помощь пришла министр культуры СССР Екатерина Фурцева: изыскала за границей лекарства и заказала во Франции специальные протезы, которые были созданы по эскизам, нарисованным самим актёром.
Наш герой умер от «критической ишемии нижних конечностей». Атеросклероз поразил сначала сосуды ног, в «Белом солнце пустыни» Луспекаев снимался уже инвалидом — в конце 1960-х ему наполовину ампутировали ступни. Это было следствием обморожений и ранений — в одном из партизанских рейдов ему пришлось четыре часа пролежать в снегу. 
Биография актёра гласит: в 1943 г. он неоднократно участвовал в боевых операциях в составе партизанской разведгруппы («опергруппа 00134»). Во время одного из боёв был тяжело ранен в руку разрывной пулей: раздробило локтевой сустав. В саратовском военном госпитале его готовили к ампутации руки, однако «немыслимым усилием воли юноша выплыл из беспамятства и не позволил хирургу дотронуться до своей руки, пока тот не поклялся попробовать обойтись без ампутации». Вот это точно про него: немыслимым усилием воли! Он и существовал — словно наперекор жизни, её страстным волнам, то и дело захлёстывавшим его. 
А бури, которые кипели нём, наверное, во многом являлись следствием огненного внутреннего кровяного замеса: отец его, мясник Багдасар Гукасович Луспекаев, был родом из нахичеванских армян (из села Большие Салы), мать Серафима Авраамовна, в девичестве Ковалёва, — из донских казачек. 
Верещагин-Луспекаев очень любил петь под гитару, особенно «Степь да степь кругом». Известно, что он много пил. Однако странное дело, пьяным этого человека не видели. Часто повторял, что «роль должна “личить”, то есть быть к лицу». В самом деле, несмотря на то, что его собственные роли в кино были эпизодическими, он всё-таки запоминался. В картинах «Тайна двух океанов», «Залп “Авроры”», «Иду на грозу», «Три толстяка», «Нос», «Её имя Весна», «Завтра, третьего апреля», «Поезд милосердия», «Балтийское небо», «Рокировка в длинную сторону». 
Уже через год после войны «худой и длинный, с сильным южным акцентом и руками, покрытыми наколками» (которые пришлось в муках выводить), он поступал в Щепкинское театральное училище и, с блеском пройдя тур по актёрскому мастерству, на сочинении сдал чистый лист и, разумеется, получил «неуд». Глава приёмной комиссии К. Зубов тогда сказал экзаменатору: «Делайте что хотите — я его всё равно возьму».
Роль военного моряка Бакланова в пьесе А. Крона «Второе дыхание» принесла актёру зачисление на высшую ставку в Театре имени Леси Украинки и новое приглашение в кино. Приключенческий фильм «Голубая стрела» стал тогда одним из фаворитов проката. 
Он успел сыграть на сценах театров Луганска, Тбилиси, Киевского русского драматического театра (который как раз почему-то носит имя Леси Украинки), Ленинградского Большого драмтеатра. Запомнился критике и зрителям в роли Вожеватова в «Бесприданнице», Хлестакова в «Ревизоре», Тригорина в «Чайке». 
В конце 1950-х актёр Кирилл Лавров, увидевший Луспекаева на сцене, с восторгом рассказал режиссёру Георгию Товстоногову о своём впечатлении. Так Павел стал актёром ленинградского БДТ. Увидев Луспекаева на той сцене, знаменитый артист Лоуренс Оливье сказал: «У вас есть гениальный актёр. Вот этот… Не могу выговорить его фамилию…»
Перед «Белым солнцем пустыни» ему ампутировали вторую стопу, Луспекаев ходил в специальных башмаках. Какими внутренними усилиями это давалось — про то нам никогда не узнать. На съёмках «Белого солнца», среди жарищи и песков, его раны кровоточили. После работы он опускал ноги в море, со слезами в глазах. Режиссёр фильма В. Мотыль рассказывал: 

«Это был подвиг в самом высоком и буквальном смысле этого слова. Это была победа человеческого духа над обстоятельствами, казалось бы, безвыходными». 

​

Но Луспекаев для Мотыля в этой роли был незаменим. Герою фильма таможеннику Верещагину режиссёр даже дал имя Павел (хотя в сценарии значился Александр), актёру пошили сапоги с упором внутри, чтобы облегчить боль. На съёмки под Махачкалой порою километр приходилось идти пешком, потому что автомобиль застревал в песке. Актёр шёл, опираясь на плечо жены и на палку. Потом час сидел, опустив ноги в Каспий. 
Женат Павел был на актрисе Инне Кирилловой, которая училась в «Щепке» на два курса старше его, у них родилась дочь Лариса.
Несмотря на увечье, природа Луспекаева требовала своего: любивший выпить и посидеть в весёлой компании, актер хаживал в ресторан и в Махачкале. В результате однажды оказался в центре драки (вроде бы разнимал двух дагестанцев) и наутро явился на съёмки с негримируемой ножевой раной на лице. Так в фильме вынужденно появился эпизод, где один из бандитов стреляет в окно рубки, и осколок рассекает бровь таможенника.

По случаю напомним еще один «алкогольный» эпизод из мемуаров актёра О. Басилашвили, друга и коллеги Луспекаева по БДТ. 

Во время гастролей ленинградского театра в ГДР немецкие артисты пригласили советских коллег в ресторан. Когда дошло до тостов, Павел сказал: «В замечательном городе Берлине, чистом, красивом, где даже в гостиничных номерах — легчайшие пуховые перины». Говорил пространно и, вроде бы, «возвышенно», но закончил неожиданно для всех: «Моя бы воля, построил бы вас в ряд, вывел в чисто поле, и из пулемёта, из пулемёта». Потом оправдывался перед своими: «Ну не могу я слышать их поганую немецкую речь! С самого сорок третьего года не могу. Уж вы меня простите, дорогие мои!».
Фильм «Белое солнце пустыни» непросто пробивался к зрителю. Его чуть было не закрыли, потом чуть не положили на полку, затем пустили «третьим экраном». Лишь благосклонность генсека Брежнева вывела картину на экраны страны, и в первый же год проката фильм посмотрели 40 млн. человек. Удивительно: лента «Белое солнце пустыни» не получила ни одной награды на кинофестивалях, а лишь в 1997 г. была удостоена Государственной премии РФ. Луспекаева награда нашла спустя четверть века после кончины.

​

Сценарные афористичные находки существенно усилились индивидуальностью Луспекаева-Верещагина. Теперь все помнят эти россыпи: «Я мзду не беру, мне за державу обидно», «Вот что, ребята: пулемёта я вам не дам!», «Опять ты мне эту икру поставила! Не могу я её каждый день, проклятую, есть. Хоть бы хлеба достала!», «Сейчас мы поглядим, какой это Сухов».
Общеизвестен факт, что фильм полюбился отряду советских космонавтов, и просмотр его перед стартом даже стал у наших космонавтов своеобразным «суеверным суверенным» ритуалом.
Кто-то из журналистов, писавших о фильме, привёл суждение режиссёра В. Мирзоева, что «Верещагин не случайно стал одним из любимых народных героев. Тут совпали редкое актерское обаяние самого Павла Борисовича и национальный архетип, видимо, восходящий к Илье Муромцу. Верещагин сидит сиднем, хлещет водку, берёт мзду, но только до тех пор, пока не задевают его глубинные чувства. Тут он просыпается, выходит из берлоги и восстанавливает попранную справедливость».

Композитор А. Журбин заметил: 

«Я думаю, Луспекаев как-то необыкновенно ярко выразил некоторые черты русского национального характера. Во-первых, лихую бесшабашность, бесконечную веру в себя и в свое дело, возможность идти до самого края. И ещё — патриотизм. В его случае патриотизм настолько подлинный и истинный, что ни на минуту не сомневаешься в его искренности. Его слова “За державу обидно” — высшее проявление этого патриотизма, в каком-то смысле лозунг и девиз уже нескольких поколений...»

По кончине тело Павла Борисовича было перевезено в Ленинград, где артиста похоронили на Северном кладбище. На его могиле петербургские таможенники, которые называют Луспекаева главнейшим таможенником России, поставили памятник с надписью: «С поклоном от таможенников Северо-Запада». 

​

Интересно, что они взяли шефство над могилой актёра, к которой приезжают в день своего профессионального праздника. Дарья, внучка Луспекаева, окончила петербургский филиал Российской таможенной академии и работает по специальности.
В 2001 г. на территории Амвросиевской таможни Украины, на границе Донецкой и Ростовской областей, был установлен памятник Павлу Верещагину, изготовленный из дуба. Памятник этому киногерою был установлен также в городе Кургане в 2007 г. у здания таможни.

Открытие памятника Верещагину в Кургане

В 2002 г. во Владивостоке на воду был спущен таможенный корабль «Павел Верещагин», теперь несущий службу у Сахалина и Курильских островов. Песня «Госпожа удача» (музыка И. Шварца, стихи Б. Окуджавы) стала неофициальным гимном таможенной службы.
Сегодня в ЛНР работает «Луганский академический русский драматический театр имени П. Луспекаева, основанный в мае 1939 г., а имя актёра-земляка получивший в 2012 г. В том же году прошел I открытый областной театральный фестиваль имени П. Луспекаева «Госпожа удача».
Рассказывают, что завидев Луспекаева, прохожие нередко кричали знаменитую киношную реплику «Верещагин, уходи с баркаса!». Как мы знаем, в кадре последовал взрыв судна. Но никто не видел погибшего Пашу Верещагина. Может, Павел Верещагин-Луспекаев уплыл по волнам на спасительной лодке? Или, как во время съёмок, когда привязывал к ногам металлические плавники и уплывал от берега километра на два. «Паша, а если утонешь!», — говорили ему. «Утону — вспоминайте».

​