Польша во 2-й мировой: как русофобы погубили сами себя

Главной ошибкой польской верхушки была политика, основанная на гремучей смеси дикой русофобии — и фантастического раболепия перед западными элитами. 
85 лет назад, 1 сентября 1939 года с нападения немецких войск на Польшу началась Вторая мировая война. А уже 6 октября сдались последние все еще сопротивляющиеся подразделения польской армии. Стоит заметить, что этот однозначный исторический факт сам по себе, вне контекста, при желании может использоваться для самых циничных антисоветских и антироссийских спекуляций.

Да, собственно, и используется — практически с самого начала Холодной войны, а то и раньше. Обычно вместе с тезисом «Гитлер со Сталиным договорились о разделе несчастной и невинной, аки библийский агнец, Польши — и поделили ее в скоротечную кампанию начала осени 1939 года». При этом в западной прессе предпочитают не упоминать о том, что годом раньше действительно несчастную Чехословакию, с отмашки Запада, тоже поделили Третий Рейх и… все та же Польша! Оттяпавшая себе богатую тяжелой промышленностью и природными ресурсами Тешинскую область Чехословакии, тем самым увеличив собственное промышленное производство в полтора раза! Хотя с другой стороны, таким «борцам за свободу независимость собственной страны», как чехи, похоже, было привычным становиться на колени и потом «пахать в поте лица» на любого удачливого завоевателя. Хоть на поляков в неполный год их владения Тешиным (до того как их захватили немцы) — хоть на тех же гитлеровцев, которым эти «патриоты» прилежно выпускали тяжелую военную технику и оружие вплоть до конца апреля 45-го. 

И конечно, не стоит думать, что этакий «добряк» Гитлер вдруг ни с того ни с сего собрался — да и решил облагодетельствовать соседей с Востока таким воистину «царским подарком» как богатейший чехословацкий регион. Все гораздо проще — как минимум с января 1934 г. Германия и Польша были самыми настоящими союзниками. Пусть даже договор, подписанный тогда между ними носил нейтральное название «Декларация о не применении силы» (или «Договор и ненападении») — фактически это был вполне себе союзнический по сути документ. Во всяком случае, исходя из его секретных дополнений, — опубликованных французской газетой Bourbonnais republicain еще 17 апреля 1934 г. на основе переданных ей экс-министром Люсьеном Лямурэ материалов. Данные протоколы предусматривали свободное передвижение германских войск по польской территории в случае «возможной угрозы с востока или северо-востока». То есть — со стороны СССР. Ну, а как «творчески» относился фюрер германской нации к понятию «угроза» — 1 сентября 1939 г. убедились сами поляки, когда Геббельс обвинил их военных в нападении на немецкую радиостанцию в городе Гляйвиц. Так что для подобных «мастеров лживой пропаганды» (с которых до сих пор берут пример и всякие там британские «Белые каски» и их подражатели из «великой и незалежной») изобразить «советское нападение» при желании начать свой «дранг нах Остен» было бы, как говорится, раз плюнуть.
Примечательно, что предоставить свою территорию для прохождения советских войск в поддержку Чехословакии аккурат накануне Мюнхенского сговора сентября 1938 г. Варшава категорически отказалась. Хотя часть западных политиков, в частности, французских, ее о таком разрешении просили — пусть и без особого энтузиазма. Конечно не для того, чтобы действительно пропустить дивизии Красной Армии в центр Европы. Но лишь в качестве дополнительного аргумента в переговорах с Гитлером в том же Мюнхене. Так что поляки в этом смысле оказались образцовыми союзниками — Гитлера. За что и получили от него в награду «шубу (пардон — Тешинскую область) с барского плеча». 

***

Награда, правда, на деле оказалась «наживкой для крючка». На который очень скоро были «подсечены» польские правящие элиты, благоговеющие доселе перед Берлином. Даже в самых неприглядных его деяниях вроде воинствующего антисемитизма. Когда, например, польский посол в Варшаве Липский, еще 20 сентября 1938 г. сказавший о Гитлере: «…За решение еврейского вопроса мы поставим ему… прекрасный памятник в Варшаве».
Уже под конец осени того же 1938 г. Адольф Гитлер поднял перед поляками вопрос о вольном городе Данциге (под управлением комиссара Лиги Наций) и экстерриториальном «коридоре в Восточную Пруссию». Поскольку эти территории Кайзеровского Рейха по условиям Версальского мира 1919 г. были «отсечены» от остальной Германии. Обещая за это продлить договор о ненападении на 25 лет. А неофициально — предлагая Варшаве еще и принять участие в его будущем нападении на СССР. Для чего германских нацистов, в общем-то, изначально и «вскормил» Запад, — после чего закрывая глаза на вопиющее нарушение Берлином условий Версальского мира. Вроде ввода войск в Рейнскую демилитаризованную зону, аншлюса Австрии, захвата Чехословакии, строительства мощного военного флота и авиации. 
Собственно, пресловутая якобы «самодеятельность» Польши по заигрыванию с гитлеровцами (за которую ее критиковал в своих мемуарах Черчилль, называя даже «гиеной Европы») — на самом деле вполне укладывалась в описанную выше «антисоветскую генеральную линию» Лондона-Парижа и отчасти Вашингтона. Ну в самом деле, раз между нацисткой Германией и СССР лежит «буфер» в виде польской территории, — значит, надо как-то помочь этот «буфер» преодолеть. Лучше (для Запада, конечно) — по хорошему, когда Польша обеспечит либо дружественный нейтралитет, либо полноценную военную помощь Вермахту. Что и реализовывалось в виде концепции «немец с поляком — братья навек» вплоть до осени 1938 г. 
Но западные политики недооценили фактор пресловутого «польского гонора». В самом деле, в стране, где до разделов Речи Посполитой шляхта составляла до пятой части населения (на порядок больше, чем доля дворянства, например, в Российской империи), — этот самый «гонор» однозначно «зашкаливал». Бредовые идеи о «Великой Польше от моря до моря» (то есть от Балтики до Черноморья), пусть и возможной лишь с помощью немецких штыков, плохо согласовывались с требованием Гитлера фактически отдать в его руки выход к балтийскому побережью. Пусть это побережье и оказалось в руках Варшавы лишь благодаря все тому же «подарку» Антанты за счет поверженной ею Германии.
Весьма показательная деталь, косвенно характеризующая «честность и верность обязательствам» польских политиков. Когда несмотря на то, что они еще вели с Берлином переговоры — польское правительство уже 31 марта 1939 г. добилось гарантий от Парижа и Лондона об оказании военной помощи в рамках заключенного с ними военного союза. Где прозрачно предусматривалась возможность войны с Германией. Несмотря на то что все еще действовал Пакт Пилсудского-Гитлера о ненападении. Гитлер денонсировал его лишь в конце апреля. Убедившись в польском вероломстве. Хотя, по сути, его денонсировали сами же поляки, заключив договор с противниками (пусть пока больше на словах) Берлина.

***

Судя по всему, основной задачей гарантий Запада Польше была реализация «плана Б» против СССР. В надежде, что Гитлер, «сожрав» «гоноровых шляхтичей», не остановится — и продолжит и дальше захватывать «жизненное пространство для германской нации». В виде уже советских территорий, конечно. И либо уничтожит Страну Советов, серьезно ослабев сам, — либо хотя бы нанесет ей «неприемлемый ущерб». После чего западные «рыцари в белом» покончат с «пирровым победителем» — во имя «борьбы за свободу и демократию». Даром, что ли, уже в нынешнем веке Европарламент прям-таки сбился со счета в своих резолюциях, объявляющих якобы о «тождестве нацизма и коммунизма».
Но Польше, конечно, западные столицы о своих истинных планах не сообщали. Хотя, кстати, и могли бы без малейшей опаски — знай они о воистину безграничном раболепии польской верхушки, так ярко проявившемся уже с первых дней 2-й мировой. В самом деле, несмотря на формально объявленную Германии Парижем и Лондоном войну в первых числах сентября 39-го дальше этого самого «объявления» дело не шло. Ни тебе реального наступления на западном германском фронте, ни даже хотя бы бомбардировок немецких промышленных и военных объектов. А ведь 110 франко-английским дивизиям в сентябре 39-го противостояло впятеро меньше дивизий немецких! Да и те состояли больше из тех, кого в российской дореволюционной армии времен «рекрутчины» называли «солдатами гарнизонной службы». То есть уже настолько пожилых и слабых, что могли защищать разве что крепостные стены, но никак не ходить в атаки и совершать длительные переходы.

Поневоле вспоминается начало 1-й мировой — когда в ответ на панические призывы французов, боящихся потерять свою столицу в ходе мощного немецкого наступления по плану Шлиффена, российская армия нанесла не менее мощный удар по Восточной Пруссии. Чтобы заставить Берлин снять часть войск с западного фронта — для отражения наступления. Хоть это стоило России и потери темпа в войне, и почти завершенного взятия Вены, и огромных потерь в ходе штурмов хорошо оборудованных немецких укрепрайонов…
Горе-союзнички же Польши с олимпийским спокойствием лишь наблюдали, как Вермахт перемалывает польскую армию, не оказывая ей ни малейшей реальной помощи. К слову сказать, сами по себе очень умелые и храбрые немецкие солдаты и генералы тоже очень хорошо сражались на фронтах Первой мировой. Но когда на горизонта начало вырисовываться неизбежное поражение — и немецкие политики, и военачальники тут же поспешили заключить мир. Тяжелый, местами позорный, — но все же сохранивший за Германией государственность и большую часть ее территорий.
Польская же верхушка выбрала для себя совсем другой сценарий. Она уже 17 сентября сбежала в Румынию, — где, кстати, была тут же интернирована по требованию Берлина. То есть «задержана до конца войны» — пусть и не в банальном «концлагере», а в более комфортных условиях. Но перед своим бегством так и не отдав уже большей частью окруженным и лишь добиваемым Вермахтом польским «жолнежам» приказ капитулировать. И тем более — не обеспокоившись заключением хотя бы самого тяжелого, но все же мира с Германией для спасения своих соотечественников от ужасов полноценной оккупации. 

*** 

Так и хочется процитировать блестящую оценку российским политологом Ростиславом Ищенко сути западной политики по схожим вопросам:

«Ни для кого не секрет, что традиционная стратегия США заключается в том, чтобы связать своего врага как можно более масштабной войной со своими союзниками, истощить его, даже ценой полного уничтожения союзников, и, на заключительном этапе, вступить в войну со свежей армией и полными арсеналами, добить врага и одержать лёгкую и быструю победу, плодами которой не придётся делиться с союзниками, уничтоженными в ходе войны или настолько истощёнными, что уже не смогут что-то требовать от США — только просить помочь в восстановлении».

Конечно же, такой подход практикуется и практиковался далеко не только одним Вашингтоном. Там и научились то такому цинизму в первую очередь от своих «кузенов» из Лондона. Да, в общем, Париж от соседей по другую сторону Ла-Манша тоже ушел в этом смысле недалеко. Суть такой политики — циничное использование своих союзников с последующим принесением их в жертву, фактическим предательством. Казалось бы, союзники эти, хотя бы после того как их иллюзии разобьются о кошмарную действительность — должны очнуться и навеки проклясть своих горе-«благодетелей»? Но не тут то было! «Лучшим людям Польши» в лице беглого президента Игнаци Мосцицкого сотоварищи для прозрения не хватило даже домашнего ареста в «братской» Румынии — из-под которого их отчего то не спешили вызволять «западные партнеры». Их истовая вера в то, что «Запад — стронг!» — сравнима лишь с таковой у нынешних политиков «незалежной». Вместо этого они обычной телеграммой, посланной в Париж, назначили новым «президентом Польши в изгнании» посла в Италии Венява-Длугошовского. Однако его кандидатура не понравилась французам — пришлось переназначать «президента» в лице бывшего министра Рачкевича.
Последний уже назначил и «премьера» (сумевшего бежать из Польши генерала Сикорского) и ряд других «министров» — до «социального обеспечения» включительно. Как уж могло реализовываться это самое «социальное обеспечение» на территории оккупированной гитлеровцами Польши, откуда бы брались на него деньги — тайна сия велика есть. Тем не менее это «правительство» в изгнании сумело просуществовать аж до 1990 года! Пусть и представляя собой после войны, когда его перестали признавать и финансировать даже англичане, больше подобие какого-нибудь «клуба реконструкторов». Только играющих роль не солдат и знаменитых полководцев прошлого, а «президента», «премьера» и «министров». Благо кой-какую милостыньку на игру этих «ряженых» третьеразрядные спонсоры антисоветских взглядов давать все же соглашались.
Тем не менее в годы войны это якобы «правительство» в изгнании заявило о своей единственном праве говорить от лица Польши — и даже было признано в этом своими горе-союзниками. Не забыв заодно в Анжеерской декларации 19 декабря 1939 г. подтвердить состояние войны не только с Германией, — но и с СССР. Хотя де-юре эта война так и не была объявлена Советскому Союзу. Из Парижа этим «министрам», правда, пришлось вскорости убраться в Лондон — после того как уже в июне 1940 г. Гитлер в течении 6 недель разбил объединенные англо-французские войска. Вместе с политиками через Ла-Манш удалось сбежать и приблизительно трети от около полутораста тысяч польских военных, сумевших выбраться из Польши после ее разгрома. Еще несколько десятков тысяч поляков воевали на службе у англичан в Палестине, Сирии, Югославии, Греции…

***

С началом Великой Отечественной войны отношения между эмигрантским «правительством» и СССР формально улучшились — когда 30 июля 1941 г. советский посол в Лондоне Майский подписал соответствующий договор. Правда, в документе прямо не говорилось о признании Москвой претензий «эмигрантов» на западные области Советской Украины и Белоруссии, воссоединенные с Советским Союзом в ходе Освободительного похода Красной Армии в сентябре 1939 г. Хотя сами «бывшие» ни за какие коврижки не хотели признать законного права Советского Государства на эти территории. Пусть его признавали даже западные страны еще в 1920 г. в соответствии с декларацией главы МИД Великобритании лорда Керзона. Так или иначе, на фоне такого «потепления» советская сторона значительно улучшила отношение и находившимся на ее территории полякам. И находившимся в лагерях для военнопленных солдат и офицеров польской армии — и рассеянных по советским городам и поселкам других польских граждан. 
По согласованию с союзниками по антигитлеровской коалиции в СССР стала формироваться польская армия — под командованием выпущенного из лагеря для пленных заклятого русофоба генерала Андерса. Который с удовольствием брал у Москвы огромные деньги на организацию своего воинства (всего около 400 млн рублей!), — но так и не согласился выставить ее против немцев на советско-германском фронте. Несмотря даже на однозначный приказ эмигрантского «премьера» генерала Сикорского.
В конце концов, около 75 тысяч военных и гражданских поляков армии Андерса в первой половине 1942 г. были переправлены Каспийским морем в Иран для дальнейшей службы уже под командованием англичан. Примечательно, что один из ближайших соратников Андерса, — другой польский генерал Берлинг с рядом других офицеров, — вероломную авантюру своего шефа не поддержал, оставшись на советской территории. Чтобы возглавить Первую польскую дивизию — позже выросшую до целой армии, а затем и Войска Польского. Достаточно неплохо сражавшихся бок о бок с Красной Армией против фашистов. За что Берлинга организованный Андерсом военный суд заочно приговорил к расстрелу «за измену» в начале 1943 г., еще до разрыва отношений эмигрантских властей с Москвой. 
Последнее произошло в апреле 1943 г. — когда «лондонские поляки», явно не без скрытой радости, без колебаний поверили в гитлеровскую провокацию относительно «Катынского дела». Относительно расстрелянной якобы «сотрудниками НКВД в 1940 году» (а на деле — эсесовцами уже после оккупации Вермахтом Смоленска) группы пленных польских офицеров в лагере под Катынью. После чего «эмигранты» тут же потребовали своего участия в расследовании «этого преступления Советов». В ответ на что отношения с этими «ряжеными» Москвой были тут же прерваны.

***

Хотя, конечно, о повторном фактическом объявлении войны речь все же не шла. Так, в конце июля — начале августа — очередной эмигрантский «премьер» Миколайчик даже прилетал в Москву «торговаться» со Сталиным на предмет послевоенного устройства освобожденной от гитлеровцев Польши. Везя в качестве якобы «козыря» сообщение о намерении начать Варшавское восстание, — чтобы самим освободить столицу Польши, поставив Москву перед фактом. С предложениями образца «вы нам немцев с остальных польских земель прогоните (мы, так и быть, вам чуток в этом подсобим), — но потом отдайте нашим представителям всю административную власть в освобожденных городах». Для чего, собственно, и Сикорским, и его преемником Миколайчиком в Лондоне и разрабатывался план «Буря», — предусматривающий именно такой сценарий с использованием отрядов Армии Крайовой (АК) перед приходом Красной Армии. 
К разочарованию «бывших» Красная Армия реагировала на подобные «предложения, от которых невозможно отказаться» всегда одним и тем же образом. Сначала — дав возможность горе-освободителям убедиться в абсолютной тщетности их усилий. Еще бы — с легким вооружением и отвратительной организацией изгнать опытные немецкие гарнизоны из даже небольших городов было просто невозможно! Потом бойцы РККА освобождали эти города быстрым ударом, — впрочем, не слишком заморачиваясь «имитацией неоценимой помощи» со стороны незваных «союзников». А после победы, спустя несколько дней максимум, командиры АК вызывались на совещание к командующему силами РККА в данном районе — и уже сами получали «предложение, от которого не отказываются». Либо вступить в ряды Красной Армии (можно даже — в Войско Польское), либо разоружиться — и возвращаться к мирной жизни. Ну, или рассматриваться далее в качестве лидеров «незаконных вооруженных формирований» — со всеми вытекающими… 
К сожалению для гоноровых польских офицеров, они по-прежнему верили в то, что «Англия и Америка — стронг» — и что «Запад им поможет». Обычно отклоняя щедрые советские предложения — выбирая взамен либо логичное взятие под стражу, либо бегство в леса и начало террористической антисоветской деятельности. Никак они не хотели смириться с тем неопровержимым фактом, что «всесильные западные союзники» их уже давно списали со счетов — еще во время Тегеранской конференции ноября 1943 г. Когда было окончательно решено, что Польша будет освобождаться советскими войсками — а, значит, после войны войдет в советскую же сферу влияния. А также и то, что исконные русские земли на западе, захапанные Пилсудским в 1920 г., и дальше останутся в составе СССР.

***

Тем более что бравирование тем, что в Армии Крайовой и других подконтрольных эмигрантским политикам вооруженных формированиях насчитывалось около 400 тысяч человек, отнюдь не было каким-то «неубиенным козырем». Во-первых, потому что Войско Польское как минимум в 1944 г., когда туда началась мобилизация с освобожденных от немецкой оккупации районов Польши, тоже достигло такой же численности. Только в отличие от «лесных братьев» из числа недобитых военных польской армии дружественные Москве польские бойцы получили свыше 8 тысяч орудий и минометов, тысячу танков, 1 200 самолетов, ряд других вооружений и техники. Но кроме того, немаловажным фактором было и участие поляков в войне … на стороне Гитлера! Только в советский плен их попало больше 60 тысяч, — а ведь было немало и убитых, и сумевших бежать от наступающей Красной Армии. Еще больше пленных поляков взяли англичане и американцы в Сицилии. Пусть большая часть из них потом и без особых угрызений совести перешла служить уже своим победителям. 
Конечно, современные польские (и просто западные) историки стараются всячески смягчить этот неприглядный для образа «героическим боровшейся с Гитлером Польши» факт. Выдвигая тезисы образца «да это ж больше только население Верхней Силезии и Помории в Вермахте и СС служило, — а их заставляли в немцы записываться, последующим призывом». — Ну, во-первых, никто никого под угрозой расстрела себя идентифицировать немцем не заставлял. Берлин даже дал на такую добровольную идентификацию пару месяцев. Но если кто из поляков захотел для себя «плюшек» в виде привилегий в форме принадлежности к «высшей расе господ» — так что ж делать, если при этом еще и обязанности, включая и военную службу, прилагались? Тем не менее общая численность поляков на службе у немцев даже этими «экспертами-адвокатами» оценивается в размере до 600 и даже 700 тысяч! А российские исследователи, путем косвенных подсчетов, иногда доводят эту цифру почти до миллиона!
Так что при небольшом желании Советский Союз вполне мог поставить вопрос — а на чьей, собственно, стороне воевало большинство взявших оружие поляков, оставшихся на оккупированной гитлеровцами территории? И кто они после этого — жертвы или союзники Третьего Рейха? И если больше верно последнее — о каких таких «правах» Польши можно вообще говорить? Без предварительной денацификации, конечно, — как после войны на территории Германии и ее самых радикальных союзников Австрии и Венгрии... 

***

Хотя да, полностью беспочвенными надежды польских «бывших» все же не назовешь. Пусть ныне историки и любят цитировать показное осуждение Черчиллем авантюры с Варшавским восстанием. Но ведь и план «Немыслимое» с ультиматумом Москве вывести свои войска из Восточной Европы, в первую очередь Польши, под угрозой начала боевых действий против РККА, тот же Черчилль тоже дал команду разработать своему Генштабу в победном мае 45-го. Просто поддержать этот план не согласились американцы — им куда важнее было заручиться военной помощью СССР в завершении войны с Японией. Но вдруг бы «монета легла другой стороной»?
Впрочем, «история не знает сослагательного наклонения» — в духе «что было бы, если бы». 21 июля 1944 г. в Люблине представителями дружественных СССР польских политических сил, в первую очередь коммунистов из Польской рабочей партии, был создан Польский комитет национального освобождения. Ставший временным правительством на освобождаемых польских территориях — осуществляющим там реальную власть вместо больше «виртуального» «подпольного польского государства», имитировавшего эту власть в годы немецкой оккупации.
А в июне 1945 г. ПКНО был преобразован в уже полноценное Временное Правительство Польской республики. В состав которого вошли даже часть осознавших тщету своих прежних амбиций эмигрантских политиков из Лондона, — включая уже бывшего «премьера» Миколайчика. Под конец июня это правительство было признано и странами Антигитлеровской коалиции — и даже «нейтралами» вроде Швеции. Соответственно эмигрантское правительство в Лондоне превратилось в кучку никем не признанных самозванцев, продолжающих имитацию политической деятельности лишь из милости Черчилля. А когда его партия проиграла выборы лейбористам — новый глава МИД в 1946 г. официально прекратил любое сотрудничество с этими политиканами. 
Так бесславно завершилась для верхушки «Второй Речи Посполитой» ее самоубийственная политика по заигрыванию с Гитлером — и принесением своей якобы горячо любимой «ойчизны» в жертву циничным интересам ведущих стран Запада. 

​