Когда исчезнет дым?
Когда исчезнет дым?

Платон Беседин «Как исчезает дым». — Роман, 302 стр. М.: Издательский Дом «Зебра Е», «Галактика», 2024, ISBN 978-5-907797-48-2, УДК 281.93. (092)Б, ББК 86 372 Б 53
Удивительную книгу написал Платон Беседин.
Удивительную, потому что собранные под ее обложкой три повести кардинально отличаются друг от друга стилем, манерой изложения, мировоззрением героев.
Объединяет произведения талант автора, на мой взгляд, одного из наиболее интересных прозаиков современной русской литературы, а кроме того, человека с обостренным неприятием несправедливости, что во все времена легкую жизнь не обещает. Жажда справедливости проявляется и в строках, и между них — на протяжении всей книги, которая не зря названа «Как исчезает дым». Дым иллюзий, обмана, мечтаний, заблуждений… Когда он исчезнет? Ответа в книге нет. Вероятно, у каждого свой предел восприятия дымовой завесы зла и зависти, лицемерия и фальши… Потому, вероятно, так отличаются герои повестей. У них разное отношение к действительности. Настолько разное, что временами трудно поверить, что всё написано одним автором. Но в том-то, наверное, и состоит мастерство писателя, его перевоплощения, понимания и предельно честного изложения событий, ситуаций, характеров. Честного, достоверного, подкупающего искренностью и правдой, даже если в ней скрыт вымысел.
«Подлец себя не видит подлецом»
Флобер как-то утверждал, что «Мадам Бовари — это я», подчеркивая свое максимальное погружение в характер героини своего романа. Вероятно, каждый писатель стремится к такому доскональному знанию и пониманию образов описываемых персонажей и событий. И конечно, Платон Беседин не исключение. Хотя, читая первую повесть «Человек, у которого было всё», подсознательно хочется увидеть примечание «Мысли и поступки героя не отражают позицию автора». — Уж больно отвратителен этот «антигерой». Подлый, циничный, лицемерный, тщеславный, преисполненный корысти, гордыни и зависти. Впрочем, он сам себя называет злым и прекрасно понимает, «что такое хорошо, и что такое плохо». Но ни воспитание, ни прочитанные книги не смогли преодолеть душевной червоточины. Так бывает.
Произошел обратный эффект, когда из культурной рассады вырос чертополох. Это всегда плохо, но вдвойне страшно и опасно, когда такой человек наделен властью (тем более большой властью, дающей ложное ощущение всемогущества и вседозволенности). В книге этот персонаж, наслаждаясь спертым воздухом властных высот, внутри себя насмехаясь, ехидничая и презирая всех и вся, наделен полномочиями принимать некие решения, курируя вопросы не где-нибудь, а на Донбассе в час, когда война ещё не стала миром. А мир зависит от множества факторов, в том числе и от честности, принципиальности, порядочности всех и на всех уровнях. Как сказано, «ошибаться можно, врать нельзя». Иначе…
«…Я чиновник, хотя считаю себя продюсером… Сижу на Старой площади и плюю на вас. А чиновнику важно делать свою работу, и только. Скользить меж капель, чей размер и влажность строго ограничены сверху. Отыскивать меньшее зло — вот главный принцип. Ты не выбираешь между правильным и неправильным — ты выбираешь между злом большим и злом огромным. Благие намерения здесь подобны мёртвым животным, сброшенным в места водопоя… Наш народ столь долго отравляли литературой… Все эти Пушкины, Блоки, Достоевские, Толстые и Чеховы, по сути, нужны лишь для того, чтобы не обманываться насчёт людей. А они в большинстве своём алчное, горделивое, похотливое стадо. Вот и стоит понять, как жить… К счастью, я вовремя сообразил, что по книгам и как в книгах жить нельзя. Хотя вирус до сих пор сидит во мне. Вирус из идеалов, сострадания и любви — из русско-классической литературы, которой нас пичкали в школе»… (Здесь и ниже — цитаты П.Беседина)
Подлец себя не видит подлецом, он деликатен для себя в избытке,
себя жалея, хмурится лицом, смывая капли крови после пытки.
За всё себя готов он оправдать, он — просто выполняет своё дело.
Но Каинова светится печать, на мелочах, да и на жизни в целом.
(Здесь и ниже — стихи-вставки В.Спектора)
Увы, не светится эта печать на внешности моральных уродов, подобных тому, о ком написал Беседин. Внешне они неотличимы от приличных людей, которых пренебрежительно считают безмозглым, послушным стадом. И уверены в своем праве командовать и определять маршрут жизни и судьбы. При этом кроме собственной выгоды их, уже привыкших к роскоши, вседозволенности и распущенности, не интересует ничего. Но на словах они — патриотичнее геройских героев. И подобно бессмертному Бывалову из фильма «Волга-Волга» изображают срывание пиджака с плеч, властно призывая: «К топкам»!
«Страдать по судьбе Донбасса всяко лучше, чем следить за судьбой очередной ранетки. Духоподъёмнее. Но вот для тех, кто заперт в Донбассе, это не развлечение, а искалеченная, выпотрошенная, испепелённая жизнь… Люди обожают войну, я это точно знаю. Особенно войну на чужой территории. Все наши герои — не из мирного времени. Даже Христос — тот, который учил любви, — принёс не мир, но меч».
Справедливость торжествует лишь в кино, да и то — в далёком от реальности.
В жизни всякое случиться может, но… Доброта и честность — это крайности.
Между ними — горе полустанков лжи, да вокзальной зависти пророчества…
И мотаются по свету багажи ненависти, злости, одиночества.
В атмосфере злости, зависти, одиночества трудно найти тех, кого можно назвать положительными персонажами. Это в физике частицы с противоположными зарядами притягиваются друг к другу. В жизни — чаще наоборот. В окружении антигероя почти все такие же, как он — «анти». Лживые карьеристы, для которых высокие слова — только дымовая завеса, а всё имеет свою цену, покупается и продается, и война — лишь удобный полигон для повышения ставок. И всё же, к концу книги, пресыщенный жизнью герой повести (но не времени) встречается с настоящим героем. Встречается в Донецке, в командировке, и этим человеком оказывается пожилой ополченец, бывший шахтёр, для которого нет сомнений, в чем смысл войны, и на чьей стороне правда. Он воюет не за деньги, не за власть и карьерный рост. Он воюет за справедливость, за свою землю, за свободу выбора и право говорить на родном языке.
«“…Это моя земля”, — вдруг проговорил седой ополченец. — “И почему же она твоя?” — Старик кивнул: “ Тогда меня звали Ванюша. Я был маленький пацанёнок. Фрицы пришли и оккупировали наш дом. Отец ушёл на фронт. Он не вернулся. Братья уже тоже мертвы, а я вот живу и могу держать оружие… В один из дней фриц протянул нашей собаке бутерброд, Жучка хотела схватить его, но тут немец выхватил пистолет и убил ее наповал. А недоеденный бутерброд швырнул на землю. Ещё взглядом мне показал: мол, жри, мальчик. И хохотал... Потом, когда пришло время, я его задушил. Фрица…” — Он был не так прост, этот старик. Не отводил глаз. Злоба в них ушла и сменилась добротой. Он сострадал мне, покрытый шрамами утрат и разочарований… Искренность, как копоть, прикрывала лишнее и оставляла смысл, закольцованный на милосердии. Оно действовало на меня как солнечные лучи на вампира»…
Ненависть снова живей всех живых…
Убивали, стреляли, пытали и вешали лишь за то, что — не свой, лишь за то, что — чужой.
И плевалась патронами ненависть бешено в час, когда состраданье вели на убой.
В муках корчилась совесть, рыдало отчаянье. Справедливость терпела удары под дых…
Как сквозь годы, сквозь смерть прорастало раскаянье. Только ненависть снова живей всех живых…
Сострадание, отчаяние, надежда — главные герои (если можно так выразиться) второй повести «Шелестом березовых листьев». Она написана от лица мальчика, жителя Донецка, который после очередной бомбежки теряет квартиру и вместе с мамой начинает тяжкий путь в неизведанное будущее. Первым перевалочным пунктом в нем оказался школьный спортивный зал, превращенный в общежитие для потерявших квартиры горожан. Это самая трогательная повесть книги. Страшно терять жильё и быть, словно отброшенным взрывной волной на обочину жизни, понимая, что вернуться в свою квартиру уже невозможно. Это трагедия и для взрослого человека и тем более для подростка. Который не может понять — за что и почему всё происходит. Падают бомбы и снаряды, летят ракеты — только за то, что не так, не то и не на том языке говорят? Несправедливость взрослого мира не исчезла и в палаточном лагере в Севастополе, — где жизнь беженцев, увы, не стала слаще.
«Мама решила уезжать из Донбасса в конце июля. Мы обитали в лагере, оставшись без жилья и работы. Когда я всё-таки собрался и попал домой, то увидел, что потолок обвалился, накрыв всю квартиру. Шёл дождь, и я стоял, раздавленный, как и наше жилище, беззвучно плачущий. Улица стыла пустотами, и возвращение домой было окончательно невозможно. Оглушённый несчастьем, я побрёл через остов детской площадки к городскому парку. Отныне прошлое не существовало. Оно отпочковалось, открестилось от нас, и воздух, нагретый июльским зноем, сгустился до невозможности; каждый шаг, каждый вздох давались с усилием, мощным, волевым, как чемпионское поднятие штанги».
Поезда сюда не идут. Время пятится в шепот: «Прости…» —
Это взорван былой маршрут, это ранена память в пути.
Только мины влетают в дом, где испуг — у друзей в голосах.
Просто город пошел на слом вместе с эхом в немых небесах.
И никак не замкнутся в круг обесточенные провода…
Поезда, позабыв испуг, подъезжают к вокзалу «Беда».
Беда сопровождала семью, и, казалось, что «выхода нет». Но он неожиданно нашелся вместе с незнакомой до той поры бабушкой, мамой отца, который ушел из семьи после рождения сына, что называется, бесследно. А бабушка, жившая в небогатом селе под Симферополем, оказалась строгой, но сердечной и невредной. Она их приняла как родных (они и были родными), но процесс адаптации к сельской жизни всё равно оказался непростым и — болезненным. Постепенно внук узнавал о жизни бабушки, судьба которой была столь же драматичной и суровой. Она пережила войну, оккупацию, смерть близких, голод и холод, жизнь в землянке, когда любой предмет быта был диковинным и желанным. Наверное, потому она всей душой сочувствовала застенчивому и нелюдимому внуку, хотя строгость в воспитательных целях присутствовала в ее манерах постоянно, как говорится, исключительно из человеколюбия.
Она рассказала о соседе, мастере на все руки, который в самые тяжкие времена изготавливал из березовых поленьев миски и ложки, мастерил нехитрую мебель. Две такие ложки висели в ее комнате на стене как дорогая память… Хорошо, что она успела рассказать о себе полюбившему ее внуку. Успела, и ушла из жизни, оставив в наследство свои рассказы, строгую любовь и, что немаловажно, дом, пусть бедный, но теперь они с мамой снова имели своё жильё.
«…На похоронах бабушки я вспомнил о берёзовых ложках. Одна из них лежала в кармане. Я достал её на бледный солнечный свет, всмотрелся, вдумался, ища ответа, — какая сила заключалась в ней, и почему это было столь важно. На миг показалось, что я услышал голоса десятков людей, говоривших о пережитых страданиях без жалости и уныния — только крепость и сила, только счастье от того, что они живы и могут дарить жизнь другим, были в них. И когда голоса смолкли, прощаясь шелестом берёзовых листьев, я быстро кинул ложку в могилу, и её тут же забросали землёй. Три старухи, заметив моё движение, удивлённо обернулись, но я лишь кивнул им, и они кивнули в ответ».
Отблеск адского огня
У доброты — всегда в запасе доброта, ее количество — неиссякаемо.
Но эта истина, хоть и проста, увы, так трудно познаваема.
Кулак, наган, ложь или грош — вот аргументы нашей злости...
А мир вокруг — по-прежнему хорош,
а мы — по-прежнему безжалостные гости...
Гости могут быть друзьями и врагами, родными и близкими, любящими и ненавидящими… Это нормально. Плохо, когда уходит любовь. Переживаниям, связанным с потерей любви, распадом семьи, заботой о детях, вынужденных выбирать чью-то сторону, продолжающих любить родителей, посвящена третья повесть — «Предчувствие февраля».
Название отражает реалии времени в преддверии военного февраля. Преддверие длилось долго. И всё это время мучения людей, ставших заложниками событий, попавших из мирных, вполне благоустроенных городов и поселков в военное лихолетье, по сути, в блокаду, без поездов и самолетов, почты и банков, зато с регулярными обстрелами и опасностью, были абсолютно безразличны бывшим землякам. И, практически, всему миру, который сразу для себя решил, кто прав, а кто виноват, назначив виновными всех жителей, попавших в беду: «Значит, так вам и надо. Заслужили». — С такими мыслями наслаждавшиеся миром и благополучием жители некогда благодатной страны не замечали страдания соотечественников, отделенных блок-постами и линией временного прекращения огня. Это потом, когда ненасытная война пришла и в их дома, возник традиционный вопрос: «А нас за что?»… — Но пока жизнь продолжалась, и за блок-постами, и в соседней огромной стране, где люди ссорились и мирились, женились и разводились.
«Возможно, тот, кто брал себе содержанок, избегал лишних проблем, бесконечных разбирательств, всего того, что выедает семейную жизнь, как моль одежду. Но эта рациональность не делала двоих ближе, нежнее. Впрочем, кому сейчас нужен дурацкий идеализм… Когда они возвращались домой, будто лопнул старый аппендицит, полный косточек обид и шелухи оскорблений. Он уже и не помнил, с чего всё началось. Впрочем, в таких ситуациях нет корня зла, а есть сотни корешков, прорастающих из непроговорённого, спрятанного в толще семейной жизни; авось, стерпится, забудется, заболтается… А потом начался ад»…
История любви забытой, растерянной, задёрганной, разбитой
на тысячи осколочных ночей, на тысячи житейских мелочей,
на крохи правды и мгновения обмана. Любовь разбитая похожа на тирана,
пытающего душу, плоть и кровь… Любовь забытая. Но всё-таки любовь,
хоть горькая, обидная и злая. Пускай не рай. Но отблеск рая.
Отблеск рая стал похож на отблеск адского огня для героя этой повести, известного журналиста, человека совестливого, мучительно переживающего развод и рушащийся мир взаимоотношений с бывшей женой и детьми. Глубина и психологизм, пронзительная образность — это о тексте, который просто зримо передает и состояние души, и событийный фон. Время действия, судя по всему, 15-й год, когда военные раны еще свежи, жизнь в блокадных республиках только-только налаживается. Еще много неразберихи, и рядом с настоящими героями мелькают те, кто, пользуясь, безвременьем, натянув на себя маску и опереточный наряд борца (неясно с кем), грабят и убивают, свирепствуют, словно понимая, что время их — недолгое.
И вот в этих условиях герой, получив солидный гонорар, решает купить на все деньги лекарств и отвезти их в Луганск, где живет его друг, из рассказов которого он знает об остром дефиците медикаментов. Поступок благородный, и Платон Беседин написал о нем со знанием деталей и подробностей. Ведь с делом оказания помощи людям, попавшим в блокадный капкан, он знаком не понаслышке. Просто мало кто об этом знает. В отличие от героя книги, автор действовал более продуманно и организованно, заранее связавшись с соответствующими службами. Герой повести повез драгоценный груз на свой страх и риск, который не замедлил проявиться. Риск смертельный, сопоставимый по масштабу лишь с доверчивой наивностью обоих друзей. Я не стану пересказывать, чем завершилась их попытка подвига. Впрочем, финал у книги открытый.
«С кем бы ты ни сражался, ты сражаешься, прежде всего, с собой. Неважно, остановят тебя пуля или старость, страх или сила, ясность или безумие. Есть только один способ балансировать, выживая: знать предел… Они ползли в ночь, и сброшенная с небес тёмная туча не приближалась, но контуры её становились чётче. Так близко, что хотелось прикоснуться к ней и не отпускать, держась за неё, как за якорь. Который не дал бы жизни быстро пересечь поле смерти. Даниил полз, сжимая в руке пластиковые сердечки, думая о детях. Ведь единственное, за что можно было ухватиться в такой момент, на поле смерти, — это мысли о детях, они вливали жизнь, когда темноту вновь разрезали автоматные очереди»…
Под прицелом — целая эпоха, где в осколках затаился страх.
Жизнь идёт от выдоха до вдоха, отражаясь в снайперских зрачках.
Горечь правды, суета обмана, 25-й кадр большой любви —
под прицелом. Поздно или рано — выстрел, — словно выбор на крови.
Я уже отмечал, что книга — удивительная. Добавлю, что написана она мастерски, образно, плотно. Привлекают внимание и многочисленные цитаты из текстов песен, ставших классикой рока, это тоже создает определенное настроение и атмосферу. И еще — книга правдивая, востребованная временем. Которое пока таит ответ на вопрос: «Когда исчезнет дым»? Книга подсказывает: развеять его сможет лишь победа исторической справедливости.
На обложке: Платон Беседин со своей книгой
Аннотация книги здесь
Ещё один обзор авторства Игоря Фунта здесь