Панъевропейский «пацифизм» и его суть. Часть 2

В предыдущей части мы закончили на очень интересном моменте — на первый взгляд противоречие в том, что идеи Рихарда Куденхове-Калерги были вроде бы «пацифистскими», но в тоже время поддерживались теми кругами, для которых война была прежде всего удобным инструментом и условием для хорошего бизнеса. Ларчик открывается просто — якобы «принципиальный пацифизм» пан-Европы по лекалам австрийского аристократа был ну очень избирательным!..

По принципу «против кого дружить будем»? Грубо говоря, добрососедские отношения предусматривались лишь между «настоящими европейцами», — включая недавних противников на фронтах Великой войны. Французами, итальянцами, немцами, австрийцами, «разными прочими шведами» (вспоминая стихотворение Маяковского о советском паспорте) и так далее. 
Зато у господина графа Калеги были предельно четко определены те, кто «истинными арийца…, пардон, — европейцами» не является и не может ими стать ни при каких условиях! Ну, то есть теоретически могут, — но лишь после того, как откажутся от элементарных признаков мало-мальски уважающего себя государствообразующего народа. Типа — «разделиться на 3-4 части, отказаться от Сибири…» Да-да, дорогая аудитория, — вы догадались правильно — речь идет о России! Кстати, — не только России Советской (она же — СССР в понимании Запада), — но и России вообще. 

«Основной целью европейской политики должно быть предотвращение русского военного вторжения. Существует одно-единственное средство ему воспрепятствовать: объединение Европы. <...> Со времен Петра Великого Россия находится в состоянии военного похода на Запад. Балтийские государства, Польша и Финляндия стали вехами этого марша, остановившегося только на границах центральноевропейских военных монархий Пруссии и Австрии».

Тут, конечно, у достойного автора этих строк, будь он еще жив, нелишне было бы поинтересоваться — под какими галлюциногенами ему привиделись «оккупированные Российской империей балтийские государства и Финляндия»? Если территории Латвии и Эстонии до якобы «российской оккупации» представляли собой абсолютно лишенные каких либо признаков местной национальной государственности вотчины всяких там «Тевтонских» и «Ливонских» орденов, «остзейских немцев», шведов и прочей неместной шушеры, — а Финляндия была обычной провинцией Шведского королевства, пусть шведы и представляли там ничтожно малую часть населения? 
А когда-то действительно Великое Княжество Литовское уже после Люблинской Унии с Польшей тоже стало фактически провинцией последней. И вошло в состав Российской империи по ходу трех разделов Речи Посполитой между — какая неожиданность! — не только «вечно угрожающей европейцам зловещей России», но еще и Пруссии … и той же Австро-Венгрии! В обеих из которых жили немцы, — пусть и разведенные по разным «государственным квартирам». Причем данные разделы произошли как раз по немецкой же инициативе — Екатерину Вторую вполне устраивал текущий польский «статус кво». Когда трон там занимал вполне лояльный к ней Станислав Понятовский, а русский посол в Варшаве играл порой даже более решающую роль в местной политике, чем его королевское величество, которому не мечтал объявить «рокош» (узаконенный мятеж — этакий местно-польский юридический оксюморон) разве что самый ленивый шляхтич. 

***

А уж говорить о «российской агрессивности» в сравнении с европейскими реалиями — на фоне отнюдь не средневековых «войн всех против всех» (вспоминая печальную иронию Дж. Гоббса о смысле человеческого общества), — но вполне себе, хм, «цивилизованных времен»? Даже без учета кошмарной «30-летней войны» первой половины 17 века — когда во многих немецких княжествах осталось от силы пятая часть населения, а Папа Римский в порядке исключения разрешил там многоженство, ибо мужчин стало катастрофически мало. Но даже взять более поздние времена, — когда та же Австрия что-то забыла в Италии, — превратив ее почти всю, вплоть до восстания Гарибальди, в собственную провинцию? Или Франция, при Наполеоне оккупировавшая почти всю Европу, сделав тех же немцев и австрийцев своими вассалами. Но по непонятной причине и немцы, и французы почему-то не считались господином графом «источниками повышенной опасности» друг для друга (хоть даже в недавнюю Первую мировую доказали обратное), — но приглашались (в отличие от России) к панъевропейскому «миру-дружбе-жвачке». 
Ну, да что с этих «европейских мыслителей» возьмешь, — любящих наблюдать соринку в чужом глазу под микроскопом, при этом избегая любой возможности глянуть в зеркало, дабы обнаружить ну очень крупные бревна в глазу собственном. Вот и удостоилась Россия «чести» быть возведенной его сиятельством в «главные враги европейцев», — для борьбы с которой европейцам, собственно, и надлежало «мирно объединяться». Эдакий «приквел» «крестового похода против коммунизма», объявленного польским русофобом и антикоммунистом Каролем Войтылой в конце 70-х во время пребывания на папском престоле.

Хотя с другой стороны, последнее и понятно — ну, не могла совесть рафинированного австрийского аристократа смириться с тем, что его долбанная «двуединая монархия» устояла в 1848 году против попыток венгров стать независимыми лишь благодаря вмешательству русской армии под командованием фельдмаршала Паскевича, разгромившего войска повстанцев. Кампания обошлась, кстати, в 47 миллионов рублей, — увеличив дефицит бюджета Российской империи в уже имеющиеся 32 миллиона, — причем в Вене и не подумали компенсировать эти траты на «европейскую монаршую солидарность». А спустя несколько лет нанесли своим спасителям удар в спину, — фактически приняв сторону англо-франко-турецкой коалиции в Крымской войне и по ее итогам. Не говоря уже о союзе с Германией в Первую мировую. 
То есть за неоценимую услугу австрийцы отплатили России не просто отсутствием благодарности, — но войной на стороне врага. Ну, как тут не возмутиться совести «настоящего дворянина» — при осознании столь откровенно подлого поступка? Благородные люди в таких случаях обычно пулю в лоб пускали, — но это ж неприятно и больно! Вот и было взамен принято другое решение — демонизировать своих благодетелей, объявив их «исконными врагами», — даже не только Австрии, — но и всей Европы! Такая вот «аристократия духа» согласно подходам «архитекторов» Пан-Европейского проекта. 
Хотя, кстати, австрийский граф на фоне своих зарубежных соратников по «панъевропейству» выглядит еще даже чуть выигрышнее. Его-то страна в Первую мировую хоть против России воевала, — но ту же Францию от четкого выполнения плана Шлиффена по ее молниеносному разгрому спасло лишь оперативно начатое наступление российской армии на Восточную Пруссию по просьбе Парижа! Для сравнения — когда в мае 1940 года Вермахт стал осуществлять подобный план против французской армии, она подняла лапки вверх уже спустя 6 недель после начала активной части кампании. Но все равно — русские стали для французских «панъевропейцев» не меньшими врагами, — чем для австрийских «вражин». 

*** 

Вообще шутки шутками, — но антисоветизм духовного вождя «панъевропейцев» имел черты «крестового похода» не только в аллегорическом смысле, но и близком к самому прямому тоже. Ведь коммунизм он рассматривал в первую очередь как некую «новую религию»! Причем религию молодую и успешную, — что «международный президент» вынужден был признавать сквозь зубы, — чтобы не сказать «с зубовным скрежетом». В своей книге «Сталин и Ко» (в русском переводе 1932 года название звучит как «Большевизм и Россия») он писал:

«Коммунизм является религией, воплощенной в партию. Третий Интернационал — вселенская церковь. Российская коммунистическая партия — современный рыцарский орден. Россия — церковное государство. Эта религия имеет и свою Библию — Ветхий Завет от Маркса и Новый Завет от Ленина. Она имеет своего папу, своих кардиналов и отцов церкви, своих богословов, свои церковные соборы и судилище еретиков, свой индекс запрещенных книг и свою инквизицию, свои церемонии и свои догматы, своих миссионеров и своих мучеников, свой культ, свои символы и свою организацию. <…> Третий Интернационал — самая молодая и наиболее активная из всех религиозных организаций. Он представляет собой церковь, охватывающую весь мир, с бесчисленными учениками и прозелитами во всех частях света, готовыми сложить голову во исполнение благой вести Ленина».

Вскользь можно заметить, что попытки рассматривать коммунистические идеи через религиозные понятия предпринимались не только Калерги. Например, об этом писал и Николай Бердяев — в своей книге «Истоки и смысл русского коммунизма», впрочем, куда с большей симпатией к нему, нежели австрийский граф. Хотя, между прочим, Николай Александрович по аристократической «лестнице» стоял даже повыше австрийского коллеги-философа, — будучи настоящим князем. Что, правда, не мешало ему жестко критиковать всевозможную «ильинщину» и слыть «социалистом» помимо общепризнанного в мире статуса «философа свободы и творчества по преимуществу» 
Но «панъвропейцы» СССР ненавидели всеми фибрами души. Причем не из-за какого-то убогого фанатизма, основанного на фантастическо-антисоветских страшилках — вроде «института общих жен», — но на основании относительно трезвого анализа его сути. Как раз и вызывавшего у этой компашки почти животный страх от успехов первого в мире государства рабочих и крестьян — и своего очень вероятного поражения. 

«Ценой этого восстановления России был отказ от коммунизма на практике и полнейшее осуществление государственного капитализма. Возврат к капиталистическим методам хозяйства, к укреплению власти директора фабрики, к сдельной заработной плате и премиям. Вожди России и не думают о том, чтобы порвать с коммунистической идеологией, которой они обязаны своим возвышением и своей властью и которая обеспечивает им поддержку миллионов коммунистов по ту сторону границы. Они порвали только с коммунистической практикой».

Спору нет, «военный коммунизм» действительно ушел в историю после решений X съезда РКП (б) в 1921 году, — сменившись НЭПом. Да и после значительного свертывания многих его элементов с началом индустриализации и коллективизации «коммунизм» образца эпохи Гражданской войны уже действительно оказался невостребованным. Но это ж не повод обвинять вождей партии и лидеров страны в каком-то «обмане народных масс»! От коммунизма никто не отказывался, — но его надо было еще строить и строить. Не только в смысле экономической базы, — но и «формирования нового человека», а не «идеального потребителя»-кадавра из повести Стругацких «Понедельник начинается в субботу». 
А пока да — наличным строем в СССР был социализм, который зарубежные «доброхоты» презрительно именовали «госкапитализмом». Забывая при этом упомянуть об отсутствии в своих даже «социал-демократиях» хотя бы минимальной аналогии по доступности-бесплатности медицины, образования, отдыха. И главное — разницы в оплате труда, когда даже «наркомы» имели оклады от силы в разы выше рядовых трудящихся, а самым успешным «стахановцам» могли даже уступать по этому показателю. Притом что приход к власти в части европейских стран всяких там «социалистов», «лейбористов» и прочих якобы «левых» ну никак не снижал доли «владельцев заводов, газет, пароходов», которые буквально купались в роскоши, как и раньше. Равно как и не обеспечивал в той же Англии, например, государственной системы здравоохранения, — впервые введенной там лишь после Второй мировой. Да и то с момента внедрения и по сей день обреченной оставаться жалкой пародией на советскую систему авторства наркома Семашко, — которая обеспечивает немыслимую быстроту лечения у квалифицированных врачей для всех без исключения граждан и по сей день. 

***

Так что в объединении Европы против Советской России в первую очередь находилось страстное желание не лишиться «всего, шо нажито непосильным трудом», элементарно проиграв экономическое и социальное соревнование с тем самым ненавистным своими успехами буржуазным элитам «большевизма». Отсюда и следующий, крайне циничный вывод вождя «панъевропейцев»:

«Пророссийская ориентация Германии представляет для будущего Европы одну из самых серьезных угроз. Присоединение Германии к группе российских государств превратило бы Рейн в пограничную реку Европы, остаток европейской мировой державы стал бы торсом, лишенным конечностей, зависящим от англосаксонского протектората, а панъевропейская идея была бы похоронена навсегда».

Каково! Как по мне — под таким тезисом мог бы подписаться и Гитлер. И особенно его «кураторы» из западных столиц. Которые собственно-то и выпестовали чудовище германского нацизма в первую очередь для того, чтобы не допустить к власти в Германии весьма популярных там коммунистов — тем самым помешать образованию мощного советско-германского союза. А уж взрастить из немцев вместо потенциальных союзников злейших врагов СССР, как это и произошло в действительности, — это, конечно, «высший пилотаж» англосаксонской политики по обе стороны океана.
Собственно, именно в этом и кроется временное снижение интереса к «панъевропейству» Куденхове-Калерги, несмотря на внешнюю популярность так и не вышедшего в межвоенные годы за рамки «прекраснодушной говорильни». Наличные страны не спешили поступаться своим суверенитетом в пользу плохо скрывавшей свои гегемонистские цели Франции, немцы под воздействие идей Гитлера все сильнее жаждали реванша. А мировая «закулиса», допустившая кошмарный экономический спад «Великой депрессии», панически искала как выхода из него, так и возможности эффективного противодействия росту популярности левых и коммунистических идей. Для которых «философское объединительство» было слишком «беззубым» противником.
Так что в итоге практически те же спонсоры Калерги и Ко «поставили» на другой способ объединения Европы. А что — в конце концов, Гитлер в 1940-м его весьма успешно и реализовал, — превратив практически все европейские государства (кроме Британии, Швеции и Швейцарии) либо в своих вассалов разной степени, — либо просто в колонии. И по странной случайности — под лозунгом все той же «борьбы с большевизмом» — даже базисный договор, к которому присоединялись союзники Берлина, носил название «антикоминтерновский пакт».

А что этот приятный для правящих буржуазных элит, особенно заокеанских, момент был достигнут ценой большой войны — так в первый раз, что ли? Зато коммунизму (точнее — реальному социализму) был поставлен на время надежный заслон. Ну и потом, война предусматривает крупные военные заказы, загрузку простаивающих промышленных мощностей, — при которых можно малость ослабить почитание «священной коровы» либеральной экономики — «свободного рынка», вливая в захиревшую от Великой Депрессии экономику бюджетные средства. Благодаря чему, собственно, США окончательно и побороли для себя последствия глобального кризиса.
Правда, реальный выбор «плана Б», ставки на нацистов вместо «панъевропейского плана А», не помешал тем же политикам на словах продолжать поддерживать «европейский пацифизм» (при условии объединения против коммунизма, конечно) — и такое же «мирное объединение европейцев». Так в 1939 году даже был создан Британский комитет в поддержку пан-Европы. Ну, да после того, как бритты еще в 1934 году официально разрешили Гитлеру иметь мощный подводный флот, закрывали глаза на все мыслимые и немыслимые нарушения положений Версальского мира, в конце концов сдали немцам в Мюнхене Чехословакию, конечно же, можно было помечтать и о мирной единой Европе…
Сам же «отец» этого проекта к тому времени бежал из аннексированной в результате аншлюса Австрии сначала во Францию — затем и в США. Поскольку справедливо опасался сложностей не только из-за своих идей, — но и жены-еврейки, к соплеменникам которой нацисты относились ну очень неравнодушно. Пусть «окончательное решение еврейского вопроса» и было массового начато ими лишь в начале 1942 года, — но любой умный человек после принятия «расовых законов» и «хрустальной ночи» и так понимал, чем все это закончится. 

***

В Европу Калерги вернулся лишь в конце 1945 года и… вскоре оказался советником Уинстона Черчилля! Что, в общем-то, формально может вызвать удивление — ведь австрийский граф изначально даже не считал возможным по-настоящему ее членство в своей «Пан-Европе». Да, в общем, и не только он — достаточно вспомнить, например, антиутопию современника-философа Джорджа Оруэлла «1984». В которой Британские острова находятся в составе вымышленной «Океании» (куда входят и США), — противостоя в том числе Евразии, включающей в себя и остальную Европу тоже. Через 10 месяцев после своей фултонской речи о «железном занавесе», ставшей символом для начала «холодной войны», Черчилль заявил в Цюрихе:

«Мы должны построить Соединенные штаты Европы. <...> Большая работа для решения этой задачи была совершена стараниями Панъевропейского союза, который столь многим обязан графу Куденхове-Калерги и который нашел значительную поддержку в лице французского патриота и государственного деятеля Аристида Бриана. <...> На основании и в пределах этого мирового концепта мы должны воссоздать европейскую семью в виде региональной структуры, называемой, может быть, Соединенные Штаты Европы. И первым практическим шагом было бы формирование Совета Европы. И если сначала не все государства Европы желают или не могут вступить в Союз, мы должны все-таки исходить из того, чтобы собрать и объединить тех, кто хочет, и тех, кто может».

С какой стати бритты вдруг озаботились вроде бы не совсем своим «паневропейским проектом»? Да просто потому, что они, не слишком это рекламируя, и так стояли за его финансированием. В нужном для англосаксов по обе стороны океана ключе, конечно. Который как раз и стал возможным после окончания Второй мировой войны, — когда «старушка Европа» более чем полностью стала зависеть от Вашингтона. И экономически — после массовых инвестиций и кредитов по плану Маршалла, и в военном смысле тоже — в составе НАТО с однозначной гегемонией тех же США. 

***

Так что в этом смысле говорить о том, что австрийский философ под конец жизни достиг триумфа в виде живого воплощения своих идей в жизнь, будет некоторым преувеличением. Разве что в духе анекдота о «ньюансе».
— Правда, что ты выиграл в покер тысячу рублей?
— Правда, — но есть ньюанс, не в покер, — а в «дурака», не тысячу, — а три рубля, и не выиграл, — а проиграл…
Так и вместо самостоятельной пан-Европы у реального ЕС получилась «евроатлантическая солидарность». Когда собственной единой европейской армии нет, — но европейская территория была (да, в общем, и остается) лишь в качестве американского «прокси» в гипотетическом противостоянии с Россией. А в планах отражения гипотетического наступления войск Варшавского договора, например, предусматривалась установка ядерных мин на территории ФРГ — или разрушение плотин для затопления Голландии с целью затруднить продвижение ударных танковых соединений. Теперь-то, конечно, прежние «кандидаты на заклание» нашли для себя более удобную (и главное — дешевую) замену в лице Украины, — но ведь следующими в случае желания глобалистов продолжить войну против России все равно будут прежние «смертники». 
Экономический суверенитет? Ну да — политика новоизбранного американского президента по «выламыванию рук» европейцам в плане выгодных только Вашингтону пошлин и тарифов яркий тому пример. Как и активная «деиндустриализация» Германии, — достигнутая перекрытием ей поставок дешевого российского газа с заменой на дорогой американский «сжиженный». Кстати, именно «Немецкая волна» в начале «нулевых» сообщила аудитории «неприлизанную» версию финала жизненного пути основателя «панъевропейства».

«— А как сложилась жизнь Куденхове-Калерги после войны? И почему под фанфарами европейского единства это имя звучит так редко?
— Он покончил жизнь самоубийством (в 1972 году). После того, как у него иссякли средства. После войны панъевропейскую идею и лично Куденхове-Калерги финансировал Шарль де Голль. И после его смерти у него не оставалось никаких шансов продолжить начатое дело с прежним размахом, пусть и в узкой элитарной прослойке».

Понятно, что речь шла не об отсутствии денег на еду — или оплаты «коммуналки» у престарелого «международного президента». В таком случае, думается, у него бы нашлись почитатели, могущие оказать финансовую помощь, — да и оставались же гонорары за издание книг, участие в передачах и проч.
Но что да — то да, для мало-мальски серьезной политической деятельности — проведение конгрессов, оплаты труда сотрудников региональных отделений, прочего — обычных пожертвований было маловато. Де Голль ведь был не просто президентом крупной европейской державы, — но еще и символом европейской же «фронды» против американского гегемонизма. Из-за чего его в конце концов и вынудили уйти в отставку, — предварительно дестабилизировав ситуацию в стране путем организации массовых протестов студентов-«леваков». Ну, а прежним спонсорам образца Варбурга-Баруха и прочих глобалистов грезивший о пусть антироссийской, но мощной и самостоятельной Европе мыслитель стал уже не интересным. Отсюда — и его решение уйти из жизни.

По большому счёту, этот суицид «патриарха» единого общеевропейского проекта глубоко символичен. Ибо символизирует такой же совершающийся на наших глазах политический суицид ЕС, — ставшего игрушкой в руках своих истинных «патронов». Игрушкой, созданной ими для единственной цели, — противостояния с Россией, могущей предложить реальную альтернативу их тупиковому пути — с готовностью пожертвовать своими европейскими «прокси» без малейшего сожаления…

​