Рим и руссо-католики — от «Великой французской» до «Великой Октябрьской» революций

С конца XVIII века и до 1917 года продолжалось то, чему в очерке было дано название: «Второе католическое пришествие в Россию»...

В «Первом пришествии» польские конкистадоры-«миссионеры», захватившие в 1600-х годах Москву и треть России, «католизировали» её, мечтая о «гранд-бонусе», как сформулировал участник завоевания — польский дипломат Станислав Немоевский:

«После победы, при великой славе и работе рабов, — мощное государство и расширение границ; мы не только в Европе стали бы могущественнее других народов, но наше имя сделалось бы грозным для Азии». Те планы базировались на совсем недавних успехах: в 1596 году поляки и римско-католическая церковь заставили западную Русь (Галиция, Волынь, часть Белоруссии) принять Брестскую Унию (об этом планируется сюжет «Уныние семи Уний»). Рим получил паству, паны — «рабов»: их власть и норма эксплуатации западно-русских крестьян ставших «униатами» выросла многократно. Эту технологию паны и планировали спроецировать на Россию. Кончилось людоедствам в осажденном Кремле, капитуляцией.
«Второе пришествие» на Русь католиков — гонимых иезуитов, мальтийских рыцарей, спасшихся от Революции католических священников, шло гораздо успешней, без малейших расходов Рима на миссионерство — российская элита потянулась в католичество. О самом влиятельном внутрироссийском «катОлизаторе» первой половины XIX — Чаадаеве и его эпохе — рассказано здесь.

Владимир Соловьев. Несварение мозга

Чаадаев лишь скорбно констатировал: православие виновато в «рабстве», Россия откололась от цивилизации, ошиблась, приняв христианское учение у «презренной народами Византии» (его народы — Западная Европа, прочий мир: «нелепость»). Но следующий «катОлизатор России» пошел дальше чаадаевских констатаций — предложил, как исправить тысячелетнюю ошибку: православие должно подчиниться Римскому папе. Сегодня многие называющие Соловьева «русский философ, пророк» стараются не вспоминать конечный вывод его философий, пророеств: подчинение Риму, строго говоря, униатство. Меж пиками их популярности примерно полвека, но между итоговыми выводами — «дистанции огромного размера». Если Чаадаев поощрял переходить в католичество отдельно взятых «искателей истин», вроде князя Гагарина, то идеал Соловьева: к туфле Папы Римского припадет (был ритуал такого поцелуя) — вся Русская Православная Церковь.
Соловьев утверждал, а исследователи его трудов подтверждали: «Главный его философический тезис о "Софии — Душе Мира" открылся Соловьёву в мистическом видении». Соловьев был и непременный участник модных тогда спиритических сеансов, «столоверчения», где, как признался, почерпнул духовные прозрения. В целом то поветрие сегодня стоит в ряду с цирковыми номерами, балаганным «чревовещанием», — но соловьевские «медиумические записи» публиковались, изучались. Мне возражать сложно: не имел мистических контр-видений, чтоб какая-то другая «Душа» другого «Мира» опровергла бы, сказала бы: «Софочка Соловьева — блеф». И сеансы верчения столов видел только в кино. Потому себе оставлю лишь краткое изложение выверенных фактов биографии Соловьева, а выводы из его работ передоверю выдающемуся современнику, философу, оппоненту, но весьма благожелательно к Соловьеву относившемуся — Константину Леонтьеву. В объемном труде «Владимир Соловьёв против Данилевского» он добросовестно суммировал философа-мистагога:

— У России нет и не должно быть никакого особого культурного призвания. Назначение русской (и вообще славянской) цивилизации одно: служить почвой для примирения Православия с папством. Под главенством Папы Римского. «Пади пред ним (пред Папой, — И.Ш.), о Царь России! И встань, как Всеславянский Царь!» У нас, восточных, веры еще много; но власть церковная слаба. Я возьму с собою все, что у нас есть хорошего: теплоту веры в народе, еще не иссякшую. Я отнесу все это в Рим и повергну к стопам западного первосвященника. Восток всегда давал содержание, Запад — форму. (…)

Бердяев в работе «Основная идея Вл. Соловьева» продолжает:

— Про Вл. Соловьева можно сказать, что он был мистик и рационалист, православный и католик, церковный человек и свободный гностик. Пророчество — интимная тема всей духовной жизни Вл. Соловьева. Он сознавал себя призванным к свободному пророчествованию. Он одинок и не понят, потому что нес пророческое служение. (...)

Реплика из 21 века. И как сегодня со «сбытием» соловьевских пророчеств? Видна в православии жажда объединиться с католиками? Или в Риме сегодня остро чувствуется нужда: во что бы то ни стало добиться вассальной присяги от православных Патриархов? Это главная проблема католиков? Сейчас 500 000 бразильцев ежегодно покидают лоно матери — католической церкви, — становятся клиентами (зачёркнуто) адептами десятка американских сект: бизнес-проектов, по сути. А ведь был — Оплот католицизма… Мир облетали картинки: толпы на мессах, красивые мулатки с распятиями, знаменитые футболисты, скромно стоящие в очереди к руке Папы римского, парящий над Рио-де-Жанейро стометровый Иисус Христос… И вот полмиллиона в год бразильских католиков исчезает, — словно вырубаемые бразильские экваториальные леса, «легкие планеты». Во Франции-США-Италии-Ирландии волны скандалов, разоблачений священников-педофилов и осуждение покрывавших это католических иерархов… И на фоне этих действительно кошмарных проблем представьте: Папа Римский с кардиналами встают на цыпочки, глядя на Восток: не покажется ли делегация повинных патриархов-«схизматиков»… 
Соловьев да, был знаток истории религий, рекорд по сумме прочитанных книг. Но, похоже, «несварение мозга» вызвало этот синдром: ротный командир уверенно, громогласно раздает на утреннем разводе задания целым нациям, ставит задачи Церквям, государствам. Эти вердикты: «Россия — почва. У нее и не должно быть культурного призвания...» — для меня — самое, пожалуй, омерзительное из всего когда-либо прочитанного. Даже неважно, кого—кому Соловьев назначил подчиниться, стать «почвой», а кому — командовать. Даже если бы расписал — наоборот… сама эта раздача «приказов на утреннем разводе» напоминает… Если кому довелось прочесть «Майн кампф» и «Застольные беседы Гитлера» — не можете не признать схожесть. 
Константин Леонтьев в работе «Владимир Соловьёв против Данилевского» отмечает, что Соловьев, перебрав, отбросил как негодные: русскую общину, науку, философию, искусство. Замечательный момент, у Леонтьева отсутствует, я нашел в другой работе: русскую науку Соловьев определил как собрание «чернорабочих, собирателей материала». В момент, когда Дмитрий Менделеев уже издал книгу «Органическая химия» (1861 г., в Британии переиздавалась 13 раз), открыл Периодический закон химических элементов (февраль 1869). Знаменитый в Европе и России химик Александр Бутлеров — тоже вне горизонта рассуждавшего о «русской науке» Соловьева. 

Апостол курсисток

Газета «Новое время» в статье «Два пророка» (1888) приводит отчет, репортаж, типичная его лекция: 

— Он (Соловьев) явился со своей диссертацией и своими публичными чтениями как талантливый, впечатлительный человек... Защищая в Петербурге свою диссертацию, он весь был проникнут спиритизмом, он бредил или верил в видения и рассказывал с воспаленными очами о «чудесах» спиритов, которых он видел в Лондоне. По самой натуре своей он был противник «грубого материализма» и «узкого позитивизма». В его чтениях виден был не столько философ и ученый, сколько лирик, действовавший преимущественно на впечатлительность женщин (курсив мой, — И.Ш.). В его аргументации постоянно видна именно лирика, не особенно глубокая, но всегда напряженная. Маска ученого его тяготила... 

Поясню свой курсив. Высшие женские курсы, «Бестужевские» (первый руководитель — профессор Бестужев-Рюмин). Там и царил Соловьев. В толковом словаре начала XX века «бестужевка» — два значения: 1) слушательница курсов Бестужева; 2) идеалистка. Роман «Распадъ» писателя того времени Боборыкина, прямая речь героини: «Для всѣхъ я “шалая” идеалистка. Однимъ словомъ “бестужевка!” У нихъ это нѣчто въ родѣ юродивой...» Из двух синонимов «курсистка» и «бестужевка» на мой слух более подходит Соловьеву — первое: «Апостол курсисток».
Возможное возражение. Не взял ли я для иллюстрации важного общественного течения, заявленного в очерке, — не случайного истерика, кумира истеричных курсисток, спирита? Но вспомним тяжелейший политический кризис России второй половины 19 века. Группа Желябова-Перовской убила царя Александра II. Его сын вступает на престол, окруженный советниками отца (Лорис-Меликов, Милютин). Чиновничество, судьи: искренние либералы или запуганные ими — недавно оправдали террористку Засулич. Общественное мнение Петербурга напоминало недавнюю толпу в США, покаянно целовавших ботинки черных из BLM. (Это при Трампе они быстро схлынули, а тогда, еще в 2024 году казалось: этот мазохизм — «всерьез и надолго».)
Российская элита, студенты… «вынесли на руках из здания суда и пронесли по Литейной оправданную Засулич и её адвоката Александрова». Точно так на руках выносили и взмокшего истерика Соловьева, когда он в заполненной аудитории зачитал свой ультиматум царю Александру Третьему: «Царь должен простить (цареубийц, — И.Ш.). Если он христианин, он должен простить. Если он действительный вождь народа, он должен простить. Если государственная власть вступит на кровавый путь, мы отречемся от нее!» Этот шедевр демагогии навек впечатан в историю России, известен, как и ответ императора в марте 1881года: «Помиловал бы, если покушались на меня, но убийц отца помиловать не могу».
Но сопоставим. Проходит несколько лет, другая группа террористов (с Александром Ульяновым), покушается уже на Александра Третьего лично, и… император их не прощает — вешает. И это Александр Третий — скала, на которой держалась Россия. Его благородство, прямодушие снискали признание и у его евро-врагов. А его ответ Соловьеву марта 1881 года — свидетельство морального давления. Господствовавшее общественное мнение, подстегиваемое Соловьевым, такой силы, что даже Александр Третий посчитал: террористов можно бы и простить, если б не… 

Понимаете весь трагизм? Царь только что принял громаднейшую ответственность, и ещё не сформулировал ту систему взглядов, решений, что и сделает его столпом империи. Возможно, в первые дни он и сам под влиянием болтунов эпохи Александра Второго? Всё общество требует, а Соловьев формулирует, грозит «отречемся от кровавой власти!»… А кстати, отец этого Соловьева в недавнем прошлом — учитель великого князя Александра: предмет — «Русская история»1
Может, я преувеличиваю тогдашнюю роль неприятного мне «философа»? Если бы… Два камнями стоящих факта. От лица либеральной массовки с требованием к царю обратился… — Соловьев. И не кому-то другому — именно ему ответил царь. И в обществе до февраля 1917 года (плюс, может, полтора месяца пьяного восторга) тотально воцарилась формула: Желябов + Соловьев = Общественное мнение. Известный афоризм Михаила Каткова о российской политике («Революционер — правительству: “Уступи, или я буду стрелять!”.  Либерал — правительству: “Уступи, или он будет стрелять!”»)… можно бы продолжить: «Соловьев — правительству: “Прости-отпусти революционера, или мы отвернемся от тебя!”» 

В.Г. Короленко, очерк «ДЕКЛАРАЦИЯ» В.С. СОЛОВЬЕВА»:

— Многие догматические взгляды Соловьева окутаны густыми, почти непроницаемыми метафизическими туманами. Но когда он спускался с этих туманных высот, чтобы прилагать те или другие основные формулы христианства к текущей жизни, он был иной раз великолепен по отчетливой ясности мысли и по умению найти для нее простую и сжатую формулу… 

А ведь все это «великолепие формул» — простое смешение, перенос евангельских заповедей личного поведения («возлюби врагов своих», «не убий») — на политику государств. Примитив на уровне карточного фокуса, расчет, что аудитория и не вспомнит (впрочем, так и происходило на его истеричных лекциях), что христианство еще за 1 500 лет до Соловьева стало государственной религией. Главы церквей не только оправдывали войны, но даже благословляли воинов, уходивших «убивать». Христианские монархи полтора тысячелетия казнили своих подданных, просто потому, что их государства оставались государствами, что и предполагало работу Судов, палачей. Даже вон Ницше, независимый ум, не чета «апостолу курсисток», при всех его насмешках над Бисмарком, немцами — бросил Швейцарию, прекрасную должность в университете и записался добровольцем в прусскую армию.
Как-то странно, до сих пор приклеив Соловьеву ярлык «философ», упорно не замечают громадного интеллектуального провала. Забыть разобранную всеми богословами философами истину (2 х 2 = 4): заповеди, адресованные личности прилагать к государственной политике — глупость на грани идиотизма, или... Мой вариант продолжения: «или на грани — подлости»; конечно, непривычен в очерках о «философе», но, возможно, вызовет согласие после нижеследующего сопоставления. Которого, увы, упорно избегают, не замечают пишущие о Соловьеве. А сопоставить надо бы его: 

а) требования к России (запрет суда над цареубийцами, объединение с католиками — под властью Папы Римского); 
б) Политикум Папы, пастыря, коему Соловьев планировал подчинить «православное стадо».

Римский папа того времени — Лев XIII. Недавно, в разгар войны России с Турцией, в 1878 году, Лев XIII призвал к новой «общеевропейской войне против православия и России». В меру своего влияния он организовывал «Крымскую войну-2». Папа благословил даже турецкую армию против российской, спасавшей от резни балканских христиан. Точные слова — Папы Льва XIII: «Чем скорее будет подавлена схизма (Православие на папском жаргоне, — И.Ш.), — тем лучше… рука Божия может руководить и мечом башибузука».  (Башибузуки — главные головорезы турецкой армии.)
Что известно о том периоде истории, войнах, когда Соловьев «передергивал карты», подменял личные заповеди и политику государств? Когда он планировал сделать именно Российскую Империю — Полигоном непротивления, всепрощения? Колониальные войны по всему миру. Британия после победы в Крымской (Восточной — по принятому в Европе обозначению) войне завоевывает половину Африки, подавляет Восстание сипаев в Индии. Другой победитель в Крымской войне (которую Папа Римский требует повторить!) — Франция, — завоевывает Западную Африку, Индокитай… Будущий кайзер Вильгельм Второй, грядущий монстр милитаризма, инициатор Первой Мировой — уже полковник германской армии, постигает военные науки. В общем, — будничная жизнь христианских государств, чьим главам соловьевы не ставили ультиматумов всепрощения Но… рука Божия может руководить и мечом башибузука (если он рубит русских). 

Литературный оммаж (присяга) Папе

Лев XIII, как утверждают справочники, «опубликовал 88 энциклик — больше, чем кто-либо из его предшественников или преемников»… В 2000 году исследователь творчества Соловьева — Н. Кортелев — опубликовал в журнале «Наше наследие» (№ 55, 2000 г.) удивительную анкету, ответы «философа» — Татьяне Сухотиной (дочери Льва Толстого). «Любимыми иностранными прозаиками» Соловьев назвал Гофмана и папу Льва XIII. Публикуя анкету, Котрелев честно уведомляет, что часть ответов были — полушутливые. Итак:

Ваши любимые качества в мужчине. — Юмор.
Ваше любимое занятие. — История религий и тайные науки.
Что Вам представляется самым большим несчастьем? — Быть женою Победоносцева.
Ваш любимый русский прозаик. — Я сам, Страхов, митрополит Филарет и Катков.
Ваш любимый иностранный прозаик. — Гофман, папа Лев 13 и Боссюэт.

Комментарий Н. Котрелева: «Соловьев уже ощущал себя преследуемым властью — К.П. Победоносцевым, — и возлагал огромные надежды на Льва XIII, римского папу, знаменитого своим латинским стилем (...)». Тут ценен даже не перл пылко-блудливого воображения Соловьева («Быть женою Победоносцева»), а пример серьезной текстологической работы Котрелева. Квалифицированному публикатору, каким, безусловно, он является, необходимо датировать публикуемый фрагмент, и как реальную зацепку на временной шкале он использует это: «Когда Соловьев уже ощущал себя преследуемым властью — Победоносцевым, в частности». — Именно так творятся легенды и «делаются Соловьевы». Штамп от Бердяева: «одиноко-непонятый». От Aлександра Блoка: «Pыцарь-монах». Теперь: «Преследуем властью, Победоносцевым, в частности»…
Но факты? Преподавание «одиноко-непонятого философа» в двух ведущих российских университетах — было; дорогостоящие командировки в Лондон, Египет — были; ставка в Ученом комитете при Министерстве народного просвещения — была. Даже причину ухода из Петербургского университета очень благожелательная к Соловьеву статья в «Википедии» делит поровну между: интригами бывшего его покровителя, некоего Владиславлева, и возможно, все же последствиями той публичной речи в защиту террористов-цареубийц. Но уходы с кафедр случаются в научной среде постоянно, сравнивать это, например, с муками, академическими бойкотами Менделеева — даже неприлично. Тут просто… на минутку накрыли платком клетку попугая… 
Поэты «Серебряного века» начиная с Блока, объявляли себя «учениками» Соловьева. Публика носила его с кафедры на руках, точно как метров 100 пронесли оправданную террористку Засулич с адвокатом — героем дня. Только представить носимых на руках «коллег» Соловьева: Паскаль, Гегель, Кант, Шопенгауэр… — разрыв мозга! Пошлость «философа Соловьева» была симметрична пошлости его аудитории. 

Судьба приживальщика-2

Предшественник, «катОлизатор России» Чаадаев, не умея вести хозяйство, — одноразово продал своих крепостных — для поездок по Европе, откуда и привез оду католичеству-освободителю и проклятие православию за одобрение «рабства». Далее он — приживальщик в поместье тетки Щербатовой, в доме Левашовых. 
Соловьев, соблюдая «кодекс катОлизатора», оставался вечным бобылем, приживальщиком то у Трубецких, то в семействе графа Алексея Константиновича Толстого, но отличился от Чаадаева, сохранился в воспоминаниях как настойчивый прилюдный воздыхатель по хозяйке. Мемуаристы свидетельствовали, что его постоянный лепет о Софье Андреевне (жена, а потом вдова Алексея Константиновича) — выходил за рамки приличий. Он повторял, что «философский образ Софии» его сочинений — результат влияния Софьи Андреевны, что и в спиритических сеансах она являлась, диктуя ему тезисы. 
Записной «Патриарх Серебрянного века», а в реале: бобыль, приживальщик — немного смешно, однако стяжал Соловьев и титул похлеще — прообраз Алеши Карамазова! В Инете есть книга, где автор некий Петер Зубофф (похоже, эмигрант первой волны) утверждал что именно «Соловьёв вдохновил Достоевского на создание образа Алёши Карамазова в романе “Братья Карамазовы”». 
Да уж. Если при жизни угодить такой мощной массовке, то и после смерти влиятельная клака обеспечит титулами. Еще странно, что не выяснили, не объявили, что это Соловьев навеял четырем небезызвестным авторам: Матфею, Луке, Марку, Иоанну — центральный образ «их произведений». Но «исследователя» клакера Петера Зубоффа я готов опровергнуть и по сути. Вспомните спор Алёши Карамазова с братом Иваном: «Можно ли простить помещика, из прихоти убившего сына своего крепостного, ребенка?» И «добрый Алёша», к которому исследователь подтягивает Соловьева, отвечает: «Казнить!» 
Но Владимир Соловьев, требовавший от царя простить террористов, по обычной своей экзальтированной подлости — перешагнул через тело убитого 1 марта 1881 года — ребенка, 14-летнего Коли Захарова. Вместе с царем подопечные Соловьева убили четырёх человек и ребенка, о котором «апостол курсисток» легко забыл ради своей «минуты славы», сияния на трибуне и последующего выноса на руках истеричных пошляков. 

Как иногда выражаются: «в каждой шутке есть доля шутки», и в какой-то мере бобыля, бессемейного приживальщика Соловьева действительно можно назвать Патриархом — Патриархом Декаданса. Авраамом-Иаковом серебряновековой интеллигенции. Его многочисленное, «как песок морской», потомство: русские декаденты, та часть общества, что сформировала и присвоила себе «общественное мнение», работала, сколько могла, на поражение России в двух войнах, на победу трех революций. И в итоге сделала состояние романовской России, протокольно выражаясь: «несовместимым с жизнью».

Примечание:

1 «История России с древнейших времен» Сергея Соловьева. Потрясающий контраст с Карамзиным. Сухое чтение, лекторские повторы и обороты. Но годится как справочник.

5
1
Средняя оценка: 3.6
Проголосовало: 5