Ко Дню филолога. Редакторские мульки

25 мая в России отмечается День филолога, профессиональный праздник людей, посвятивших свою жизнь филологии. Праздник отмечаются вслед за Днем славянской письменности и культуры — Днём святых Кирилла и Мефодия (24 мая). Сей день объединяет лингвистов, преподавателей в области языка и литературы, библиотекарей, специалистов-переводчиков и всех, кто имеет филологическое образование.

Почему я пользуюсь эрративацией (фразеологическим искажением), не употребляя языка «падонков». И почему лингвозрение не равно грамотности.

Предисловие

Под понятием «лингвозрения» подразумевается редакторское видение текста, его лингвистической составляющей. Что вмещает в себя не только грамматику-орфографию, но и течение слов, лёгкое бунинское дыхание строк…
Затеяв статью о редакторских мульках, понял, что текст выходит довольно-таки наукообразным. Оттого как тема, в нём затрагиваемая, касается глубоких лингвистических материй: инновационно фиксируемых именно сегодня, сейчас. По-простому — язык (и бытовой, и литературный) постоянно модифицируется, меняется. И правильно делает: «…расширяйте словарь, увеличивайте свои дивиденды» (Бродский).
Это и речевые практики, структурирование текста, синтез-лексика коммуницирования в интернете и реальной жизни, лексические неологизмы, грамматические сдвиги, не счесть… 
Потому постарался упростить манеру изложения, придав ей научно-популярную направленность. Что получилось — смотрите. 
Итак…

Вдруг выявил у себя интересный редакторский прикол: из разряда эрративации — намеренного искажения слов, фраз. 
Фокус связан с тем, что везде в соцсетях, мессенджерах, комментах я нарочно «пешу с ашипками». И это неспроста. 
Ведь чтобы редактору, тем более корректору, человеку априори грамотному и в текстах скрупулёзному, написать коряво — надо ещё и попытаться! Надобно применить технику: «…умение создавать расстояния и организовывать время», — говорил Маяковский об «обстругивании» стихов — как бы в отдалении от собственно «ямба и хорея». — Постараться специально ставить неправильные буквы. Коверкая, искривляя «хороший» вокабуляр.
Что является чисто корректорской мулькой. И по ходу не я первый её выдумал, но тем не менее… «Обстру́гиванию» редактируемого произведения — способствует. Некое упражнение для глаз: прокачка цепкости взгляда, «лингвозрения» — в помощь визуализации материала. Спросите, почему, зачем?
Отвечу…

Родной «олбанский»

«Это очень тонкая грань. <…> В этом и есть самый прикол».
Дм.Соколовский, «Удав»¹ 

Вообще «неправельное песание», язык «падонков» — были основой основ, фундаментом зарождения Рунета: с середины 90-х и далее. Как Майкл Джексон в 80-х сориентировал и классифицировал (стигматизировал с положительным наклонением) поп-музыку на десятилетия вперёд, так «олбанский русский» впитал, вместил в себя несколько поколений продвинутых (и не только) юзеров. И сегодня, кстати, с ностальгическим удовольствием посещающих любимые «Удавкомы» (шефф Дм.Соколовский, по сию пору «ру́лет»), «Литпромы» (Э.Багиров, Царства Небесного), «Пикабу»-«Анекдоты» и т.д.
Лично я, чессговоря, не был почитателем «падонкавского» новояза. Посему сведениями о внутренней кухне тех ресурсов обладаю поверхностно.
Но продолжим…

То же самое было в английском. Точнее, сначала — в сленговом «низовом» английском. Зародившемся в увертюре XIX в., — когда Российская Империя только ещё зачитывалась переформовкой(рифмовкой) Радищевым на русский лад сентиментально-путешественнических французских романов. 
Хотя толчок, можно сказать, современной эрративации дал именно Радищев, ни с того ни с сего (по наитию) сломав церковное причастие мужского рода «лающий». [По-церковнославянски было бы «лающ».] 
Помните знаменитый, растиражированный в будущем славистами всех мастей эпиграф к «Путешествию…»: «Чудище о́бло, озо́рно, огромно, стозевно и ла́яй» [перепевка «Энеиды» Вергилия]. — Эрратив «лаяй» — это сломанное «лающе»: «Чудище ла́юще» — причастие ср. рода.
Сам того не ведая (но будучи несомненным гением), на века дав сей «ломаной» семантикой элемент глобального неверия к происходящему, к общественно-политическому режиму в том числе. В частности, осудив самодержавное крепостничество.
 
Тут было бы крайне увлекательно этимологически проследить развитие также пальцево́й, блатной (тюремной) культуры общения. Переплывшей через океан из Европы и Британии в Новый Свет и приобретшей свежекриминальные коннотации. Что потом впитал в себя уже русский блатной тюремный люд XX века. 
Но — слишком уж обширная задача, требующая отдельных изысканий. Чуть отличающаяся от исследований «дна жизни» Достоевского, Крестовского, Прыжова. Также от языка (бесспорно яркого, фантазийного) наркоманов и гопников. 
Притом что к нашей теме — проблеме дисбаланса интеллекта с грамотностью — имеет прямое отношение!
Зэки, владея чрезвычайно низовой, «подматрасно»-маргинальной формой лексики (иначе там никак, не до сантиментов) располагали порой незаурядным интеллектом, видением социальных перспектив и революционных движений. Невзирая на бандитско-воровские наклонности.
Отвлеклись… 

Пролистнём «по-бырому»

Фонетический принцип оформления референтики «падонков» не страдал этимологической приверженностью: был прост, понятен широким слоям населения, в приоритете молодым. Поэтому с увертюры 2000-х — весьма популярен. 
Впоследствии уже наука Лексикография методологически скрепила «падонковские» вирши модульными стандартами. Причесала их, приведя в «приличный» филологический вид. Посему интересно по-быстрому пролистнуть нарративизацию реестра. 

Смотрите…

• Это и (относительно) новомодные «литуративы» (мнимые тексты), и «хэштеги-аббревиация». (Инет-приёмы)
• И «макаронизация» — тривиальное засорение языка: ментального ряда. 
• Всяческие «агнонимы» — диалектизмы-архаизмы-фразеологизмы.
• И риторически-алогичные «анаколу́фы» — близкие футуристической зауми, чеховскому юмору и тем же «эрративам»-искажениям. 
• Последние сорняком прорастают во всевозможные «плеоназмы» (повторы), античные «солецизмы» (кривобокие построения), «амфиболии-эллипсисы» (двусмысленности-пропуски), не суть…

Профессионально конструированных филологических терминов сонмы.
Я же — вернусь к своему «изобретению»: специальному «искривлению» в профессиональной литературно-корректорской деятельности. Что это даёт редактору?
К слову, терминологии, связанной с моим лингво-«приколом», не нашёл в научной литературе. (Плохо искал?) Так что вполне можно соорудить кандидатскую диссертацию с названием: 

«Как намеренная безграмотность письма содействует увеличению продуктивности среднего мозга и цепкости лингвореакции в прогрессии».

Но — прежде чем дать пояснение «хитрому» трюку с буквами, давайте пробежимся по глобальной культуре «встроенности», также социолингвистике. Это сопредельные с моим небольшим анализом вопросы.

Тотально-вербальные проблемы

Наш многообразный полиэтнический социум вынуждает научное сообщество усомниться в дальнейшем укреплении языкового поля. И даже совсем наоборот, увы. Конфессиональная насыщенность, перераспределение традиционных религиозных пертурбаций тому порука. 
Этнос постепенно становится не равен фактору экономических привилегий. Производственные нормы не коррелируют с «мультикультурой» в кавычках этнических групп. [Замечали, вероятно, чего греха таить.]
То есть по-своему «они» — умны и талантливы. На деле ж — на бумаге: в школе, на работе, связанной с умственным трудом, скреплённым с российскими(!) реалиями, — банально безграмотны. [Речь о полиэтносе.]
Их никто не обвиняет в отсутствии интеллекта. Он у них есть, и очень даже неплохо себя чувствует в определённых обстоятельствах. Грамотности же — начиная с написания слов, предложений, да элементарно культуры общения! — нуль.
Плавильный котёл, воспринимавшийся позитивно ещё пару-тройку десятилетий назад, уже не мнится благом. Ассимиляция метрополиями широких миграционных масс достигла предела. Толерантность — стала равна Безразличию. В этом соль проблемы.
И (по статистике) если численность нетитульного этноса будет превышать демографические нормы, гетерогенное (разнородное) общество станет неуправляемым. И в первую очередь — неуправляемым в когнитивном отношении. Межвидовом. Интернациональном, — изрекали в СССР.

The Final

Теперь непосредственно о редакторском «фокусе»…

Я коверкаю звукоряд в бытовом (сетевом) письме. Специально (непризвольно-рефлективно) фиксируя «ачипятку» взглядом, в памяти, подкорке: палитре смыслов. Ведь если писать намеренно грамматически верно, в том кроется подвох — вышло бы на автомате, «не глядя». Умышленно не корректируя и не возвращаясь. [Из программы «слепой» техники печатания.]
И вот заметил любопытную штуку, дескать, эта вот буквенная эрративизация (девиантность) не абстрагирует меня от написанного. А — заставляет думать. 
Потом, читая тексты из журнального «самотёка» (у меня штук десять ресурсов), обнаружил, что после подобных экзерсисов взгляд намного веселей, оперативней цепляет блошки и «ашипки-апичатки». Внимательный редакторский выстрел-прищур не замыливается, не зашоривается. 

Визуализируя свои неточности, я привыкаю чётче лицезреть «нИточности» других. 

Такое вот физиологическое наблюдение, — позволяющее рентгенировать чужие проколы и ляпы более досконально, чем раньше. 

P.S. Да… И не забывайте о «шЮтке юмора». Которой автор не преминул воспользоваться при обработке данного «научного» материала. Грамотей он ещё тот, — не говоря о «высокой» интеллектуальной составляющей… IQ-то у него — за 200 вываливается.

Примечание:

¹ Из интервью с Дм.Соколовским, 2007 г. «Прочтение».