Подвиг христианской проповеди. Часть VIII

(к 150-летию создания повести Н.С. Лескова «Соборяне»)

Близко к тебе слово, в устах твоих и в сердце твоём,
 то есть слово веры, которое проповедуем
(Рим. 10: 8)

(часть I в №148, часть II в № 149, часть III в № 151, часть IV в № 152, часть V в № 153, часть VI в № 154, часть VII в № 155)  

Часть VIII. «Ваше преподобие, честная протопопица»

Бережность и деликатность в раскрытии писателем духовной жизни его героя отражается и в личных записях Савелия Туберозова о его голубке-жене. Это идеальная супружеская пара – любящая, единодушная, верная.
Только однажды протопоп, измученный деспотизмом властей, когда после очередного доноса снова был «осрамлён в губернии» (IV, 35), позволил себе пожалеть о своём супружестве и о том, что не стал монахом: «Возвращаясь домой, целую дорогу сетовал на себя, что не пошёл в академию. Оттоль поступил бы в монашество, как другие; был бы с летами архимандритом, архиереем; ездил бы в карете, сам бы командовал, а не мною бы помыкали. Суетой сею злобно себя тешил, упорно воображая себя архиереем, но, приехав домой, был нежно обласкан попадьёй и возблагодарил Бога, тако устроившего, яко же есть» (IV, 35). 
Не случайно в православ¬ной традиции семья считается малой Церковью. Христианский брак – истинное Таинство во образ духовного союза Христа с Церковью, и любить в супружестве надо так, «как Христос возлюбил Церковь и предал Себя за неё» (Еф. 5, 25); «уразуметь превосходящую разумение любовь Христову, дабы <…> исполниться всею полнотою Божиею. <…> Со всяким смиренномудрием, и кротостию, и долготерпением снисходя друг ко другу с любовью, Стараясь сохранять единство духа в союзе мира» (Еф. 3: 19; 4: 2–3). В благоговейной красоте брачных венцов – и царственность человека как венца творения, и знамение духовной победы, и напоминание о необходимости в чистоте хранить эту красоту. 
Матушка-попадья – «ваше преподобие, честная протопопица Наталья Николаевна» (IV, 27), как обращался к ней дьякон Ахилла, – в ряду любимых положительных героинь Лескова. В реальной обыденной жизни писатель сумел увидеть идеальную женщину – православную христианку и праведницу. «Душа по природе христианка» (XI, 456) – это изречение Тертуллиана любил повторять Лесков. Христианское любящее начало – духовная основа его положительных героинь. Главные черты их облика – добро и духовная красота, сравнивая с красотой иконописной. Как правило, эти женщины рисуются автором так, что почти всегда остаются на втором плане, однако значение их в жизни главных героев лесковских произведений далеко не второстепенно. 

Так, именно жена Савелия Туберозова – добрый ангел домашнего очага, хранительница семейного покоя и счастья с избытком, в котором с благодарностью и нежностью признаётся в своём дневнике протопоп, рисуя настоящую супружескую идиллию: «7-го августа. Всю ночь прошедшую не спал от избытка моего счастия и не солгу, если прибавлю, что также и Наташа немало сему бодрствованию способствовала. Словно влюбленные под Петров день солнце караулят, так и мы с нею, после пятилетнего брака, своего, сегодняшнего солнца дождались, сидя под окном своим. Призналась голубка, что она и весьма часто этак не спит, когда я пишу, а только спящею притворяется, да и во многом другом призналась. Призналася, что вчера в церкви, слушая моё слово, которое ей почему-то столь много понравилось, она дала обет идти пешком в Киев, если только почувствует себя в тягости. Я этого не одобрил, потому что такой переход беременной не совсем в силу; но обет исполнить ей разрешил, потому что при такой радости, разумеется, и сам тогда с ней пойду, и где она уставать станет, я понесу её. Делали сему опыт: я долго носил её на руках моих по саду» (IV, 40–41).
Сознавая, что домашняя атмосфера играет столь благодатную роль в жизни каждого человека, и особенно «белого» духовенства, отец Савелий даже собирался издать «рецепт» – поделиться своим личным опытом благоустроения семейных отношений: «10-го августа, утром. Пришла мне какая мысль сегодня в постели! Рецепт хочу некий издать для всех несчастливых пар – как всеобщего звания, так и наипаче духовных, поелику нам домашнее счастие наипаче необходимейшее. Говорят иносказательно, что наилучшее, чтобы женщина ходила с водой против мужчины, ходящего с огнём, то есть дабы, если он с пылкостию, то она была бы с кротостию, но всё это, по-моему, ещё не ясно, и притом слишком много толкований допускает; а я, глядя на себя с Натальей Николаевной, решаюсь вывесть, что и наивернейшее средство ладить – сие: пусть считают друг друга умнее друг друга, и оба тогда будут один другого умней» (IV, 42).

В самом деле, попадья настолько чтит своего супруга, что ставит его гораздо выше царя Соломона – легендарного библейского мудреца – и находит тому неоспоримое, с её точки зрения, логическое доказательство. Сцена диспута протопопицы с ритором не может не вызвать добродушной улыбки: «9-го августа. Заношу препотешное событие, о чём моя жена с дьяконовым сыном-ритором вела сегодня не только разговор, но даже и спор. Это поистине и казус и комедия. Спорили о том: Кто всех умнее? Ритор говорит, что всех умнее был Соломон, а моя попадья утверждает, что я, и должно сознаться, что на сей раз роскошный царь Сиона имел адвоката гораздо менее стойкого, чем я. Ох, сколь же я смеялся! И скажите, сделайте ваше одолжение, что на свете бывает! Я всё это слышал из спальни, после обеда отдыхая, и, проснувшись, уже не решился прерывать их диспута, а они один другого поражали: оный ритор, стоя за разум Соломона, подкрепляет своё мнение словами Писания, что “Соломон бе мудрейший из всех на земли сущих”, а моя благоверная поразила его особым манером: “Нечего, нечего, – говорит, – вам мне ткать это ваше: бе, да рече, да пече; это ваше бе, – говорит, – ничего не значит, потому что оно ещё тогда было писано, когда отец Савелий ещё не родился”» (IV, 41–42).
В праздник Преображения Господня, именуемый в народе Яблочный Спас, духовному зрению отца Савелия в полной мере открываются спасительные сокровища души его смиренной жены: «6-го августа, день Преображения Господня. Что это за прелестная такая моя попадья Наталья Николаевна! Опять: где, кроме святой Руси, подобные жёны быть могут? <…> Как бы в некую награду за искреннее слово моё об отраде пещись не токмо о своих, но и о чужих детях, Вездесущий и Всеисполняющий приял и моё недостоинство под свою десницу. Он открыл мне днесь всю истинную цену сокровища, которым, по безмерным щедротам Его, я владею, и велел мне ещё преобразиться в наидовольнейшего судьбою своею человека. Только что прихожу домой с пятком освящённых после обедни яблок, как на пороге ожидает меня встреча <…>: то сама попадья моя Наталья Николаевна, выкравшись тихо из церкви, <…> стоит стопочкой на пороге, но стоит не с пустыми руками, а с букетом из речной лилеи и садового левкоя» (IV, 36–37). 

Протопопица, «со всею своею превосходною скромностью и со всею с этою женскою кокетерией, которую хотя и попадья, но от природы унаследовала» (IV, 38), словно передаёт супругу тайное послание на языке цветов. Согласно символике растений, лилия – символ чистоты, невинности, скромности; левкой – нежность, неподвластная времени красота; роза – символ любви. Савелий Туберозов без труда разгадал это безмолвное иносказание. От полноты сердца заносит он в свой дневник запись о жене: «моя лилейная и левкойная подруга, моя роза белая, непорочная, благоуханная и добрая» (IV, 39). В бездетном браке «жена добрая и не знающая чем утешать мужа своего» (IV, 38), лишённая возможности подарить ему в утеху дитя, решила порадовать мужа в праздник хотя бы скромным букетом: «токмо речною лилеею и садовым левкоем встретило меня в этот день её отверстое в любви и благоволении сердце! В тихой грусти, двое бездетные, <…> пали мы ниц пред образом Спаса и много и жарко молились Ему <…> оба мы стали радостны, как дети» (IV, 38). 
Отец Савелий признаёт в супруге достоинства, превосходящие его собственные: «Замечу однако, что и в сем настроении Наталья Николаевна значительно меня, грубого мужчину, превосходила как в ума сообразительности, так и в достоинстве возвышенных чувств» (IV, 38). Попадья пыталась разузнать у мужа, который в молодые годы был «столь собою пригож», что «все девицы не только духовные, но даже и светские» о нём вздыхали, не проявил ли он в юности «легкомыслия» и «нет ли где какого сиротки»: «Вспомни, голубь мой: может быть, где-нибудь есть тот голубёнок, и если есть, пойдём и возьмём его!» (IV, 38–39). 

Протопоп поражён величием и чистотой души своей жены: «Тут уже я, что она сказать хочет, уразумел и понял, к чему она всё это вела и чего она сказать стыдится; это она тщится отыскать моё незаконное дитя, которого нет у меня! Какое благодушие! Я, как ужаленный слепнем вол, сорвался с своего места, бросился к окну и вперил глаза мои в небесную даль, чтобы даль одна видела меня, столь превзойдённого моею женой в доброте и попечении. <…> Мало что она его хочет отыскивать, она его уже любит и жалеет, как неоперённого голубёнка! Этого я уже не снёс и, закусив зубами бороду свою, пал пред ней на колени и, поклонясь ей до земли, зарыдал тем рыданием, которому нет на свете описания» (IV, 39). 
Верная подруга своего мужа, Наталья Николаевна стоит за него горой, всегда готова ему услужить, побеспокоиться об удобстве бытовой стороны жизни, окружить лаской, вниманием, заботой: «Все эти приготовления и тщательность, с которою они исполнялись, свидетельствовали о великом внимании протопопицы ко всем привычкам мужа» (IV, 24).
Но простодушной «маленькой протопопице» (IV, 25) поначалу не дано постичь во всей мере духовную мощь Савелия Туберозова. Свидетельство тому – один из семейных диалогов: «она осведомилась о его жажде.
– Жажда? – повторил за женою Савелий, – да, я жажду.
– Чайку?
Протопоп улыбнулся и, поцеловав жену в темя, сказал:
– Нет, истины» (IV, 230).
Брач¬ные узы не простое взаимное угожде¬ние мужа и жены друг другу, не сфера удовольствий и наслаждений. Счастье супругов-христиан прежде всего – в угождении Богу, совместном исполнении Его заповедей и своих брачных обетов любви, единодушия, верности в радости и печали, в здоровье и болезни, в богатстве и в бедности, пока смерть не разлучит, – поприще, которому нужно отдавать все силы до последнего вздоха. 

Именно так поступает Наталья Николаевна, являя образец жертвенной, истинно христианской любви. Во всё время пребывания опального протопопа в ссылке «честная протопопица» (IV, 27) находилась при нём неотлучно, забывая о себе и, как всегда, «сберегая покой мужа, ухаживала за ним» (IV, 122). Отец Савелий, оберегая жену, «осуждал её хлопотливость и заботливость» (IV, 261). При отсутствии средств к существованию немолодая уже, слабая здоровьём женщина «обходилась без прислуги и брала на себя труды, вовсе ей непривычные и непосильные. <…> она копала <…> картофель, рубила капусту и ходила сама со своим бельём на реку» (IV, 261). Безропотно хранит Наталья Николаевна в тайне принесённую ею жертву, «тщательно скрывая всё это от мужа» (IV, 261). Но «её годы и её плохое здоровье этого не вынесли, и она заболела и слегла» (IV, 261).
К концу жизни простодушная хлопотунья-протопопица настолько внутренне возрастает, что становится способной укрепить силы Савелия духовно, а не только попечением о заботах житейских. Она всей душой поддерживает протопопа в его праведном деле и не даёт отступить. Видя, как от гонений за правду, страдает не только он сам, но и его смиренная жена, Туберозов ради своей благоверной готов был покориться, но протопопица в самоотверженной любви своей к Богу и мужу этого не допустила:
«– Прости, – прошептала Наталья Николаевна.
– Что прости? Ты меня прости, – отвечал протопоп и с жаром взял и поцеловал женину руку. – Я истерзал тебя моею непокорною нравностью, но хочешь... скажи одно слово, и я сейчас пойду покорюсь для тебя... 
– Что ты, что ты! Никогда я не скажу этого слова! Тебя ли мне учить, ты всё знаешь, что к чему устрояешь!
– К чести моей, друг, всё сие переношу.
– И Боже тебе помогай, а обо мне не думай» (IV, 262).
    
Протопоп Савелий Туберозов по психологическому складу напоминает непокорённого древнерусского протопопа-старообрядца Аввакума (1620–1682), а Наталья Николаевна стойкостью и верностью гонимому мужу похожа на Анастасию Марковну – жену Аввакума. Об этом ярко свидетельствует, например, следующий эпизод из жизни супругов – страдальцев за веру, включённый в автобиографический житийный памятник XVII века «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное» (1672): «В одну пору протопопица, бедная, брела-брела да и повалилась, и встать не может. <…> После мне, бедная, пеняет: “Долго ль-де, протопоп, сего мучения будет?” И я ей сказал: “Марковна, до самой до смерти”. Она же в ответ: “Добро, Петрович, тогда ещё побредём”» (1).
В «Соборянах» Савелий Туберозов, потрясённый величием души своей скромной жены, обращается с горячим благодарением к Господу, соединяя в своей молитве мысль о Боге, о святой Руси, о целомудренной русской женщине: «Да и вправду, поведайте мне времена и народы, где, кроме святой Руси нашей, родятся такие женщины, как сия добродетель? Кто её всему этому учил? Кто её воспитывал, кроме Тебя, Всеблагий Боже, Который дал её недостойному из слуг Твоих, дабы он мог ближе ощущать Твоё величие и благость» (IV, 39).

Если Л.Н. Толстой (1828–1910) в «Послесловии к “Крейцеровой сонате”» (1890) считал: «Вступление в брак не может содействовать служению Богу и людям» (2), – то Лесков, который, согласно его же словам, «разномыслил» с яснополянским мудрецом по многим вопросам, утверждал, что в своём союзе мужчина и женщина могут стремиться «к достижению высших целей бытия» (XI, 488). Более того – женщина не только не «разъединяет» мужчину с людьми, но писатель говорит о «возвышающей женщине» (курсив Лескова – А. Н.-С.), «возносящей дух мужчины выше и объединяющей его с Божеством» (курсив мой – А. Н.-С.) (XI, 489). 
Отходящая к вечной жизни верная спутница и помощница своего многострадального мужа видит перед кончиной знаменательный сон: «Наталья Николаевна свернулась калачиком и заснула, и ей привиделся сон, что вошёл будто к ней дьякон Ахилла и говорит: “Что же вы не помолитесь, чтоб отцу Савелию легче было страждовать?” – “А как же, – спрашивает Наталья Николаевна, – поучи, как это произнести?” – “А вот, – говорит Ахилла, – что произносите: Господи, ими же веси путями спаси!” – “Господи, ими же веси путями спаси!” – благоговейно проговорила Наталья Николаевна, и вдруг почувствовала, как будто дьякон её взял и внёс в алтарь, и алтарь тот огромный-преогромный: столбы – и конца им не видно, а престол до самого неба и весь сияет яркими огнями, а назади, откуда они уходили, – всё будто крошечное, столь крошечное, что даже смешно бы, если бы не та тревога, что она женщина, а дьякон её в алтарь внёс. “В уме ли ты, дьякон! – говорит она Ахилле, – тебя сана лишат, что ты женщину в алтарь внёс”. А он отвечает: “Вы не женщина, а вы сила!” – и с этим не стало ни Ахиллы, ни престола, ни сияния» (IV, 262). 

Чудесное внесение в алтарь праведницы, воплотившей духовно-нравственное совершенство, содержит ассоциацию с Введением во храм Пресвятой Богородицы, Введением Её в Святая святых, посвящением Богу. «Дивного Бога Дивная Мати от начатка Своего и до конца Своего есть дивна, – говорит святитель Димитрий Ростовский. – <…> Дивна в преставлении: ибо гробом Своим не в землю нисходит, но в небо восходит» (3). Святая Церковь учит: «Вся добра еси ближняя моя, и порока несть в Тебе». Также «дивно преставление» кротчайшей Натальи Николаевны: «Славно мне, славно, не будите меня! И Наталья Николаевна заснула навеки» (IV, 263).
Создавая различные психологические типы своих героинь, Лесков нередко обращался к теме евангельских сестёр Марфы и Марии – учениц и последовательниц Христа. Евангелие от Луки повествует, как Христос пришёл «в одно селение; здесь женщина, именем Марфа, приняла Его в дом свой; у неё была сестра, именем Мария, которая села у ног Иисуса и слушала слово Его. Марфа же заботилась о большом угощении и, подойдя, сказала: Господи! или Тебе нужды нет, что сестра моя одну меня оставила служить? скажи ей, чтобы помогла мне. Иисус же сказал ей в ответ: Марфа! Марфа! ты заботишься и суетишься о многом, а одно только нужно; Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у неё» (Лк. 10: 38–42). 

Эта линия противоположных женских типов демонстрирует оппозицию между внешней беспокойной деятельностью, хлопотливостью и вдумчивым самоуглублением, одухотворённой созерцательностью, концентрированностью на внутреннем мире. На «многозаботливых Марф» и «безвестно совершающих своё течение Марий», которым «надо ликовать или мучиться» (9, 126), поделил Лесков своих героинь в романе «На ножах». 
Однако деление это условное. Идеальные женские образы сочетают в себе то и другое: духовную сосредоточенность в любви к Богу и «многозаботливость» в деятельной любви к ближнему. Такова в «Соборянах» жена протопопа Туберозова.
Отдельная повесть Марфе и Марии, которую Лесков намеревался написать «скоро и с любовью», осталась в наброске. В черновом автографе неоконченного произведения с подзаголовком «Марфа и Мария» тема евангельских сестёр переосмысливается писателем, звучит по-новому: «Мы уважаем Марию, которая научила нас, как надо себя понимать, но знаем, что Марии не пришлось бы всё это узнать и открыть нам, если бы её не вскормила своими заботами многопечальная Марфа, и за то мы считаем, что всё добро, которое нам открыла Мария, пришло к нам через Марфу, и без её трудов и забот не слыхать бы нам научений Марии» (4). 
Таким образом, оппозиция между Марфой и Марией у Лескова снимается, один женский тип дополняется и уравновешивается другим. Марфа у писателя уже не просто «многозаботливая», но «многопечальная»: без её забот и печалей не открылась бы дверь в духовную жизнь, олицетворённую Марией. В Новом Завете сказано, что Христос любил обеих: «Иисус же любил Марфу, и сестру её, и Лазаря» (Ин. 11: 5). Знаменательно, что эти женщины умолили Христа воскресить их брата Лазаря. И именно Марфе сказал Господь: «Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрёт, оживёт. И всякий, живущий и верующий в Меня, не умрёт вовек» (Ин. 11: 25–26).

Примечания
1) Житие протопопа Аввакума, им самим написанное // Понырко Н.В. Три жития – три жизни: Протопоп Аввакум, инок Епифаний, боярыня Морозова – Тексты, статьи, комментарии. – СПб.: Пушкинский Дом, 2010. – С. 51.
2) Толстой Л.Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. – Т. 27. – С. 87.
3) Цит. по: Земная жизнь Пресвятой Богородицы. – М.: Сибирская Благозвонница, 2015. – С. 376.
4) Marcade Jean-Claude. Обзор некоторых неизданных рукописей Н.С. Лескова //Leskoviana. – Bologna, 1982. – Р. 237.